Я положил ладонь ему на плечо, повторив жест отца Дюре, и проверил, не упадет ли скрайбер.
– По-моему, сойдет и так.
– Гомофобия? – осведомился де Сойя с озорной мальчишеской улыбкой.
– Нежелание выглядеть глупо слишком уж часто. – Я закрыл глаза, окончательно уверившись, что на этот раз никакой музыки сфер не услышу, что напрочь позабыл, как делается шаг через Бездну. «Что ж, – подумал я, – по крайней мере, если мне придется застрять здесь навеки, тут хороший кофе и замечательные собеседники».
Белый свет окружил и поглотил нас.
34
Я полагал, что мы выйдем из света в заброшенный город Эндимион, скорее всего – прямо рядом с башней старого поэта, но когда сияние Бездны померкло, стало совсем темно, и мы оказались в холмистой долине, обдуваемые ветром, шелестящим в высокой траве – мне она доходила до колен, а отцу де Сойе – почти до пояса.
– Удалось? – взволнованно спросил отец-иезуит. – Мы на Гиперионе? Это место не кажется мне знакомым, но я видел только часть северного континента, да и то больше одиннадцати стандартных лет назад. Но мы там? Гравитация вроде как раз такая, я помню… а воздух… Воздух… более душистый, что ли?
Я выждал минуту, пока глаза привыкнут к темноте, а потом сказал:
– Все в порядке. – Я указал на небо: – Вон те созвездия. Это Лебедь. Над ним – Стрельцы-близнецы. А вон то на самом деле называется Водонос, но бабушка всегда звала его Фургоном Рауля в честь тележки, которую я возил за собой на веревочке. – Я глубоко вздохнул и снова поглядел на долину. – Тут была одна из наших любимых стоянок. Когда я был маленьким. – Я опустился на одно колено, чтобы внимательнее осмотреть землю. – Следы протекторов. Максимум – двухнедельной давности. Видимо, караваны по-прежнему ходят этой дорогой.
Де Сойя, как ночной дозорный, неустанно расхаживал взад-вперед, шелестя сутаной в высокой траве.
– Далеко еще? – спросил он. – Мы дойдем отсюда до дома Мартина Силена?
– Ну, тут идти километров четыреста, – прикинул я. – Мы на восточной оконечности Пустошей, к югу от Клюва. А дядя Мартин живет в предгорьях плато Пиньон. – Я поймал себя на том, что назвал старого поэта так же, как его называла Энея, и невольно вздрогнул.
– Не имеет значения, – нетерпеливо сказал священник. – В какую сторону идти?
Да, отец-иезуит и в самом деле готов был немедленно отправиться в путь, но я положил руку ему на плечо.
– По-моему, нам не придется стаптывать обувь.
Что-то заслонило звезды на юго-востоке, и я расслышал сквозь шелест ветра тонкий вой турбин. А через минуту мы увидели мигающие красные и зеленые бортовые огни – скиммер развернулся к северу и завис над степью, заслонив созвездие Лебедя.
– Это не опасно? – спросил де Сойя.
Я пожал плечами:
– Когда я жил тут – было опасно. Большинство скиммеров принадлежало Священной Империи.
Мгновение спустя скиммер приземлился, винты замерли, откинулся левый передний колпак. Включилось освещение кабины. Я увидел голубое лицо, голубые глаза, культю левой руки и голубую ладонь правой, поднятую в приветствии.
– Не опасно, – сказал я.
* * *
– Как он? – спросил я А.Беттика, когда мы летели на юго-восток на высоте трех тысяч метров. Небо над плато Пиньон посветлело – до рассвета осталось не больше часа.
– Умирает, – лаконично ответил андроид.
Мы ненадолго замолчали.
Казалось, А.Беттик рад встрече, хоть он, как обычно, неловко замер, когда я обнял его. Андроидов всегда смущало подобное проявление чувств со стороны людей, ведь их создавали для служения людям. За время короткого перелета я прямо-таки засыпал его вопросами.
Он сразу же сказал, что все знает о смерти Энеи, и я воспользовался случаем спросить о том, что давно не давало мне покоя.
– А ты ощутил Момент Сопричастности?
– Не совсем, месье Эндимион, – сказал андроид.
Я так ничего и не понял. А он перешел к рассказу о событиях, произошедших на Гиперионе за стандартный год и месяц с Момента Сопричастности.
Мартин Силен, как и говорила Энея, стал ретранслятором. Все обитатели моей родной планеты ощутили Момент. Большинство возрожденных христиан и солдат Священной Империи отреагировали мгновенно – приняв причастие, они избавились от крестообразных паразитов и отвергли власть Церкви. Дядя Мартин исправно снабжал их вином и кровью – и тем, и другим из личных запасов. Вино он копил десятилетиями, а кровь – с тех пор, как двести пятьдесят лет назад причастился сам у десятилетней Энеи.
Горстка имперских верноподданных бежала на трех уцелевших звездолетах, и последний оккупированный ими город – Порт-Романтик – был освобожден через четыре месяца после Момента. Из своего уединенного убежища в старом университетском городке Эндимионе дядя Мартин распространял голографические записи Энеи, сделанные задолго до нашего с ней знакомства, – там она объясняла, как следует пользоваться доступом к Связующей Бездне, и просила не творить насилия. Миллионы бывших подданных Священной Империи, которым только что открылись голоса мертвых и язык живых, не противились ее желанию.
Еще А.Беттик сказал, что единственный огромный звездолет-дерево «Sequoia Sempervirens» находится сейчас на орбите, капитан – Истинный Глас Древа Кет Ростин, а на борту – старые друзья: Рахиль, Тео, Дорже Пхамо, далай-лама, Бродяги Навсон Хемним и Сянь Кинтана Ка’ан и еще Джордж Цзаронг с Джигме Норбу. Кет Ростин уже два дня назад запросил у старого поэта разрешение на посадку, но Силен отказал – говорит, что не желает видеть ни их, ни кого-либо другого, пока не придет Рауль.
– «Пока не придет Рауль»? – переспросил я. – Мартин Силен знает, что я уже в пути?
– Конечно, – кивнул андроид и тут же перевел разговор на другую тему.
– А каким образом Рахиль, Дорже Пхамо и все прочие оказались на корабле? «Sequoia Sempervirens» останавливалась на Мире Барнарда, Витус-Грей-Балиане Б и прочих планетах, чтобы взять их на борт?
– Насколько я понимаю, месье Эндимион, Бродяги прилетели на корабле с Биосферы Звездного Древа, которое нам выпало счастье посетить. А остальные, как я понял из переговоров месье Ростина, ведущихся на все более повышенных тонах, телепортировались на корабль в точности так же, как вы телепортировались сюда.
Я чуть не подскочил. Новость меня ошарашила. Мне почему-то казалось, что я – единственный, кому хватило ума, благодати и не знаю чего еще, чтобы сделать первый шаг. И вот я узнаю, что и Рахиль, и Тео, и старая аббатиса проделали то же самое, и… хорошо, допустим, далай-лама, Рахиль и Тео последовали за Энеей одними из первых… но Джордж и Джигме? Должен признаться, я даже слегка расстроился. Но и обрадовался тоже. Значит, тысячи человек – те, кто лично знал Энею и принял учение из ее рук, – уже готовы сделать первый шаг. А остальные… Даже трудно себе представить: миллиарды и миллиарды людей, свободно перемещающихся в любую точку пространства!