Бальзак и портниха-китаяночка - читать онлайн книгу. Автор: Дай Сы-цзе cтр.№ 22

Мое восхищение «Жаном-Кристофом» было так велико, что впервые в жизни мне захотелось, чтобы эта книга принадлежала мне, одному мне, а не была бы нашей с Лю совместной собственностью. И вот я написал на форзаце, что это подарок мне на мое будущее двадцатилетие, и попросил Лю подписаться. Он ответил мне, что польщен предложением и что это такой редкий случай, который вполне достоин стать историческим. И он одним размашистым, щедрым, неудержимым росчерком кисточки вывел свою фамилию, каллиграфически объединив три иероглифа в одну округлость, занявшую почти полстраницы. Я же в свою очередь подписал ему в качестве подарка к Новому году, до которого оставалось еще несколько месяцев, три романа Бальзака— «Отца Горио», «Евгению Гранде» и «Урсулу Мируэ». Под надписью я нарисовал три картинки, которые были соответствием трех иероглифов, составляющих мое имя. Первая — мчащийся галопом конь с развевающейся на ветру длинной гривой. Вторая — длинный обоюдоострый меч с заостренным концом и унизанной бриллиантами рукоятью из резной кости. Ну а третьей был бубенец, какой вешают коровам, а вокруг него я изобразил множество волнистых штрихов, которые должны были символизировать звуки, как будто он отчаянно звенел, призывая на помощь. Я был до того горд этой подписью, что хотел даже капнуть на нее несколько капель своей крови, чтобы освятить ее.

В середине месяца над горами разразилась чудовищная буря, и длилась она всю ночь. Лило, как из ведра. И тем не менее, едва занялся рассвет, Лю, верный своей идее образовать прекрасную горянку, вышел из дому, неся в корзинке за спиной «Отца Горио»; подобный безлошадному странствующему рыцарю, он направился по окутанной утренним туманом тропе в сторону деревни Портнишечки.

Чтобы не нарушать коллективного табу, установленного политической властью, вечером он отправлялся в обратный путь и послушно проводил ночь в нашей хижине на сваях. Ночью он мне рассказал, что во время этой страшной бури произошло обрушение на участке тропы и как он преодолевал на том и на обратном пути этот узкий, опасный участок. Он заметил:

— И ты, и Портнишечка, уверен, запросто пробежали бы по нему. А я вот перебирался на четвереньках и все равно трясся от страха.

— А он длинный?

— Да метров сорок будет.

Для меня это всегда было непонятно: Лю, который запросто со всем справлялся, не выносил высоты. Он в жизни ни разу не забрался на дерево. Я вспомнил тот день лет пять или шесть назад, когда мы задумали подняться по заржавленной железной лестнице на водонапорную башню. Уже в самом начале подъема Лю до крови разодрал ладони о ржавое железо. Забравшись метров на пятнадцать, он признался: «Мне все кажется, будто ступеньки вот-вот подломятся у меня под ногами». Пораненные руки, которыми он судорожно цеплялся за лестницу, болели, и это еще больше усиливало его страх. Короче, он кое-как спустился вниз, предоставив мне подниматься в одиночестве; с вершины башни я презрительно плюнул в него, но плевок унес ветер. За прошедшие годы страх высоты у него нисколько не уменьшился. В горах мы с Портнишечкой без всякой опаски бегали по любой крутизне, проходили по любому узкому гребню, но, перейдя, зачастую вынуждены были долго ждать, пока его преодолеет Лю: он перебирался на четвереньках, так как просто физически не мог встать на ноги.

Однажды я решил просто ради прогулки сходить вместе с ним в деревню Портнишечки.

Когда мы дошли до опасного участка, о котором говорил Лю, легкий утренний ветерок превратился в сильный порывистый ветер. С первого взгляда я понял, до какой степени должен был ломать себя Лю, чтобы пройти по этой узенькой тропинке. Да что там говорить, я сам, едва ступив на нее, затрясся от страха.

