Изумительное буйство цвета - читать онлайн книгу. Автор: Клэр Морралл cтр.№ 40

— На следующей неделе мы отправляемся в Австралию, — говорит Алисон, — на Большой Барьерный риф.

Они ныряют. Поднимаются утром в 6.45, ничего никогда не едят с сахаром, имеют три отпуска в году, во время которых занимаются подводным плаванием.

— Наша жизнь по сравнению с вашей должна казаться вам очень унылой, — говорю я.

— Да нет, конечно, — говорит Джереми. — Вы же только что побывали в Нью-Йорке. А мы были там всего лишь на конференции.

— Да, в самом деле… — говорю я.

Вмешивается Джеймс:

— А я-то думал, что вы в прошлом году побывали на Большом Барьерном рифе.

— Да, — говорит Алисон. — Но это было так замечательно, что нам захотелось повторить удовольствие. Вам действительно нужно поехать с нами. Вам бы это понравилось, обоим.

И с чего она взяла, что нам бы это понравилось, если она, по сути, нас совсем не знает? Я смотрю на их слегка загорелые лица и подтянутые, стройные фигуры и нисколько им не завидую. Они живут ради своей работы, ради этой элегантной гибкости, ради успеха, но я чувствую, что на своем пути они упустили что-то самое важное. У них всего лишь один сын, и тот с физическим изъяном. И все же им лучше, чем мне, думаю я со злостью. Я не смогла произвести на свет ни одного живого ребенка, пусть хоть и несовершенного.

Они всегда выглядят одинаково: любезные и довольные, доброжелательные и внимательные. Думаю, они искренне заботятся о нас с Джеймсом, и не считаю, что они стали бы способствовать моему разводу с Джеймсом для того, чтобы тот сделал еще одну попытку соединиться с какой-нибудь потенциальной мамой. Но они похожи на тени. В мире, где они живут, не хватает красок.

Я смотрю на Джеймса и испытываю чувство гордости за его неповторимость, его отказ от конформизма. Никаких больше операций на ноге, никакого компромисса в отношении выбора профессии. Он нашел цвет под бесцветной поверхностью. Он унаследовал те гены, об обладании которыми они и не подозревали, и отказался обесцвечиваться. За это я его люблю.

— Как насчет пудинга? — спрашиваю я Джеймса.

Он поднимает глаза и перехватывает мой взгляд, понимая, что я расстроена.

— Фруктовое пирожное.

Он знает, как я его люблю. Сделал специально для меня.

— Это не для меня, — говорит Алисон.

— Нам по чашечке кофе, — говорит Джереми.

Им известно, что мы прекрасно знаем об их неприятии сладостей, но они остаются предельно вежливыми.

Знаю, я к ним несправедлива. Они ничего не могут поделать со своей заурядностью. Они с ней родились. Когда они впервые оказались вместе, каждый из них, должно быть, почувствовал накатывающую на него похожесть другого, их встречу и взаимопроникновение, так что невозможно уже стало определить, что именно их объединило.

Возможно, они знают это. Может, поэтому они и занимаются подводным плаванием — это дает им возможность посетить огромный подводный мир, который так насыщен красками. А потом они возвращаются на сушу и не могут воссоздать краски. Они не могут забрать их с собой и оттого снова и снова возвращаются назад. Посмотреть мир, который не способны удержать в себе.

Они хорошие люди, все время спасают жизни других. Рядом с ними мы с Джеймсом, с нашей провалившейся поездкой в Нью-Йорк и фруктовыми пирожными, просто пустое место. Может, они знают о последних достижениях в области создания искусственной матки. Говорят, это всего лишь дело времени.

Джеймс хочет, чтобы я осталась после ухода родителей, но мне этого не хочется. Я целую его куда-то около правого уха и оставляю, довольного, мыть посуду. Он рад, что мы своей деловитостью произвели на родителей хорошее впечатление.

Я беру книгу Адриана и проскальзываю в свою квартиру. Я хочу прочитать ее как можно быстрее: хочу узнать, есть ли там мама.

Включаю свет, задергиваю шторы и устраиваюсь с книгой на диване. Когда восходит солнце, я все еще читаю, и почтальон просовывает мне в дверь ежедневные коричневые конверты.

Я забыла о еде. Забыла обо всем. Звонит телефон, и кто-то оставляет сообщения, которых я тоже не слушаю. В одиннадцать тридцать утра я дочитываю последнюю страницу. Поднимаюсь с дивана и обнаруживаю, что ноги меня не слушаются. Неуверенно дохожу до кухни и выпиваю три стакана воды. Возвращаюсь обратно в гостиную и набираю номер Адриана.

— Адриан Веллингтон.

— Адриан? Это Китти.

— Привет, Китти. — В его голосе озабоченность.

— Все в порядке. Я не собираюсь просить у тебя разрешения посидеть с детьми.

— О! — Он притворяется, как будто не испытывает облегчения. — Ты уже начала читать мою книгу?

— Да, начала и закончила.

— И что?

— Адриан, почему меня нет в книге? Меня что же, нет в природе?

Мне хочется разозлиться, но до того как волна негодования захлестнет меня, я собираюсь поплакать. Только спустя какое-то время начинаю понимать, что расстраиваться просто смешно, лучше уж вместо этого разозлиться, и я даю выход гневу: у меня поднимается температура, давление, мозг работает лихорадочно.

Книга хороша. Он знает, как описывать людей, как наделять их внутренней жизнью. Собственная семья стала для него отправной точкой; я понимаю, что многое соответствует действительности. Но не все.

В книге четыре мальчика и одна девочка: Эндрю, Джон, Майкл, Питер и Дафни, и это, конечно, Адриан, Джейк, Мартин, Пол и Дина. Все настолько очевидно, что Адриану невозможно будет доказать обратное. Отец точно так же кричит со страниц романа, как и в реальной жизни. Нет необходимости ничего приукрашивать. Он и так достаточно сценичен на своем первом месте. Но где же я? Я понимаю, эта книга — не автобиография, это художественная литература, но выбрасывать меня совсем все же несправедливо.

— Это же роман, Китти. Я не ставил перед собой задачи описывать реальные события.

— Но тебе удалось включить в него абсолютно всех.

— Когда я рос, тебя еще не было.

— Нет, я была. Я помню твои волосы до плеч и брюки клеш.

— Я не носил клеш.

— Нет, носил. Я их запомнила.

Он начинает злиться:

— Я никогда не носил брюки клеш.

— Носил. Ты просто забыл.

— В любом случае, если ты их помнишь, то относятся они ко времени, следовавшему за тем, что описано в книге. Я пишу о детстве мальчика из большой семьи. А волосы я не отращивал до восемнадцати лет.

— Когда я родилась, тебе было всего четырнадцать.

Мне слышно, как он вздыхает. Он старается не раздражаться, но голос его срывается, когда он делает над собой усилие:

— Я не включил тебя, Китти, потому что считал, что это перепутает все карты.