Ганс довез его почти до самого Берлина. Русский, поблагодарив, далее пошел пешком, рассматривая благостные окрестности. Он вошел в город и долго искал православную церковь, где назвался странником и попросил малость денег на пропитание. Ему эту малость выдали, но в подвиг не поверили…
Проходя по главной берлинской улице, он остановился возле витрины антикварного магазина. То, что он увидел в ней, поразило его до дрожи во всем теле!
— Не может быть! — вскрикнул Колька, глядя на дедовский аккордеон.
Он ворвался в магазин и кинулся к перламутровому инструменту, как в собственное детство. Гладил его, перебирал клавиши и щелкал регистрами.
— Хотите приобресть? — спросили за спиной.
Колька обернулся и увидел человека кавказской национальности.
— Бакинец? — неожиданно для себя спросил на русском.
— Да, — удивился хозяин магазина. — А вы что, тоже из Баку?
— А откуда у вас инструмент этот?
— Странный вопрос! Покупать.
— У кого?
— Я не обязан вам отвечать! — перешел на немецкий хозяин.
— Вы украли аккордеон у моего деда!
— Он сам мне его продал! — заверещал азербайджанец.
— Врешь! — озлился Колька. — Дед бы его никогда не продал! Трофей это военный!
Разглядел Колька в глазах бакинца испуг, и вдруг мысль к нему пришла шальная: а не через бакинца ли этого дед погиб?
— Ты погубил деда моего? — косматое лицо Кольки сделалось страшным, он стал медленно надвигаться на азербайджанца. — Отвечай!
А перепутанный сын Каспия уже жал ногой под прилавком на тревожную кнопку, и к магазину неслись полицейские машины…
Кольку отвезли в полицейский участок, и по дороге он вспоминал слова бабки: «Не езди в Германию, даже в турпоездку!» Азербайджанец прибыл в участок на собственном «мерседесе» и чувствовал себя абсолютным хозяином положения.
Он сидел на казенном стуле нога на ногу и курил толстую сигару.
— Он хотел ограбить мой магазин! — пуская струю дыма, сообщил бакинец.
Колька же сразу рассказал о своем деде, который во время войны взял в трофей немецкий аккордеон. Через многие годы ветеран решил отыскать владельцев этого инструмента, но, вероятно, его ограбил этот носатый…
— Я попрошу! — возмутился антиквар.
— А потом деда убили при переходе границы!
— Погодите, погодите, — вдруг сказал полицейский средних лет с погонами майора. — Я что-то такое припоминаю!.. Это было лет тридцать назад?
— Примерно, — прикинул Колька.
— Я тогда только первый день работал стенографистом, может быть, поэтому помню… Был старый человек с русскими медалями… И был у него аккордеон. Я помню!
— Мало ли аккордеонов на свете! — усмехнулся азербайджанец.
— На нем должны остаться следы крови, — сказал Колька. — Пусть проведут экспертизу!
— Да-да, — согласился майор. — Все должно сохраниться в архивах!
Он включил здоровенный компьютер и минут десять трогал клавиши, приговаривая «айн момент».
Тем временем сигара антиквара дотлела до середины, а уверенность сгорела и вовсе.
— Ну что мы время зря тратим! — растянул рот в улыбке азербайджанец. — Я могу и подарить этот аккордеон. Все равно на него за двадцать пять лет никто внимания не обратил!
— Нашел! — обрадовался майор. — На этот инструмент еще претенденты были. Они говорили, что их это аккордеон, фотографию показывали… Некая семья Зоненштраль, Альфред и Анна… Вот адрес есть…
— Позвольте, я сам верну им аккордеон! — предложил Колька.
— Как хотите! — разрешил майор.
— Ну что, даришь инструмент? — обернулся Колька к носатому.
— Я от своих слов не отказываюсь! — с гордостью произнес антиквар и толкнул инструмент ногой.
— Можете идти, — предложил майор. — Конфликт разрешился.
На улице Колька хотел было вдарить ногой по фаре «мерседеса», но передумал. Азербайджанец нажал на газ, и взвизгнувшие колеса обдали рясу грязью. Колька лишь сплюнул в сердцах. Повесил аккордеон на плечо и пошел искать дом Зоненштралей.
Ему удалось это сделать гораздо легче, чем деду. Уже через полчаса он нажимал на кнопку звонка небольшого, но ухоженного дома. Прождал три минуты, видимо в доме никого не было, хотел уже уходить, но тут замок щелкнул, и дверь открылась.
На пороге стояла молодая девушка, одетая во все черное. Она была очень худа, и черное обтягивало ее тело.
— Что вы хотите? — спросила девушка у странного незнакомца.
— Я ищу Альфреда и Анну Зоненштраль, — ответил Колька и посмотрел в ее большие карие глаза.
Она удивилась.
— Они умерли, — сказала.
— Прошу меня простить… Вы по ним носите траур?
— Вовсе это не траур. Я всегда ношу черное… Дедушка умер девятнадцать лет назад, а бабушка пять лет, как за ним последовала…
Она по-прежнему смотрела на него с удивлением, а он смотрел на нее, потому что не мог оторвать от ее лица взгляда.
Она улыбнулась, и он огорчился, что у нее такие бледные губы. Наконец произнес:
— Этот инструмент когда-то принадлежал вашей семье, наверное прадеду или деду…
— Откуда он у вас?
— Дело в том, что…
— Не хотите ли пройти в дом?
Колька долго вытирал ноги, а потом вошел в небольшую, но светлую гостиную. Поставил аккордеон на мягкий ковер.
— Кофе? — предложила она.
— Просто стакан воды.
Она пожала плечами и вышла на кухню. Оттуда спросила слегка печальным голосом:
— Вы француз? У вас чудовищный акцент.
— Я русский, — ответил Колька и понял, что нашел то, что искал всю жизнь.
Еще он понял, что Господь внял его последней молитве и подарил ему любовь.
— Спасибо, Господи! — прошептал Колька.
Она принесла ему воды, рукой указала на кресло и сама села неподалеку, уставившись на него карим цветом глаз своих.
— Вы что-то хотели рассказать мне, — напомнила она, взявшись ладошкой за ладошку.
— Да-да, — ответил он, а сам беззастенчиво разглядывал тонкие длинные пальцы с коротко стриженными ноготками.
— Итак… — она улыбнулась, а он так обрадовался ее улыбке, словно вечность ее дожидался без воды и хлеба…
Рассказывал ей до самого вечера, не только дедовскую историю, но и свою. Ничего не пропускал, наполняя ее душу своей жизнью, а она слушала и ловила себя на том, что этот человек каким-то странным образом входит в ее существо, волнует грудь своим мягким голосом, впечатляет грустными, со слезой, глазами…