Современный патерик. Чтение для впавших в уныние - читать онлайн книгу. Автор: Майя Кучерская cтр.№ 42

Петя Борисов женился рано, на своей однокласснице. С восьмого класса на всех уроках он смотрел на Люду Антонову не отрываясь, учителя даже делали ему замечания, в девятом стал писать ей записки в стихах. Люда не отвечала — Женя Симонов нравился ей больше. Но вскоре Женя стал гулять с другой девочкой, и Люда назло ему начала гулять с Петей. И очень скоро про Женю забыла, потому что Петя, как обнаружилось, оказался очень хороший. Сразу после выпускного Люда с Петей поженились и поступили в Институт стали и сплавов.

Жили они дружно и в общем свободно, Петя Люду ни к кому особенно не ревновал, а Люде никто, кроме Пети, не был нужен. Так прошло три года, после третьего курса Люда родила Анечку и даже не ушла в академ — сильно помогли бабушки, и та и другая. И все было хорошо, Петя дочку обожал, нянчил, спал с ней ночами. Но на четвертом курсе с Петей свершился переворот. Он уверовал в Бога и в самом скором времени стал до того ревностным христианином, что Люда только тихо постанывала. Сама она христианкой становиться не собиралась, в церкви от запаха ладана ей делалось нехорошо, попы казались обманщиками. Никакие Петины разговоры ее ни в чем не убеждали, а со временем стали и раздражать. Она разрывается между учебой и ребенком, ждет не дождется, когда Петя вернется домой, а Петя, видишь ли, на всенощной! А в воскресенье, единственный день, когда можно погулять с утра всем вместе, его тоже нет — «кто не посещает литургию, отлучается от церкви».

Но Людино недовольство, понятно, на Петю никак не действовало, он просто махнул на нее рукой, и если бы не эта церковь, в остальном стал даже лучше прежнего, но жену это не убеждало. Они закончили институт, Люда, конечно, с горем пополам, Петя с красным дипломом. Но, вместо того чтобы пойти в лабораторию, куда вообще просто так не попадали, а Петю звал его научный руководитель, Петя ни в какую лабораторию не пошел, а поступил в семинарию. Дома он стал бывать совсем редко, а Люда между тем родила второго, уже мальчика. И протест в ней стал потихоньку ослабевать, как-то отвлеклась на материнские заботы, а тут Петя уже отучился и позвал жену и всех своих друзей на рукоположение. Люда пошла. Все рукоположение она проплакала, ее родной Петя был от нее так далеко и совсем там про нее не думал, а кланялся, падал на колени, и его под руки водили два красивых юноши, а под конец Петя вышел в белом облачении, весь сияющий и совершенно незнакомый. Люда подошла, как и все, к кресту, который он держал в руке, и поцеловала, как все, сначала крест, а потом руку мужа, и почувствовала, что это больше не муж.

Потом она догадалась — рука показалась ей чужой, потому что исчезло обручальное кольцо на Петином пальце. И Люда весь оставшийся день с Петей вообще не разговаривала. Но он будто этого не замечал. Легко ему было не замечать: дом у них был полон гостей, и всех их надо было накормить и напоить, и всем улыбаться. А на следующий день рано утром Петя ушел, вернулся только поздно вечером и сказал Люде: «Стажировка. Чтобы я научился правильно служить». И Люда стала с ним снова разговаривать, потому что надо же было его накормить, спросить, с майонезом он будет или с постным маслом — Петя постился вовсю. Стажировка продолжалась полтора месяца, а еще через две недели отца Петра распределили в Можайскую область, в деревню Пыпино, восстанавливать разрушенный храм. И Люде ничего не оставалось, как поехать с ним. Детей пока пришлось оставить бабушкам, не везти же их на пустое место.

Пете выделили домик, небольшой, но крепкий, прямо около церкви. Церковь была — страшно посмотреть — внутри вся исчерченная, изгаженная, но Петя сказал: стены есть, и полы каменные — это уже очень много. Мэр Можайска выделил Пете денег, потому что вышло по поводу восстановления церквей распоряжение сверху, как раз возникла такая волна; вскоре волна спала, но Петя успел. И начал заниматься тем, чем никогда не занимался, — нанимать строителей, закупать стройматериалы, объяснять рабочим, как лучше сделать.

А Люда тем временем приводила в порядок их дом, своими руками. Оклеила его новыми обоями, выкрасила полы, вымыла окна, друзья, уезжавшие в Швейцарию на ПМЖ, очень помогли с мебелью, даже из дружеских чувств привезли эту мебель на грузовике из далекой Москвы. В дом можно было селить детей, и детей перевезли от бабушек, как раз наступило лето — опять же, свежий воздух.

Лето прошло хорошо, отец Петр загорел на своей стройке как негр, только сильно осунулся, но все время шутил. Как-то быстренько превратился он из подающего надежды студента в делового, ухватистого мужичка, — может, и отросшая борода сыграла свою роль.

Дочка Анечка нашла себе подружку шестилетнюю Варю с соседней улицы, обедать ее было не дозваться, а сын Федя оставался еще при маме. Он ей не мешал, играл в уголке, но любил, чтобы она была рядом. И что мама все время всхлипывает — не замечал. Тут наступила осень, пошли дожди. Люде стало совсем грустно, развороченная глина за окном, отец Петр неизвестно где, она с детьми целый день дома. Одна. И никакой перспективы.

А в институте она ведь была первая певица, ходила в хор, и сейчас Петя ей часто повторял — тебе надо учиться на регента. Но Люде просто хотелось домой, в Москву, она устала от этой жизни при Пете и при детях и хотела как-нибудь отдохнуть, только не неделю, и не две, и даже не месяц, а, предположим, год. Им провели наконец телефон, и Люда обзвонила всех знакомых, давала им свой новый номер, а они удивлялись, звали в гости, но как-то неубедительно, спрашивали, не собирается ли она на работу, — впрочем, какая уж тут работа. Отец Петр хотел следующего ребенка, но Люда отрезала: «Я не свиноматка». И Петя пока успокоился.

Телефон, хотя все московские его теперь знали, звонил крайне редко, только самые близкие друзья, да и то все больше отцу Петру, а Люда была его секретарем. Так прошел еще год. В церкви начались службы, но Люда по-прежнему туда практически не заходила — как-то не лежала душа, – а все думала, в какую школу отдавать Анечку, в этом же поселке или возить подальше, в частную, как вдруг Петина мама, посетив их однажды, сказала, что ребенку нужно давать нормальное образование, и настояла на том, чтобы Анечку забрать к себе и учить ее в хорошей московской школе с языками и обществом.

Люде жалко было отдавать дочь, но все-таки она уступила. Анечка бабушку сильно любила и очень обрадовалась, сразу же начала складывать игрушки, книжки. Дома стало совсем пусто.

Тут телефон наконец зазвонил, и позвали к телефону не отца Петра, а Петю или Люду — одноклассники встречали десятилетие их выпуска, времечко шло. Отец Петр проявил твердость, сказал, чтобы Люда обязательно ехала, посмотрела на людей. «А то в этой глуши совсем ты у меня соскучилась». А Федя один вечер поживет и без мамы. Только Люде уже вообще ничего не хотелось.

Но она все-таки поехала. На вечере одноклассников все в общем оказались такие же, только немного постарше. Там же был и Женя Симонов, он уже второй раз развелся, но все равно был самый приятный на вечере человек, может быть, потому, что все время просил Люду спеть. И Люда пела. Она распелась, да и от коньяка голос у нее всегда мягчал, делался просторней. К концу вечера Женя от нее не отходил и даже поехал провожать на станцию. Когда Людина электричка подошла, и надо было садиться, Женя, как в плохом кино, сказал ей: «Останься». И сжал локоток. Но Люда, как в кино получше, промолчала, локоток освободила, вошла в вагон и села у окошка. Отец Петр встречал ее на станции, Люда приехала на последней электричке. Стояла тьма хоть глаз выколи, и страшный холод, рука у Пети была совершенно ледяная.