Глава пятнадцатая
Казначейство Иоаннинского приюта
Инструкция – это попытка заставить многих повторить уже сделанное кем-то одним, причем не самым умным.
Монография «Человек как продукт массового производства»
Расстояние в подземелье обманчиво. Кривому казалось, что до зеленой точки идти и идти, но через несколько десятков шагов точка превратилась в пятно, еще через десяток – в огромную палатку.
– Добро пожаловать в Иоаннинский приют.
Директор стоял перед дверьми совершенно человеческих размеров непонятно как сделанных. Если чертеж и был, то он легко мог быть заменен опытом и глазомером столяра средней руки.
За первыми дверями – вешалка, дальше полупрозрачные двери. За ними видны люди в комбинезонах, масках, перчатках. Камень закончился. На смену камню пришел пластик – внизу, вверху и по бокам.
– Одевайтесь, – Ефим Маркович уже натягивал комбез прямо на кофту, – увидишь много знакомого.
Николай в нерешительности застыл.
– Хочешь, подожди нас здесь.
Кривой догадался, что смутило Николая. Комбинезон давал, в определенном смысле, мало возможностей. Две кобуры хорошо помещались под пиджаком, как их разместить в комбинезоне, да еще так, чтобы в случае чего достать вовремя – оставалось для телохранителя загадкой. Повесить сверху?
– Даже не думай, – ответил директор на незаданный вопрос.
С трудно скрываемым сожалением Николай аккуратно повесил кобуру на вешалку, поправил, будто боялся, что пистолеты могут помяться. И натянул комбинезон.
Директор остановился у дверей:
– Вы оба люди взрослые, и все-таки. Ничего не трогать, держаться за мной, смотреть можно, но тоже осторожно!
– Все так опасно?
– Опасны вы, Мишенька. Пойдем…
Чудны дела твои. Мише Кривому показалось, что он попал в детство, на один из уроков труда: тот же запах разогретого металла, свежей деревянной стружки и правильный звук резца, крепко взявшегося за деталь. Мешали маски и комбинезоны, белые тонкие перчатки и свет – слишком яркий для мастерской.
Когда-то Миша Кривой заночевал в музее. Получилось это неожиданно – Кривому было двенадцать, с одеждой у него, как и все годы до приюта, дело обстояло плохо, а с постоянным местом для ночевки – еще хуже. Той ночью Миша выбрал первое же окно, которое ему удалось открыть. Внутри он на ощупь добрался до комнаты, в которой было тепло. Ему даже удалось нащупать нечто напоминавшее кровать. Утром он обнаружил, что заночевал в музее Арктики и Антарктики, прямо посреди экспозиции, демонстрирующей быт народов Севера. Несмотря на то что желудок просто умолял его выбираться из заброшенного здания, он еще долго бродил по залам и читал таблички.
Сейчас он увидел нечто похожее. Станки, заготовки из дерева разных пород и металлов и… экспонаты – ведь только экспонаты снабжают табличками. И только экспонаты имеет смысл хранить так бережно, зашив каждый в кокон из прозрачного пластика.
– Это музей или…
– Это мастерская, Миша.
– А там?
Там была еще одна дверь, на этот раз совершенно непрозрачная и по внешнему виду настолько непроходимая, насколько вообще может быть непроходимой дверь. Утопленная в стене с двумя замочными скважинами, прорезанными на одном уровне – ближе к левой и правой стороне полотна.
Кривой давно не нарушал закон, но замочные скважины привлекали его внимание всегда.
– Два замка?
– Да. Это, в каком-то смысле, наше казначейство, а заодно и крыша.
– За двумя замками.
– Там и глазок есть.
Кривой подошел ближе. Глазок был не в дверях, а в стене и на самом деле представлял собой небольшой монитор. Понятнее не стало. Штука, которую он рассматривал, действительно выглядела знакомо. Около двух метров в высоту, из золотистого металла, чуть больше метра в диаметре – урезанный конус, по внешней грани которого проходит спираль под небольшим углом к основанию… Конус медленно поворачивался и странно рябил… Михаил сосредоточился, как учили в приюте, – отбросить все раздражающее – он мысленно стал менять цвет, размер…
– Узнал?
– Я такого точно не видел, но почему-то узнаю…
– Представь себе картинку.
– То есть?
– Не объем – фотографию и рисунок. Живьем ты точно такого не видел…
Нужные слова были сказаны, Кривой вспомнил:
– Вавилонская башня.
– Точно.
– И зачем она здесь?
– Что ты помнишь, Миша, про Вавилонскую башню?
Михаил, наконец, приспособился к специфическому освещению картинки на мониторе и стал различать не только конус, но и несколько короткостриженых ребят рядом с ним.
– Что с этим монитором?
– Монитор нормальный, башня искажает любой сигнал. Ничего не поделаешь.
– Поэтому рябит? И что там ребята наши делают?
– Работают. Ты не задавался вопросом, откуда у меня деньги? Эта штуковина тоже стоила немало.
– Спонсоры.
– Ага. Десять тысяч рублей в год и пара тонн круп. Если бы я надеялся на спонсоров и благотворительность…
– У вас богатые родственники, и все вовремя умерли.
– Это ближе. А кроме денег, у меня еще полковник Матушкин на побегушках, а это стоит либо очень больших денег, либо чего-то, что за деньги не купишь.
– Я догадливый, ловлю с полуслова: все это благодаря этой дуре. Вы превращаете свинец в золото.
– Практически.
– А если без шуток?
– Вообще без шуток.
– Ее вы тоже по чертежам делали, как Лифт?
– По формулам.
– И что она умеет? Кроме превращения одной чушки в другую?
– Рябит башня, потому что сверху на нее постоянно льется, скажем так, очень хорошо очищенная вода. При желании ее можно назвать святой.
– С чего бы это?
– Сырье – вода из реки Иордан. Потом обработка строго по инструкциям. Я тебе говорил, мы выполняем все буквально.
– А живой воды у вас нет?
– Только святая. Кстати, очень хорошо дезинфицирует, даже слишком. Тут один умник решил ее попробовать.
– Жив?
– Да. А вот вся его кишечная флора вымерла. Год в чувство приводили.
– Опасная штука…
– Не то слово, – директор внимательно смотрел на Кривого, словно ждал, когда тот снова попытается сострить. Не дождался. – По легенде, после Всемирного потопа люди говорили на одном языке, пока не попытались построить Вавилонскую башню, которая должна была соединить землю и небо, Бог эту попытку пресек довольно любопытным способом – просто подарив людям вместо одного языка – тысячу. В результате вместо башни люди получили вавилонское столпотворение…