Из— под левой ноги у меня сорвался камень и почти одновременно с ним из-под правой-несколько комьев земли. Они исчезли в пустоте, и прошло довольно много времени, прежде чем донеслись звуки их падения, тут же повторенные эхом и в правой, и в левой пропасти.

Я стоял на этом переходе шириной сантиметров в тридцать, по обе стороны которого разверзлись провалы, и старался не смотреть вниз, но все-таки не удержался. Справа— зубчатая уходящая в головокружительную бездну стена с кое-где прилепившимися к ней деревьями; их листва была почему-то не темно-зеленой, а какой-то белесо-серой, нечеткой, смутно-туманной. А когда я глянул влево, то вдруг ощутил легкий шум в ушах; земля там обвалилась, и картина была весьма впечатляющей: крутой, почти отвесный пятидесятиметровый обрыв.

К счастью, опасный этот участок был длиной не более тридцати метров. По другую его сторону на скале, нахохлившись, сидел красноклювый ворон.

— Хочешь, я возьму корзинку? — непринужденным тоном спросил я у Лю, который стоял, не смея ступить на тропку.

— Да, возьми.

Когда я надел ее на спину, дунул сильнейший порыв ветра, и шум в ушах у меня усилился, а стоило мне чуть повернуть голову, как я впервые ощутил головокружение, правда, вполне терпимое и даже почти приятное. Я сделал несколько шагов, обернулся: Лю по-прежнему стоял на том же самом месте, но мне почудилось, что его силуэт чуть-чуть раскачивается, словно дерево на ветру.

Глядя прямо перед собой, я преодолевал метр за метром, двигаясь как лунатик. Но когда я был уже примерно на середине пути, скалы на противоположной стороне, где сидел красноклювый ворон, вдруг резко качнулись вправо, а потом влево, точно при землетрясении. Я тут же инстинктивно наклонился, но голова перестала кружиться, только когда я уцепился за землю руками. По спине, по груди, по лбу у меня ползли струйки пота. Я рукой вытер его с висков. Господи, каким ледяным был этот пот!

Я обернулся к Лю, он что-то крикнул мне, но уши у меня были словно законопачены, и его голос прозвучал для меня как какой-то дополнительный шум. Глаза я поднял вверх, чтобы, не дай Бог, не взглянуть вниз, и все время перед моим взором был черный силуэт ворона, который, лениво взмахивая крыльями, кружил у меня над головой.

«Да что это со мной происходит?» — удивился я.

Я стоял на четвереньках на середине тропы, и вдруг в голове у меня мелькнул вопрос: а что сказал бы старина Жан-Кристоф, если бы я повернул назад? Вот если бы своей дирижерской палочкой, которой он управлял целым оркестром, он показал мне, какое принять направление… И тут я подумал, что вряд ли бы он устыдился отступить перед смертью. А я вовсе не собирался умирать, не изведав любви, не познав женщину, не вступив со всем миром в борьбу, такую же, какую вел он.

Мной овладело необоримое желание жить. Все так же стоя на коленях, я развернулся и пополз на четвереньках назад. Если бы я не опирался и на руки, я давно потерял бы равновесие и разбился, свалившись в пропасть. Внезапно я подумал о Лю. Он ведь, наверно, тоже пребывает в таком же полуобморочном состоянии, пока добирается до той стороны.

Чем меньше становилось до него расстояние, тем ясней я слышал его голос. Я отметил, что лицо у него мертвенно-бледное, как будто он испугался еще больше меня. Он крикнул, чтобы я сел, свесив ноги по обе стороны тропки, и продвигался вперед, как бы сидя на ней верхом, Я последовал его совету и в этой новой позиции, пусть даже еще более унизительной, чем на четвереньках, почувствовал себя наконец в полной безопасности. Добравшись таким образом до Лю, я встал на ноги и отдал ему корзинку.