Леонид обязательно умрет - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Липскеров cтр.№ 20

когда горючего в баках осталось лишь на возвращение, сбросил ее, гигантскую, на крохотный грузовичок.

Не то что от Костика ничего не осталось, от трехтонки газовую педаль только разыскали. Все в молекулы превратилось. Поднялось к небу и вместе с дождичком пролилось на огромное клеверное поле…

О без вести пропавшем Костике Геля узнала от его матери, которая была по-мужски, без слез, уверена, что сын отыщется, что он в немецком плену.

Девушка согласно кивала, нисколько не сомневаясь, что Костик уже никогда не отыщется.

Она уже была пострижена парикмахером Зотовым почти под мальчика и через день отправлялась на фронт медсестрой.

Конечно, Геля знала, что призвание ее вовсе не лечить раненых солдат, не таскать их тела с поля боя. Свое предназначение она уразумела, когда отдавалась Костику не любя, став последней женщиной в жизни солдата…

Геля Лебеда, прибыв на передовую, получила сумку с красным крестом, тысячу солдатских улыбок, отыскав в них лейтенантскую — веселую, белозубую, светлую-пресветлую!..

Глядя на него, молоденького, задорного, сама улыбнулась широко и радостно, по ходу улыбки влюбляясь в офицера Володю всем своим существом, до последнего винтика.

Она знала, что отдастся ему при первом удобном случае, так как обреченно чувствовала, что Володечке жить осталось крошечку всего, а она — Райские врата, Последняя Женщина в жизни солдата.

Как полагается, они бегали друг за другом в березовой роще, плели венки из полевых цветов, целовались До синих губ, а Володечка, влюбленный и смущенный, Предлагал ей стать его женой, а она говорила, что не Может!

— Не любишь? — вопрошал Володечка, с ужасом ожидая ответа.

— Люблю, люблю! — отвечала она. — Невозможно люблю! Так сильно, что с ума cxoжv!

— Так что же? — терзал он ее в недоумении.

— Хочешь, я стану твоей ППЖ?

Он фыркал на такое предложение, но она просила о настоящей женитьбе не говорить более и не желала объяснять почему.

— Володечка, ты живи, пожалуйста, сегодняшним днем! — просила. — Вот ведь как хорошо нам вдвоем сейчас!

А он все строил планы без устали, как Госплан. Воображал двух белокурых деток, мальчика и девочку. А после любви гладил ее живот, словно уговаривал утробу за родить жизнь и подарить ему то, о чем мечтает его молодое сердце.

Но ее тело было пропитано скорой конечностью Володечки, а потому само решало о целесообразности всяких мальчиков и девочек в это тяжелое военное время. Дух и душа Гели Лебеды были настроены совершенно для другой миссии, которые они совместно исполняли со всей старательностью, задействовав для этого девичью плоть…

Их с Володечкой любовь протянулась до октября. На землю выпал даже первый снежок, и Ангелине стало казаться, что идея Райских врат для солдат, чей час известен, — идея ложная. Как-то по-глупому сфантазированная ею… Господь дал ей любовь обыкновенную, но самую что ни на есть сладкую — «они жили долго и счастливо и умерли в один день»!

Она даже поспешила к мысли сказать Володечке, что согласна за него замуж и, оставшись на ночь в командирской землянке, вжималась в его тело всеми силами, словно прирасти пыталась, и слова праздничные готовы были слететь с ее губ, как вдруг Геля почувствовала холод, исходящий из его груди. Не придала поначалу значения — грела поцелуями и ладошками, а потом, когда из мужского сердца в ее грудь стал сползать ледник, она все поняла. Еще крепче льнула к нему, стараясь растопить смертельный лед, но здесь над блиндажом стрельнула сигнальная ракета, и Володечка, зачем-то наодеколонив лицо, ушел от нее навсегда.

Лейтенант Володечка владел самой романтичной профессией на войне — был разведчиком. И уже через полчаса, как его семя пролилось в Гелино тело, полз в маскхалате на вражескую территорию с двумя здоровенными сержантами прикрытия. Им предстояло «нехитрое» дело — взять языка и вернуться восвояси. А нехитрое, потому что Володечка знал в совершенстве немецкий язык и, слегка пошпрехав, подманивал к себе фрица, сержанты заламывали его, словно барана, а потом волокли добычу домой.

И в эту ночь все шло как обычно.

Немецкий офицерик был таким же молоденьким, как и Володечка, бравым, а потому справлял малую нужду прямо с бруствера окопа, стоя во весь рост. Автомат висел на боку, а сам гансик напевал что-то веселое. Ночь ведь…

Он тоже поднялся во весь рост и, пошутив по-немецки, стал почти другом. Приближался быстро, улыбаясь широко и бесстрашно. И когда рукопожатие их, казалось, было неминуемо, когда мускулы сержантов напряглись брать немчика, тот вдруг отдернул руку и сделал все так быстро, что бойцы даже толком понять не смогли, что и почему. Вскинул немец автомат и дал длинную очередь по Володечке, практически срезав ему голову с плеч.

Сержанты, конечно, в отместку тоже всадили в ганса по тридцать пуль, но так до конца собственных послевоенных жизней не смогли понять, на чем в ту ночь засветились, какая их ошибка в том деле была.

А перед умирающим немчиком пронеслись обрывки жизни в маленьком литовском городке. Он хорошо помнил, как в городе появились русские, завезя во все парикмахерские советский одеколон «Шипр». Он ненавидел его запах, и особенно было ему паскудно умирать, ощущая в ноздрях носа своего этот ненавистный русопятый аромат.

Эх, Володечка, и зачем тебе было фасониться перед заданием!..

Сержанты, конечно, вытащили тело командира на свои позиции и, чтобы не хоронить лейтенанта в закрытом ящике, сами, никого не подпуская, пришивали полдня голову убитого к телу. Закрыли шовчик тельняшкой, затем гимнастерка с подворотничком белым, и все в лучшем виде пошло в землю.

А потом слова комполка над холодной могилой…

Уж как плакала Геля, будто превратилась в осенний дождь — с подвывом.

Ее жалели искренне. И даже комполка, с седыми висками кадровик, навидавшийся всякого, подставил печальные глаза ветру, чтобы осушить их от слез.

А когда глаза высохли, он взглянул на ефрейтора Лебеду взглядом не отеческим, а совсем по-другому…

Прождал неделю после похорон, а потом вызвал к себе в командную землянку.

Она не знала зачем и, все еще потрясенная смертью Володечки, видела лицо полковника размытым, почти стертым. Слова его доносились словно из подпола, через вату.

Он усадил ее за рубленный из сосны стол, достал консервы и колбасный круг, разлил по кружкам водку из довоенной бутылки и предложил помянуть разведчика.

Она пила водку и ела колбасу. Полковник рассказывал какие-то анекдоты, и она даже хихикала, умирая, казалось, душой.

А потом он дотронулся своей рукой ее пальцев, и Гелю вдруг пронзило мертвецким холодом. Все тело затрясло от бесконечного мороза, льющегося из полковничьих пальцев, в глазах девушки вдруг прояснилось, она увидела перед собой лицо уже немолодого человека, его мужской взгляд, скользящий по ее натянутой гимнастерке, и вдруг сказала: