– Прогресс ну совершенно убивает романтику, – вздохнула тетя Мила. – Как представишь себе мистера Холмса, запускающего образец почерка в сканер, чтобы программа графологической экспертизы распознала и проанализировала… Нет, это решительно дурно!
– Ну-ну, – скептически откликнулась я, – теперь пошли рассуждения в духе: «Кибернетика – буржуазная лженаука!»
Тетушка принялась возражать, а пока она произносила свою прочувствованную речь, я вложила письмо в сканер и активировала программу. Скоро весь этот Максим Максимович сосредоточится в одной коротенькой распечатке.
Наконец зажужжал принтер. Я подхватила лист и проглядела резюме, созданное на основе экспертного анализа почерка. И, конечно же, образ «уверенного и самодостаточного человека», нарисованный тетушкой, растаял на глазах.
– Ну, что? – спросила она.
Я лицемерно откашлялась и взглянула на нее с лукавой улыбкой:
– Вот, получи своего «эмоционально яркого». Не буду зачитывать все резюме, скажу в общих чертах. Итак, образец почерка принадлежит мужчине двадцати пяти – тридцати одного года, роста скорее высокого, до метра восьмидесяти пяти, астенического, то есть слабого, телосложения. Темперамент сангвинно-меланхолический, со склонностью к унынию и депрессии. Выражено слабоволие и подчеркнутое отсутствие инициативы. Интеллектуальный уровень – прошу обратить внимание! – выше среднего, достаточно высокий творческий потенциал, развито ассоциативное мышление. Возможны сезонные осложнения в психике, подавленность, диктуемая… гм… Ну, дальше совсем уж заумь пошла, – подвела я черту своим сообщениям. – В общем, переводя с экспертного на человеческий, получаем мы этакого дерганого ироничного фрукта, мрачного, тяжелого на подъем и, возможно, склонного к запоям. Раз про депрессии сезонного характера сказано, так, значит, и до маниакально-депрессивного психоза недалече. Вот такой красавец, – проговорила я, – а то – «уверенный», «самодостаточный».
– Ты просто какого-то маньяка описала, – проговорила тетушка. – А твоя эта… программа в компьютере… не может ошибаться?
– Не может, – отрезала я. – Конечно, незначительные отклонения, так сказать, погрешности, возможны, но основные, магистральные выводы – тут ошибка исключена.
– К тому же – хлипкого телосложения… – проговорила тетя Мила. – И с чего бы это? Максим был мужчина видный, я бы даже сказала – атлет. А этот, которого ты сейчас описала, астенического телосложения. Проще говоря, длинный, тощий и с цыплячьими плечиками, так?
– Так, – усмехнулась я.
И тут прозвучал звонок в дверь. Я взглянула на часы: двенадцать пятьдесят пять. Рановато, если это он, родственник новоявленный. Впрочем, не исключено, что явился сосед дядя Петя, который накануне позаимствовал у нас «на минуточку» утюг и до сих пор ошивался с означенным бытовым прибором черт-те где. Не исключено, что уже и продал его за пару литров спирта. Дядя Петя хороший мужик, но когда выпьет…
Я направилась открывать.
Перед нашей квартирой стоял явно не дядя Петя. В дверной «глазок» я разглядела ухмыляющуюся физиономию некоего индивида, который крутил головой и гмыкал. У посетителя было довольно привлекательное лобастое лицо, широко расставленные серые глаза, массивные щеки и весьма немалый нос. Если учесть, что я видела его впервые, то дядя Петя отпадал, а описанию, данному в резюме графологической экспертизы, пришлый индивид не соответствовал в корне.
Я хотела было спросить, кто такой к нам пожаловал, но подумала, что ничего оригинального не услышу, и открыла без вопроса.
Увидев меня, посетитель расплылся в широкой улыбке, показавшей, помимо радушия, и то, что гость наплевательски относится к своему здоровью, в частности, к вопросам стоматологии: справа не хватало одного зуба, передний был немного и характерно сколот. Такой скол образуется у тех, кто имеет вредную привычку открывать зубами пивные бутылки.
– Только что с поезда, – не вдаваясь в подробности, провозгласил индивид. – Я не знал, что ты так близко к вокзалу живешь, и зачем-то такси поймал. Проехали два квартала, и таксист заявил: приехали, плати сотню. А за что платить-то? Нашел дурачка. Сотню ему плати, а?
– В самом деле – дорого за два квартала, – деревянным голосом отозвалась я.
Посетитель повертелся на пороге, впрочем, не обозначая желания представиться и войти в квартиру, а потом и вовсе отскочил на площадку и стал заглядывать в лестничный пролет.
– Что там такое? – спросила я. – Вы кто вообще такой?
– Погоди!.. – отмахнулся он. – Ну конечно! Опять его колотят. Э-эх, Микиша, даже от водилы спрыгнуть не может. Пойду вытащу. Эта-а… ты ведь Женя… Ты – Женя, да?
– Д-да.
– Похожа! – громогласно заявил визитер и скатился по лестнице. За моей спиной возникла тетушка и произнесла:
– Хулиганят?
– Ну… что-то вроде того.
– Надо сходить за утюгом к Пете, – задумчиво произнесла она, между тем как снизу слышалось какое-то натужное пыхтение, бухтение, потом недовольный мужской бас взрезал воздух: «Не, вы платить будете?!» Затем раздались звон битого стекла, писк, как будто наступили мыши на хвост… Тетя Мила повернулась на пятках и произнесла:
– Милицию, что ли, вызвать?
– Не надо. Не надо, – сказала я, прислушиваясь к звуковому оформлению невидимой мне батальной сцены. – Не надо пока никого вызывать, там, кажется, все к завершению идет.
Я оказалась права. Послышались приближающиеся шаги, и появился недавний посетитель. Теперь он не улыбался и был не один. Он буквально волок за шкирку высокого тощего типа с вытянутым лицом нищего художника, в серой куртейке, коричневых штанах и вязаном сиреневом берете, как будто позаимствованном у какой-либо из околоподъездных старушек. Тип слабо брыкался, но в целом вел линию поведения человека, покорного событиям.
– Вот! – объявил первый, снова широко улыбаясь. – Говорил ему, чтобы первый выходил, так нет же… Совесть, видите ли, его мучает! Ты что, Микиша, думаешь, что этот таксюган с голоду помрет, если ты ему не заплатишь? Нет, вы только на него взгляните, вы взгляните! – с жаром призвал он.
– Да я смотрю, – машинально откликнулась я. – Простите, молодые люди, может, вы все-таки ошиблись дверью?
– И не надейтесь! – заявил здоровяк. – Никак не ошиблись. Вот и Микиша подтвердит. Ми-ки-ша! – Он тряханул длинного так, что голова того заболталась, как у тряпичного Петрушки.
Многострадальный Микиша пробулькал:
– Под-тверж-даю!..
– Вот-вот, – сказал крепыш, продолжая улыбаться. – Так что посторонись, сестренка, дай-ка я вкачу этого цуцика в квартиру. Ему полежать надо. Не надо кровати! – вдруг решительно заявил он, как будто ему усиленно эту самую кровать предлагали. – Сойдет и какой-нибудь топчан. У вас есть собака? Я к тому, что если есть, то собаку нужно согнать, а на ее подстилку уложить Микишу.