В чреве кита - читать онлайн книгу. Автор: Хавьер Серкас cтр.№ 34

— Да, а что все-таки случилось с твоей машиной?

— Ничего, — ответил я. — Луиза у меня ее забрала.

Видимо, ему почудилось нечто странное в моем голосе или в выражении лица, потому что он наморщил лоб и вопросительно нахмурил брови. Вдруг на меня накатила усталость, от жары и выпитого виски совсем разморило; нос был заложен, ломило внезапно обмякшие мышцы. Я бросил взгляд на другую сторону двора. Парочка продолжала ворковать, но сидели они уже не напротив друг друга, а рядышком, их лица так сблизились, словно они собирались поцеловаться или уже поцеловались. Помню, я подумал о Клаудии, когда произнес:

— Мы расстались.

Подошел официант со счетом.

— Еще два виски, пожалуйста, — попросил Марсело.

— И один кофе, — добавил я.

— Тогда два, — подытожил Марсело.

— Простите, — извинился официант. — Мне показалось, вы просили счет.

— Именно так, — подтвердил Марсело. — Но я передумал. — И заботливо поинтересовался: — А что, какие-то проблемы?

— Что вы, что вы, — ответил официант, определенно восприняв как вызов слова Марсело.

Едва официант удалился, Марсело воскликнул:

— Черт возьми, Томас, ты продержался еще меньше, чем я!

Марсело женился в двадцать пять лет на актрисе из театра Паралело, но его брак не перенес менингита, унесшего три года спустя его единственного сына. С тех пор в его жизни было много женщин, но ни одной не удалось заинтересовать его настолько, чтобы заставить отказаться от устоявшихся привычек счастливого холостяка. Кстати говоря, привычки эти не предусматривали обета целомудрия, что являлось постоянной пищей для пересудов в кулуарах кафедры, и ему приписывали то вымышленный роман с Алисией во время отсутствия Внезапного Игрока, то мимолетные связи с сотрудницами зрелых лет или с зелеными девицами переходного возраста, а то и периодические скандальные похождения с роскошными проститутками. Не берусь судить о достоверности подобных предположений, за исключением, пожалуй, слухов о его отношениях с Алисией, но о них я тоже не стану распространяться.

— Я не бросал ее, — произнес я, стараясь, чтобы мое объяснение прозвучало не как извинение или жалоба, а как простая констатация факта. — Это она меня бросила. Она ушла из дома.

— И что теперь?

Я пожал плечами.

— Только не говори мне, что она ушла по-хорошему.

— Не совсем так, — объяснил я. — Дело в том, полагаю, что у нас все стало не так, как прежде.

— Оно и неудивительно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал. Меня не удивляет, что все стало не так, как прежде. Никогда ничего не остается прежним. И менее всего в браке. А ты на что рассчитывал? Что все будет, как в первый раз? Так не бывает даже в мыльных операх. «L'usage dérobe le vrai vísage de choses», [18] говорит Монтень. И он прав: привычка уничтожает все, включая людей. А уж после четырех лет брака…

— После пяти, — уточнил я.

— После пяти лет брака все превращается в привычку. Привычка не оставляет места новизне, а без новизны нет очарования, нет влюбленности. Это правда. Но есть другое.

— Например?

— Ну, я не знаю, нечто более важное, — ответил он нетерпеливо. — Чувство сообщничества, полагаю, привязанность. Откуда мне знать? Я почти и не был женат, мне не хватило времени ни к чему привыкнуть. Я даже не уверен, был ли я хоть раз влюблен.

Я улыбнулся.

— Каждый человек хоть раз был влюблен.

— Не будь так уверен, — сказал он. — Я иногда сам себе напоминаю официанта из салона Томбстоун в «Страсти сильных», мне, конечно же, это название нравится намного больше, чем «Моя дорогая Клементина». Ты помнишь эту сцену? Генри Фонда, вне себя от изумления, что постепенно влюбляется в Клементину, невесту Виктора Матура, спрашивает официанта в салоне: «Послушай, милейший (не помню, как его звали), ты когда-нибудь был влюблен?» На что официант, еще более ошарашенный, чем Фонда, отвечает: «Нет, я всю жизнь был официантом».

Мы рассмеялись.

— Ну так вот, а я всю жизнь был преподавателем. Это, кстати, к вопросу об официантах, — заключил Марсело.

В этот миг появился официант из «Касабланки», принес наш заказ и удалился. Какое-то время мы пили и курили в тишине. Марсело задумчиво вертел в руках серебряную зажигалку «Зиппо», возможно, обдумывая способ вернуться к оставленной теме. Тень от навеса достигла стола, и по погрустневшему лицу Марсело время от времени скользили солнечные пятна. Убедившись вскоре, что я не собираюсь нарушить молчание, Марсело начал витиевато разглагольствовать, словно бродя вокруг да около и опасаясь затронуть манящую, но запретную тему.

— Забавно, — произнес он, развалившись на стуле и выпустив струйку дыма, медленно растаявшую в неподвижном зное. — Люди склонны полагать, что все когда-либо влюбляются, ты сам только что это сказал. По правде, я не знаю… Ларошфуко говорил, что любовь подобна призраку: все о ней говорят, но никто не видел. Возможно, так оно и есть. В конце концов, Ларошфуко, наверное, знал, о чем говорил, потому что он любил женщин до безумия и многим разбил сердце. Одна из любовниц втянула его в интригу против Ришелье, закончившуюся полным провалом, и единственное, что вынес бедолага Ларошфуко из данной истории, — это унизительная беседа с кардиналом, восемь дней заключения в Бастилии и два года ссылки в родовом замке Вертей. Само собой, эта любовница (одна из многих, впутывавших его в разные авантюры) была не первой встречной. Это была, ни больше ни меньше, герцогиня де Шеврез, урожденная Мари де Роган. Весьма опасная дама. Сначала она вышла замуж за маршала де Люиня, который до появления Ришелье был правой рукой Людовика XIII, а затем за Клода де Лоррена, принца де Жуанвиль и герцога де Шеврез. Если разобраться, Ларошфуко еще повезло, потому что другого своего любовника, графа Шале, герцогиня уговорила попытаться убить Ришелье; беднягу графа посадили в тюрьму, а после того, как герцогиня открестилась от него и запятнала его честь именем предателя, ему отрубили голову.

Он сделал паузу, улыбаясь со снисходительной иронией, затем отхлебнул виски, затянулся сигаретой и восторженно продолжил:

— Ах, это, наверное, была потрясающая женщина, истинная femme fatale. Она всю жизнь интриговала против Ришелье и герцога Бэкингема, и Сен-Симон, на которого вообще-то было трудно произвести впечатление, говорил, что ее красота могла сравниться лишь с ее честолюбием и хитростью. Полагаю, что Веласкес написал ее портрет, позже утерянный. И естественно, что Дюма не смог пройти мимо такой пестрой биографии и вставил этот персонаж в «Три мушкетера». Не знаю, помнишь ли ты, но герцогиня время от времени появляется в романе, плетя интрига против Ришелье, в пользу Бэкингема и Анны Австрийской. И, само собой, она становится любовницей Арамиса, готового по своей воле уйти в священники и удалиться от мира… Словно специально для того, чтобы читатели удивлялись, почему это Арамис на протяжении всего романа говорит, что женщины губят мужчин.