Демоны в раю - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Липскеров cтр.№ 31

— В три раза больнее, чем при триппере, — объяснял он, стараясь улыбаться.

— Где? — спрашивали опытные следаки. — Кто главный?

Кран молчал, и его вновь валили с ног и били, как будто он был тренировочной куклой…

— Где деньги?.. Имя главного!..

Кран понимал, вякни он хоть слово единое — и ему, его жизни наступит конец, все мечты канут в Лету. За валюту, докопайся они до нее, навесят десятку, плюс хищение в особо… В тюрьме он часто вспоминал, как предостерегал Слона от глупостей, морду бил за глупость, а сейчас самому могли запросто вышку определить…

Потом на него давили, предостерегая, что с матерью может случиться внезапный инфаркт. «Ты отдай главного!»; даже имя Вано им было известно, но сдать вора было равносильно скорой и мучительной смерти.

Допытывались, как перстень к нему попал с пятикаратным бриллиантом, который принадлежал некоему Гаджи, который исчез полтора года назад и считается без вести пропавшим поныне.

Кран понимал, что Гаджи мочканули, не с живого же палец срезали… Молчал, молчал, как немой!

В изоляторе его никто не трогал, даже не цепляли, а когда прошло время, к парню стали относиться с уважением, старший в их тридцатиместной хате намекнул, что некто оценил молчание Крана и, если тот попадет в зону, то в авторитете ему не откажут…

А потом парня перестали таскать на допросы, казалось, о нем забыли, и он полгода просидел в изоляторе, как килька в банке, ожидая своей участи. Он маялся и томился так, как многие. Особенно ему не хватало возможности мыться. Чувствовал себя свиньей! Чесался обезьяной и мечтал о большом количестве воды. Во сне снился Днепр… В его камере сидели без воды и предъявы по году. От скуки Кран целыми днями отжимался от пола, приседал до одури, а потом привлек к своей физкультуре жирных барыг, которые в жизни ничего более тяжелого физически, чем пересчет купюр, не делали. Он насильно заставлял жиртресов отжиматься по триста раз на дню, и вся камера наслаждалась стонами цеховиков-кровопийцев. После физкультуры барыги кружками лили воду на могучую спину Крана, а тот тер тело без устали, представляя, что ручейки из кружки — сброс воды с Днепрогэса.

А через полгода жиртресы превратились в крепких, подтянутых мужиков, которых жены на свиданиях не узнавали. Жирдяи благодарили Крана за физическую науку, делили с ним дачки по-братски…

Его вызвали почему-то ночью. Он долго сидел перед каким-то незнакомым подполковником, пока тот что-то писал. Часа через полтора подполковник поднял на него усталые, с лопнувшими сосудами, красные глаза и спросил:

— Ничего не хочешь сказать?

— Нет, — честно ответил Кран.

— Знаешь, в армии недобор?

— В какой армии?

— В нашей, советской!.. А ты в натовскую хочешь?

— Чего ж там недобор?

— Пойдешь?

Кран даже опешил от такого неожиданного предложения. В голове у него сдавило, как обручем. Армия, почти как свобода… Но не верил, молчал…

— Ну?.. Через два года вернешься человеком. Хоть Родине послужишь!

— В Афган, что ли?

— Какой Афган!.. — скривился подполковник. — Чего там уже в Афгане делать!.. Куда военкомат определит, туда и пойдешь! Ну что, согласен?.. Если нет, сразу говори, у меня времени нет с тобой трындеть здесь!

Конечно, он был согласен. Лицо его почти сияло, лишь сомнение имелось в глубине, что мент есть мент — обманет!

Но мент, бляха-муха, не обманул. Уже на следующий день Крана выпустили из изолятора, но прежде он подписал несколько бумаг. В одной говорилось, что он, Кранов, претензий к следственным органам не имеет, что при освобождении ему все вещи возвращены. Конечно, это было не так, перстень гаджиевский, суки, зажали, ну да фиг с ним!.. И еще была одна бумага — повестка, в которой он расписался, что через два дня прибудет в военкомат, иначе статья такая-то, до трех лет лишения свободы…

У него было два дня свободы. Абсолютной!.. Он жадно, полной грудью вдыхал осенний воздух столицы и шагал по улице Горького, заглядывая во все витрины магазинов. Мол, что там у вас, чего новенького в «Елисеевском»?.. А в рыбном?.. Он зашел на Главпочтамт, где по межгороду поговорил с матерью, сообщив, что уходит в армию, отдать Родине долг, что со здоровьем у него отлично… Во время разговора Кран как бы невзначай уронил на пол спичечный коробок, а вместе с ним поднял небольшой газетный сверток и сунул его в нагрудный карман пиджака. На ощупь в пачке было достаточно бабок, чтобы прожить эти два дня. Держит слово Вано!.. Сквозь витрины Кран сёк наружку, еще до выхода из изолятора его об этом предупредили. Наказывали ни в коем случае не соваться к своей нычке, а чтобы не бедствовал, бабло для него обещали заложить в седьмую кабинку на Главпочтамте… Не обманул Вано!.. Есть на кармане бабки!

Он пообедал в ресторане на Старом Арбате. Съел в «Риони» превосходную корейку, запил ее бутылкой «Алазанской долины», а потом, осторожно неся в своей душе чувство свободы, направился к Пушкинскому музею. Но не музей интересовал Крана, а то место, о котором, запертый полгода, он мечтал каждый тюремный вечер.

За вход он заплатил пятьдесят копеек, взял напрокат обязательную резиновую шапочку, дождался начала сеанса, а когда прозвенел звонок, нырнул в теплые, исходящие в небеса паром, воды бассейна «Москва».

Он плыл, наслаждаясь, как будто в прошлой жизни был рыбой. Мощные руки рассекали воду то кролем, то брассом, затем Кран просто плыл под водой от бортика до бортика, слушая, какими странными становятся звуки под водой, обычные снаружи. Какие-то инопланетные звуки… «Бассейн „Москва“ — горячее озеро в центре столицы!» — сложился в голове слоган…

А потом он вынырнул и слегка стукнулся головой о чью-то голову. В глазах пощипывало хлоркой, но он, не видя лица пострадавшего четко, уже просил прощения.

— Владимир? — услышал он голос, от которого его огромное сердце сжалось до грецкого ореха. — Владимир, это вы?

Он моргал глазами, тер косые зенки руками, пока зрение не восстановилось окончательно.

— Ты?! — голос его от необычайного волнения дал петуха.

— Я, — ответила она, глядя на него самыми прекрасными на свете глазами.

Надя…

— Я, — повторила она. Ей было неловко перед ним, и не то, что она была в обтягивающем купальнике, а то, что на ее голову была надета обязательная дурацкая резиновая шапка с какими-то резиновыми цветами. Она тотчас стянула ее с головы. Собранные в копну волосы упали на поверхность воды, и от увиденной картины Кран чуть было не умер. Вот где Пушкинский музей!

Он хотел ей сразу сказать, прямо в бассейне сказать такие слова, которые, казалось, жили в нем всегда, сохраняясь только для нее одной. Он уже набрал в легкие воздух, когда вдруг услышал:

— Надь, ты чего!.. Немедленно надень шапочку! Здесь нельзя без шапочки!.. Дрянь какую-нибудь подхватишь!