Нежная добыча - читать онлайн книгу. Автор: Пол Боулз cтр.№ 30

Мы боимся за будущее наших отпрысков. Смешно, однако смех этот немногим очевиднее всего остального в жизни. Миновало много времени; я рад, что мне довелось прожить эти дни, пусть они уже и в прошлом. Думаю, то было время, которого я втайне ждал всегда, вознаграждение, о котором бессознательно, и все же неотступно мечтал, — за то, что долгие годы я был зажат в твердом кулаке существования.

Тот вечер кажется таким далеким только потому, что я вспоминал все его подробности так часто, что они мало-помалу стали походить на легенду. Как оказалось, мою проблему уже решили за меня, только я этого еще не знал. Всего расклада я постичь не мог и по глупости воображал, что мне надо напрячь мозги и подыскать какие-то правильные слова для Рэки. Но это он первым пришел ко мне. В тот вечер, когда я собирался побродить в одиночестве, рассчитывая невзначай отыскать какую-то удачную фразу, он вдруг сам возник у меня на пороге.

— Идешь гулять? — спросил он, увидев у меня в руке трость.

Выйду сразу же после разговора с ним — казалось, так гораздо проще.

— Да, — сказал я, — но сначала давай поговорим.

— Давай. О чем?

Я не смотрел на него — не хотел видеть, как в его глазах наверняка мечутся искорки настороженности. Заговорив, я принялся тихонько постукивать тростью по узорам плиток на полу.

— Рэки, тебе хотелось бы вернуться в школу?

— Ты шутишь? Я же школу терпеть не могу!

Тут я взглянул на него.

— Нет, не шучу. Не смотри на меня с таким ужасом. Может, тебе понравится в компании сверстников. — (Я отнюдь не собирался пользоваться этим доводом.)

— Может, мне и понравится со сверстниками, но я совсем не хочу ради этого ходить в школу.

Уже направляясь к двери, я беспомощно произнес:

— Я просто хотел узнать твое мнение.

Он рассмеялся:

— Спасибо, не хочется!

— Это не значит, что ты не поедешь, — бросил я через плечо и вышел.

На прогулке я постукивал тростью по асфальту шоссе, потом немного постоял на мосту, рисуя себе всякие ужасы: в конце концов, нам придется вернуться в Штаты, Рэки разобьется на велосипеде и его на много месяцев парализует, а если я пущу все на самотек, мне без сомнения придется ходить к нему на свидания в правительственную тюрьму и носить передачи с едой, и это еще не самый трагический и жестокий исход. «Но ведь ничего не случится», — сказал я себе, понимая, что теряю драгоценное время; завтра его в Апельсиновую Аллею пускать нельзя.

Назад к мысу я тащился черепашьим шагом. Луны не было, даже ветер почти стих. Подходя к дому и стараясь ступать по гаревой дорожке как можно легче, чтобы не разбудить бдительного Эрнеста и не объяснять потом, что это всего лишь я, света в комнате Рэки я не увидел. В доме темно, если не считать тусклой лампы на моем ночном столике. Но внутрь вошел я не сразу, а обогнул все здание, натыкаясь на кусты и влипая лицом в клейкую паутину, посидел на террасе, где, похоже, было все же не так душно. Вдали у рифов шумело море, вздыхали валы. А здесь внизу вода лишь фыркала и булькала. Необычно большой отлив. Я механически выкурил три сигареты, перестав даже думать, а затем, с горечью дыма во рту пошел в дом.

В комнате дышать было нечем. Я сбросил одежду на стул и глянул на ночной столик: на месте ли графин с водой. И тут у меня отпала челюсть. На моей кровати верхняя простыня была сбита к изножью. У дальнего края, темным силуэтом на белой нижней простыне спал на боку Рэки, голый.

Я долго стоял и смотрел на него, вероятно, не дыша, поскольку в какой-то момент, как я сейчас припоминаю, у меня закружилась голова. Я шептал себе, скользя взглядом по изгибу его руки, по плечу, спине, бедру, ноге:

— Дитя. Дитя.

Судьба, когда вдруг ясно воспринимаешь ее, подступив чуть ли не вплотную, лишена свойств. Ее понимание и осознание ясности этого видения не оставляют на горизонте разума места для чего-либо еще. В конце концов, я выключил свет и тихонько лег. Ночь была абсолютно черна.

До рассвета он лежал очень тихо. Я никогда не узнаю, в самом ли деле он спал все это время. Конечно, вряд ли, но лежал он так бездвижно. Теплый, упругий, но покойный, как смерть. Тьма и тишина тяжело обволакивали нас. Когда запели первые птицы, я провалился в мягкое забытье; а когда проснулся позже, уже светило солнце, и его рядом не было.

Я нашел его внизу, у воды — в одиночестве он выделывал курбеты на доске; впервые он сбросил плавки без моих понуканий. Весь день мы провели вместе, то на террасе, то на прибрежных камнях — разговаривали, плавали, читали и просто валялись под жарким солнцем. И когда настала ночь, он не ушел к себе. Дождавшись, когда слуги уснут, мы принесли три бутылки шампанского и пристроили ведерко со льдом на ночной столик.

Так и вышло, что я смог наконец затронуть щекотливую тему, по-прежнему не дававшую мне покоя, и, пользуясь новым взаимопониманием между нами, я облек свою просьбу в самую простую и естественную форму.

— Рэки, могу я попросить об одном громадном одолжении?

Он лежал на спине, заложив руки за голову. В его внимании мне почудилась настороженность, а искренности не хватало.

— Наверное, — сказал он. — А что?

— Ты не мог бы не отлучаться из дома несколько дней — скажем, неделю? Ради меня? Можем покататься на великах вместе, куда захочешь. Пойдешь мне навстречу?

— Запросто, — улыбнулся он.

Я тянул время, но другого выхода не было.

Спустя примерно неделю (лишь когда ты не вполне счастлив, знаешь точный счет времени, так что дней могло пройти и больше, и меньше) мы завтракали. Исайя стоял рядом в тени, готовый подлить нам кофе.

— Я заметил, ты на днях получил письмо от дяди Чарли. — сказал Рэки. — Тебе не кажется, нам нужно пригласить его к нам?

Сердце в груди у меня застучало с неимоверной силой.

— Сюда? Ему тут очень не понравится, — сказал я как бы мимоходом. — К тому же у нас нет места. Где мы его положим? — И уже сам слыша свой голос, я понимал, что говорю что-то не то, — в действительности я как-то выпал из разговора. Вновь меня заворожило полное бессилие — такое охватывает, когда внезапно осознаешь, что на твоих глазах обретает законченную форму твоя судьба.

— В моей комнате, — сказал Рэки. — Она свободна.

В тот момент мне приоткрылись такие детали узорчатого замысла, о существовании которых я даже не подозревал.

— Глупости, — сказал я. — Это неподходящее место для дяди Чарли.

Рэки оживился, словно его вдруг осенило:

— А может, мне самому написать и пригласить его… — предложил он, жестом подзывая Исайю с кофе.

— Глупости, — повторил я, увидев, как проступают еще какие то подробности узора — в точности как на фотоснимке, который с каждой секундой становится все отчетливее в ванночке с проявителем.