Без поводыря - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дай cтр.№ 63

Надо сказать, что простое перемещение трех пехотных и одного кавалерийского полков из европейской части страны в Среднюю Азию могло бы вызвать неминуемую озабоченность английских политиков. Понятно, что четырьмя полками даже с каким-нибудь невероятно талантливым, вроде Суворова, полководцем во главе Индию завоевать совершенно нереально. Но сам факт усиления группировки русских войск – уже повод хорошенько задуматься. В Лондоне привыкли считать страны Средней Азии своей зоной интересов, и отсутствие реакции продемонстрировало бы политическую слабость действующего Британского кабинета. Однако Санкт-Петербург дал Альбиону повод для сохранения лица. Полки «всего лишь» сопровождали цесаревича в его бон-вояже по достопримечательностям дикого края… А потом стало поздно возмущаться. Пока все внимание европейцев было обращено на Богемию, отряд цесаревича молниеносно, за месяц, оккупировал Синьцзян.

Большая часть пришедших с Никсой войск поступила в распоряжение Романовского, и он, с присущей генерал-майору решительностью и целеустремленностью, продолжил войну с Бухарой. Так мы в Томске потом и получали известия – парой. Из Европы и из Средней Азии. Вместе.

В конце мая, после недельной артиллерийской подготовки, чуть ли не втрое увеличившийся туркестанский отряд генерала Романовского взял штурмом Ходжент. Кокандский гарнизон потерял до трех тысяч убитыми и более пяти – ранеными. Потерь в русской армии не было вовсе. В цитадели были взяты богатые трофеи – три десятка пушек, несколько тысяч кремневых ружей, много пороха и продуктов, приготовленных для гарнизона на случай долгой осады.

На этом кампанию 1866 года в Туркестане было решено завершить. И Худояр-хану в Коканд и эмиру Музаффару в Самарканд были посланы ультиматумы с требованием покориться русскому царю и признать себя вассалами России. В противном случае великий князь Николай Александрович грозил, что называется, «спустить с цепи» своих псов войны и полностью захватить оба государства. И пока стороны обменивались посольствами, Семнадцатый драгунский Его Величества короля Датского полк, Тридцать пятый пехотный Брянский генерал-адъютанта князя Горчакова полк и батарейная батарея из резервной батареи Двадцатой артиллерийской бригады скорым маршем от Ходжента к Андижану добрались до границы и в середине июня подошли к Кашгару. Еще один отряд, под командованием генерала Колпаковского, взял под контроль Чугучак. Все это подавалось в столичных газетах «не с завоевательной целью, а единственно в видах собственных интересов, для предупреждения волнений между киргизами и ограждения наших пределов от вторжения инсургентов».

К слову сказать, продвижению наших войск никто особенно и не препятствовал. Как писал Николай, «кульджинские инсургенты разделились на две партии. Дунгане составляют одну, а таранчи – другую. Те и другие управляются отдельными личностями, проникнутыми один к другому чувством ненависти». Предводитель одной из сторон, Бурхан-эд-дин-ходжа, через посредников обратился к русским властям с жалобой на притеснения Якуб-бека, который отобрал у него будто бы аж пятнадцать городов, «для возвращения коих, отдаваясь под покровительство России», Бурхан-эд-дин-ходжа просил прислать им солдат на помощь. Пятьсот человек, как он полагал, было бы вполне довольно. Полковник Суходольский во главе сводного отряда, собранного из кавалеристов Одиннадцатого Тобольского и Двенадцатого Томского казачьих полков, эту «помощь» оказал. В итоге власти лишились и Бурхан, и Якуб, а те пятнадцать, больше похожих на не слишком крупные села, городов были приведены под «покровительство» русского царя.

