Амариллис день и ночь - читать онлайн книгу. Автор: Рассел Хобан cтр.№ 22

– А лабиринт-то не маленький, – заметила она. – Ну что, ты готов?

– К чему именно, Ленор?

– Посмотри внимательно. Тебе, наверное, кажется, что достаточно просто пройти по спирали – и окажешься в центре. А вот как бы не так! Видишь, как она уложена: один виток – в одну сторону, другой – в другую. Рассчитываешь с каждым поворотом приближаться к центру, а на самом деле раз за разом оказываешься все там же, где уже побывал, и вот только так, проходя сквозь себя самого, мало-помалу и ввиваешься внутрь. Только имей в виду: это не игра, не прогулка забавы ради. Мы ведь пойдем по земле, и она почувствует наши намерения. И если мы вместе пройдем всю дорожку до самого центра с намерением ввиться друг в друга, то это будет уже навсегда. Ну как, хочешь?

– А раньше ты когда-нибудь такое проделывала?

– Нет. Я здесь впервые и ни с каким другим лабиринтом этого не пробовала. Просто я в таких вещах понимаю. Ну так как, хочешь?

– Да, – сказал я.

Я уже упоминал, что бедра у Ленор были роковые. Но если бы только бедра! И манера выражаться, и все ее повадки были роковые и непререкаемые.

Вот так мы это и сделали. Она – впереди, я – по следам ее босых ног, мы петляли туда-сюда под огромным, стремительно меняющимся небом в духе Виллема ван де Велде, [68] где недоставало только корабля с зарифленными парусами на фоне громоздящихся валов. Я вспомнил незаконченную картину, стоявшую у Ленор на подрамнике, – ту, с одинокой фигуркой. Почему не с нами обоими? Вновь и вновь мы пересекали эту ось сообщения между остролистами и старцем-деревом тогда еще неизвестной мне породы, и всякий раз я чувствовал, как они отзываются на наше присутствие. Спрашивать Ленор, чувствует ли и она что-нибудь, я не стал. Придержал это про себя. Да и она, разумеется, кое-что про себя придерживала. Никто ведь не рассказывает о себе все до конца. Между дерновыми дорожками лежала палая листва, почти черная, – лохмотья, ошметки года, отошедшего в прошлое навсегда. Так, в отрешенном молчании, мы то приближались к центру, то отдалялись, проходя одни и те же, но мало-помалу сжимавшиеся витки, пока наконец не оказались в самой сердцевине. Тут мы остановились, повернувшись друг к другу лицом.

– На веки вечные, – объявила Ленор, да так, чтобы сразу было понятно: слово хоть, в общем-то, и одно, а повторено дважды.

– На веки вечные, – подтвердил я, недоумевая, кто это меня тянет за язык.

И мы скрепили клятву поцелуем – как положено, вековечным.

– А если мы пройдем обратно по своим следам, то что? Все размотается? – спросил я.

– Мы не пойдем обратно. Мы сделаем вот как… – И она зашагала от центра к выходу по прямой, а я двинулся следом.

– По доске? – съехидничал я.

– По прямой, – сказала Ленор.

Мы обулись и в последний раз окинули взглядом лабиринт, но тот уже от нас отвернулся. Мы провозились дольше, чем думали: сгущались сумерки, остро пахнуло землей. Из полутьмы донесся дальний вскрик ворон, еле слышный. Где-то залаяла собака, а по ту сторону дороги уже горели окошки фермы «Троя».

Интересно, это вся жизнь такая странная или только я один? Ну вот, думал я, вот и конец начала. А рассудок твердил: уж не начало ли конца?

– Жалеешь? – спросила Ленор.

– Нет, – сказал я. – Ну что ты!

– Врешь. Ну и ладно. Все равно это – из тех вещей, что я не могла не сделать.

Приехали мы туда потому, что Ленор захотела привезти меня в какое-то особое место, но не сказала заранее, куда именно. Поэтому я захватил с собой камеру, благодаря чему и могу теперь сообразить, где же мы побывали. А еще Ленор отломила от старца хвойную веточку, по которой я и опознал его со всей определенностью. Ей, видно, и в голову не пришло, что он может обидеться. Она к этому дереву прикоснулась; я – нет. Я, конечно, помешан на идеях и образах, но его я не тронул. Иногда, глядя на себя в зеркало по утрам или просыпаясь посреди ночи, я об этом задумываюсь.

Там, где дорога Ардли-Сомертон пересекается с шоссе В430, стоит нормандская церковь с остроконечной башенкой и двускатной крышей. Построена она из котсволдского известняка, и, заглянув в певзнеровский «Справочник по архитектуре Оксфордшира», я заключил, что это церковь Сент-Мэри. Росли ли там на кладбище тисы? Точно не знаю. Я иду по жизни, не всегда понимая, что вижу. Ферма «Троя», в чьих владениях находится лабиринт, который мы прошли, сложена из того же котсволдского камня. Роскошные постройки и пристройки явно пережили не одно поколение. Хотел бы я знать, каково это – быть владельцем древнего лабиринта?

По дороге из Лондона на М40 было скучно и серо – грузовики с прицепами да мчащиеся навстречу мили, и только небо в духе ван де Велде как-то развлекало глаз. На обратном пути желтые фонари открыли точку исчезновения, и мы исчезали в ней миг за мигом.

Но лабиринт и прогулка по нему не исчезли. Я сказал Ленор, что готов к этому, что хочу этого, а после – что ни о чем не жалею. Но впоследствии я часто ловил себя на том, что качаю головой и вопрошаю, подчас и вслух, если рядом никого не было: «Зачем же я это сделал?»

Вернувшись к столику (и уже, как я отметил, слегка пошатываясь) и не обнаружив Амариллис, я подумал: ну вот и все на сегодня. Когда же я увижу ее снова? В зазоре? Но тут она появилась, и у меня наконец получилось выдохнуть.

– В туалет ходила, – объяснила она. – А ты думал, я совсем ушла?

– Мне бы и в голову не пришло, что ты можешь оставить меня допивать это все в одиночку.

Я не успел уловить, как все вокруг стихло и замерло, но теперь заметил, как зал оживает вновь и все возвращается на места – светильники и цветные огоньки, силуэты, движущиеся и неподвижные, и музыка, и голоса, и дым. Случалось ли такое и прежде? Мы сели, подняли стаканы виски, выпили, поставили стаканы и уставились друг на друга.

– Ты обещала что-то сказать, – напомнил я.

– Что?

– Ты собиралась объяснить, какой зазор я должен для тебя устроить.

– Ну да. – Она отхлебнула пива, потерла щеки, провела рукой по волосам. – Не так-то это просто, потому что я запуталась между зазорами и незазором и кое в чем память меня подводит. Но, с другой стороны, что плохого в ложных воспоминаниях, если никому от них никакого вреда, а тебе – хорошо?

– Ну да, пожалуй.

– Слишком уж многое в жизни устроено так, словно едешь по темной дороге и только то и видишь, что ухватят лучи от фар.

– Но если ехать вперед, – возразил я, – то будешь знать, что осталось позади, в темноте.

– Не мог бы ты сделать для меня один зазор?…

– Конечно, Амариллис, но какой?

– Зазор с видом на одну темную дорогу в Америке…