К вопросу о вере Виласа в силу искусства, в своих актеров и в эпический реализм, подумал Йезад. Бедный Капур, с головой ушел в свои фантазии. В свою риторику. В которую искренне верит, но которая в конечном счете ничего не решает. И это — самое печальное.
— Я все спрашиваю себя: почему я сегодня потерпел неудачу? Дух стремился к успеху, сто процентов! Может, плоть не так этого желала? Испытывала отвращение к потным телам, грязной, вонючей одежде и намасленным волосам? Может быть. Но я все преодолею, я сяду в этот поезд.
Йезад с беспокойством подумал о повышенном давлении босса, но понадеялся, что тому скоро надоест поездная идея, он очнется и купит себе новую машину.
Но на другой день Капур притащился в магазин растрепанный и хромая. Он повалился на стул, быстро подставленный ему Хусайном. Йезад взял кейс из его рук. Хусайн налил чаю в блюдечко и поднес к его губам.
Капур раздраженно оттолкнул его руку и взялся за чашку.
Отхлебнув чаю и немного придя в себя, он начал рассказывать:
— Помните, я вам как-то давно говорил, что стал свидетелем чуда, когда человека с платформы втащили в вагон другие пассажиры, которые сами висели, ухватившись кто за что. И все-таки они его втащили, сумели потесниться, найти местечко еще для одного.
Прошлой ночью, когда я не мог заснуть, я вдруг подумал, что могу быть тем человеком на платформе. Нужно только довериться окружающим, таким же бомбейцам, как я, — и я попаду в поезд.
Сегодня утром, когда поезд тронулся, я побежал за ним. Сначала это было легко, пока поезд еле полз. С вагонов опять свисал народ, каждый старался протиснуться внутрь, и понемногу все как-то устроились, держась за ручку или за поручень. А я все бежал рядом с поездом, хотя дыхания уже не хватало. Я протянул руку, мне сделали ответный жест — не то приветственный, не то отпихивающий. Я не понял. Протянул обе руки, чтобы не решили по ошибке, что я просто машу, прощаясь с кем-то.
Мистер Капур смолк, скорбно уставясь в чашку.
— Никто мне не помог, Йезад. Ни один человек не протянул мне руку. Все смотрели на меня как на чужого. Ну хорошо, я им действительно чужой. Но я же тоже бомбеец, свой брат, разве нет? Но они смотрели сквозь меня, а кое-кто развеселился, они переглядывались, будто приглашая друг друга посмеяться.
Капур допил чай и отдал чашку Хусайну.
— Со мною чуда не случилось, Йезад. Я споткнулся и упал у самого края платформы. И взял такси.
Капура отвергли, и это сломило его. Он сидел у входа, как инвалид, ожидающий, когда ему приготовят постель.
— И вот я думаю, — тихо сказал он наконец.
— Да? — Йезад ожидал, что Капур признает: не надо было продавать машину.
— Уже в такси я спросил себя: почему меня бросили на платформе?
«Потому, что поезд был набит битком, потому, что те люди не знали, какой романтической чушью забита твоя голова», — подумал Йезад.
— Трудно сказать, — произнес он вслух.
— Нет, не трудно. Достаточно взглянуть на меня — на мою одежду, обувь, прическу. Ну, давайте. Скажите мне, как я выгляжу?
Йезад оценивающим взглядом окинул творение рук дорогого парикмахера, перевел взгляд на открытый ворот тонкой льняной рубашки, качества которой не могли скрыть даже измятость и перепачканность после железнодорожного приключения. Это относилось и к безупречного покроя брюкам из легкой натуральной ткани. И наконец, итальянские мокасины, мягкая кожа которых блистала самодовольным превосходством.
— Ну? — теряя терпение, спросил Капур.
— Мой вердикт — стильно и классно.
— Именно. И в этом проблема. Моя внешность просто кричит: я не такой, как вы! У меня с пассажирами столько же общего, как у инопланетянина. С чего они должны в своих объятиях внести меня в вагон, если я изо всех сил стараюсь дать им понять, насколько я выше их?!
Капур поклялся исправить этот дефект. Отныне он начинает покупать себе одежду не в кондиционированных универмагах, а на уличных развалах Грант-роуд и Гиргаума — курты-пайджамы, плохо скроенные широкие штаны и бушетки с короткими рукавами, которые режут подмышками. И никаких носков и туфель — сандалии того типа, который не мешает бомбейской грязи залеплять ногти.
— Ноги моей больше не будет в салоне синьора Валенте! Обойдусь услугами уличного цирюльника на Кхетвади. Когда он обкорнает мне волосы, я посмотрю, подберут меня с платформы или нет!
— Когда же завершится ваше преображение? — не утерпел Йезад.
Капур сосчитал на пальцах.
— Через девять дней. Сразу после Рождества.
Он встал и решительно направился в свой офис.
— Между прочим, — заметил Йезад, — иногда дешевые тряпки тоже классно смотрятся. Будете составлять себе новый гардероб, подбирайте, что плохо на вас сидит.
Но Капур уже обрел обычную уверенность в себе и на уколы реагировал примерно как подушечка для иголок.
— Учту, — сказал он, остановился и повернул к витрине.
Глава 17
Ежевечерне дом от подвала до крыши оглашался звуками скандала в квартире Мунши. Скандал начинался, как только мастер «умелые руки», возвращался домой с инструментами, продолжался за семейным ужином и длился, пока муж с женой не заснут.
Эти ссоры удивляли и огорчали Джала, поскольку, когда Эдуль приступил к работе над потолками, Манизе была просто счастлива за мужа. Весь дом знал, что она чувствует себя виноватой за то, что запретила мужу применить свой талант в квартире.
Однако объем нынешнего заказа намного превышал те мелкие починки, которые доверялись Эдулю; теперь он целыми днями пропадал на работе, и Манизе стала жаловаться, что вечерами сидит одна. Время шло, и ее жалобы становились все горше — что это такое, она прямо как вдова, муж почти не бывает дома!
Эдуль по секрету поделился с Джалом, заверяя, что нет причин для беспокойства, на укоры Манизе он отшучивается: пока слышится стук его молотка, ей должно быть ясно, что она — гордая обладательница счастливого мужа.
— Все в норме, — твердил он Джалу.
Джал, однако, подозревал, что его дела совсем не в норме.
Подозрения подтвердились в тот день, когда в квартире Мунши открылись полномасшабные военные действия.
— Ты думаешь, я не догадалась, что происходит наверху? — вопила Манизе. — Ты там с этой незамужней женщиной! Ее братец, сводник этот, уходит на прогулку, а тебя оставляет с инструментами! Как удобно!
— Тише, тише, соседи услышат, — умолял Эдуль.
— Пускай слышат! Все лучше, чем их хихоньки за моей спиной и разговорчики насчет мужа, который работает на Куми. Распутная дрянь, в женатого мужчину вцепилась!
— Как ты можешь ревновать к Куми? Ты только глянь на нее — плоская, как доска, что спереди, что сзади. А у тебя такая славная попка, да и…