— Он и чокнулся, совершенно чокнулся…
— Почему? — спросил Джоел.
— Они поругались.
— И ему не очень-то нравилось здесь. Он просто поехал за компанию, потому что…
— Потому что у него не было выбора, — сказал Джоел, кивнув с умным видом. — Ага, прямо как у меня. Я понимаю, что он чувствовал. Сидишь в замкнутом пространстве, и даже пива холодного никто не принесет. Так что, скажу я вам, неудивительно, что он взбеленился.
Род посмотрел на Фрэнсис:
— Он прав. На такой жаре еще не то в голову взбредет.
— Да уж.
Австралийцы бесцеремонно расположились на ночь в ее купе и теперь храпели на верхних полках. Фрэнсис пыталась уснуть, но сон все не приходил, и она долго просидела в коридоре на полу, глядя на небо в нижнее окно. Когда поезд вдруг бесшумно остановился где-то после полуночи, сердце у нее судорожно забилось. Это была не станция, здесь в округе на много километров ничего не было, но эта остановка принесла какой-то проблеск надежды. Она пошла к двери и спустилась на землю. Эта ночь не была такой же восхитительной, как предыдущая. Было еще темнее, чем вчера, если это вообще возможно, и неподвижно стоящие вагоны — общая спальня на колесах посреди пустыни — были свидетелями ее отчаяния, когда она проходила мимо них, выкрикивая:
— Ричард! Ты наверху? Рич!
Пассажиры, выбравшиеся на воздух (некоторые из них лежали на земле), смотрели на нее, но она продолжала идти вдоль состава.
— Ричард!
Последний раз она крикнула так пронзительно, что сама испугалась.
После этого она умолкла. Она забралась обратно в вагон, мечтая, чтобы скорее наступило утро, и несколько часов пролежала, не двигаясь, на полке, не в состоянии даже сомкнуть век: они вздрагивали всякий раз, когда что-то вспыхивало в ее утомленном сознании. Когда поезд тронулся, она вслушивалась в приглушенное поскрипывание вагонов, надеясь, что их ритм усыпит ее. Но получилось иначе. Ей послышалось в мерном шуме ходовой части нечто другое: слова. Слова, которые произносит голос Ричарда. Она попыталась расшифровать заклинание-мантру колес, с грохотом и дребезжанием скользящих по узкой колее рельсов. Но слова были неразборчивы, как очень тихий шепот. И вскоре она уснула. Проснувшись, она увидела Ричарда, сидящего напротив. Потом она проснулась снова, уже по-настоящему. Солнце еще не взошло. Болело горло. Она не могла даже потянуться, — все тело ломило. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ее будто парализовало. Песок, прилипший к одежде, неприятно царапал кожу. Годами она мечтала проснуться на рассвете посреди Нубийской пустыни в экспрессе «Долина Нила», но теперь даже воспоминание о путешествии на далекий юг потускнеет, и останется горький осадок. Оно всегда будет тесно связано с исчезновением Ричарда.
— Джоел, вставай!
— А!.. Что?
— Крыша, — сказала Фрэнсис. — У тебя хватит смелости подняться туда? Чем черт не шутит, вдруг Ричарда увидишь.
«Странно, — подумала она, — насколько доводы рассудка не в силах сладить с надеждой».
Джоел потянулся.
— Tы действительно думаешь, что он провел ночь наверху?
— Мне надо удостовериться, что это не так.
— Ладно уж, пойду полюбуюсь на восход солнца.
— Спасибо.
Они разбудили Рода и направились к открытой двери в конце вагона.
Дело было не таким-то простым. Рассвет еще не успел развеять утренние сумерки, а поезд ехал хоть не быстро, но резкими и непредсказуемыми рывками. Первая попытка подсадить Джоела не получилась: Род не закинул его наверх, а просто вытолкнул из вагонной двери, и тот с хохотом приземлился на карачки в пролете между вагонами.
— Ладушки, — сказал он, нащупав подножку, — подсади-ка еще раз.
На сей раз у Рода получилось. Джоел залез на крышу и уселся на краю.
— Да их тут сотни! Как он одет?
— Брюки цвета хаки и зеленая рубашка.
Джоел огляделся.
— Фу ты! Они тут все молятся! Вот это да! Вы только посмотрите на солнце!
Фрэнсис повернулась к Роду:
— Подними меня наверх.
— Ни за что.
— Я не буду вставать, я просто хочу взглянуть.
— Да-да, а если я не удержу тебя, ты окажешься под колесами.
— У меня сильные руки. Я занималась греблей. Я смогу подтянуться, если ты подсадишь меня. — И она задрала ногу.
Он покачал головой, но подставил руки под ее ногу. Поезд качнуло, и их швырнуло в сторону. Род успел поймать ее.
— Это безумие. Я в этом не участвую.
Джоел стоял в полный рост на крыше соседнего вагона.
— Я пойду туда, — сказал он, махнув в сторону локомотива, — посмотрю, нет ли там этого сумасшедшего ирландца.
— Род, я прошу тебя! Мне уже нечего терять.
Она поторопилась с выводами. Ухватившись за край двери с помощью Рода, она поняла, что не может дотянуться до крыши, и повисла, нащупывая руками, за что бы ухватиться, пока Род удерживал ее ногу.
— Бесполезно. Ничего не получится. Опусти меня.
Вдруг кто-то затянул ее наверх. Один из пассажиров с крыши наклонился, ухватил ее за кисти рук и поднял в воздух. И вот она сидит на краю крыши, ноги болтаются в промежутке между вагонами, а перед ней появляется большое, темное от загара лицо в обрамлении белого тюрбана и широко улыбается, сверкая белоснежными зубами.
— Вот и все!
— Да, спасибо большое. Спасибо.
Нубиец повернулся, заложил руки за спину и пошел себе дальше — будто вышел на палубу корабля подышать свежим морским воздухом.
Она вцепилась в крышу.
— Зачем я это сделала?!
— Так всегда и бывает, — сказал Род, — теперь она хочет обратно. Я что, похож на пассажирский лифт?
— Помогите!
— Давай, — он встал между двумя вагонами, — спускайся осторожно на мои плечи. Дай мне ноги.
— Не могу. Не могу пошевелиться! Господи, я сижу на крыше скорого поезда!
— Скорого? Ты что, издеваешься? Видишь Джоела?
— Нет.
— Ну конечно, как же ты можешь его увидеть. Он ведь не внизу, правильно? Знаешь, говорят, чтобы не бояться высоты, нельзя смотреть вниз. Подними глаза.
— Не могу.
Род схватил ее за лодыжку.
— Не трогай меня!
— Ты что, собираешься там целый день сидеть до Вади-Хальфы?
— Если надо будет, то да.
— Сумасшедшая.
Фрэнсис подняла голову, медленно — как будто если она посмотрит наверх, ее положение станет еще более отчаянным. Как только она сделала это, страх испарился. Поезд тянулся сзади и спереди от нее, будто она ехала на спине большой доброй гусеницы. Песок разлетался в стороны, как ленты, свернутые воронкой, он щипал ее за лицо, а глаза от него начинали слезиться. Теплый ветер обжигал руки, но ее уже охватило радостное возбуждение. Солнце оторвалось от земли, его диск все уменьшался, и с каждой минутой таяла его малиновая тень на песке, но Фрэнсис сидела как громом пораженная. За свою жизнь она много раз наблюдала, как всходит солнце — бывало и покруче! — но никогда она не встречала рассвет на крыше поезда.