И как оказалось, очень вовремя. Потому что чуть не сразу после рейда моего Викентия Станиславовича на границе умиротворенных территорий замаячил крупный китайский военный отряд под командованием генерала То – опытного военачальника, ставшего известным после разгрома тайпинов. Простояв лагерем чуть ли не до начала августа, как-либо вмешаться в деятельность русских генерал так и не решился. По численности русская группировка и отряд То были примерно равны, но преимущество наших в вооружении и выучке было просто подавляющим.

Пока Николай с Колпаковским развлекались в Джунгарии и Илийском крае, ставший за доблесть в Ирджарской битве полковником и награжденный Анной второй степени Александр Васильевич Пистелькорс с казаками «зачистили» от разбушевавшихся киргизов окрестности приграничных казацких станиц и укреплений. Высоченный, в белой кубанской черкеске и папахе, на белом коне, кавалерийский полковник одним своим появлением обращал в покорность почуявшие было ветер воли казахские роды.

И это «принуждение к миру», едрешкин корень, тут же повлекло за собой появление в пределах Отечества огромной орды беженцев из Синьцзяна. Большей частью это были земледельцы – маньчжуры, калмыки, сибо и солоны, которых к началу июля в огромных лагерях возле Верного скопилось более двадцати тысяч.

МИДом тут же было предложено Китаю за то серебро, что так и не доехало до Кульджи и хранилось в Верном, организовать переправку беженцев во Внешнюю Монголию через Томскую губернию и Чуйскую степь. Однако Пекин это предложение отклонил. И Никса, припомнив жалобы на нехватку рабочих рук, предложил мне переселить на постоянное жительство всех этих людей в пределах края. «Люди обоих полов с детьми в рубищах, изнемогающих под тяжестью собственного скарба, плетутся кое-как до первого же населенного русскими места и здесь остаются под открытым небом с твердою надеждою, что мы позаботимся об их устройстве и прокормлении их, – писал Николай. – Все они, за самым незначительным исключением, требуют крова, одежды и пищи. Первый кое-как они способны устроить и сами, на приобретение же должной одежды необходимо изыскать деньги, а для продовольствия купить хлеба!»

Легко сказать, блин! Изыскать! Комиссия в Барнауле только начала работать. Мой Варежка уже передал следователям государственного контроля все имеющиеся у него доказательства вины чиновников Горной администрации. И рано или поздно все преступные схемы должны были раскрыться. Однако эта же самая комиссия, как вожжа под хвостом, подтолкнула работу алтайских присутственных мест. Горные инженеры бросились по селениям собирать недоимки, пытаясь сбором рекордной выплаты Николаю положительно отрекомендоваться. Получалось у них ни шатко ни валко. Народ они давно приучили, что большая часть собранного осядет в карманах барнаульского начальства, и крестьяне с деньгами расставались неохотно.

Можно было бы, конечно, «занять» средства из «фонда Ольденбургского» – денег, присланных на обустройство продолжающих прибывать в губернию датчан-переселенцев. И я непременно так бы и сделал, если бы отыскал хоть каплю уверенности, что одолженные рубли вернутся в фонд. Учесть еще общее отношение к китайцам и им подобным, как к людям, скажем так, третьесортным, – и получится, что истратить деньги, выделенные для размещения цивилизованных датчан, на нужды каких-то там солонов никак не получится.

Благо достало ума поделиться бедой с откровенно скучающей Дагмарой. О! Как же вспыхнули эти невероятные глаза. С каким энтузиазмом, с какой сметающей все преграды энергией взялась за дело великая княгиня Мария Федоровна! Уже неделей спустя я мог с чистой совестью начать снаряжать караваны с одеждой и продуктами в сторону Верного. Жаль, пришлось ставить в их охранение немногочисленных оставшихся в городе казаков! В конце июня, когда в Томск прибыло послание из Большого Кривощекова и Бердского села с гонцом, а из Красноярска телеграфом, о вспыхнувших на Кругобайкальской дороге и у нас одновременно польских бунтах, нам эти кавалеристы ох как бы пригодились!