Обнаженные мужчины - читать онлайн книгу. Автор: Аманда Филипаччи cтр.№ 62

– Привет, Лора, – говорю я.

Она оборачивается и, очень обрадовавшись, восклицает:

– Джереми! – Потом вскакивает и заключает меня в объятия. – Я скучала по тебе, – говорит она.

На ней мой плащ и сапоги. Я слегка приоткрываю плащ, поскольку, увидев кусочек груди, заинтересовался, совсем ли она голая под плащом. Нет, на ней мои шорты.

Она улыбается и поясняет:

– Сначала я надела только твое нижнее белье, но потом замерзла и надела твой плащ.

– И сапоги? – спрашиваю я.

– Да.

Она удивительно красива, даже без косметики. В ухе – брильянтовая сережка, которую я ей подарил – нашел ее как-то вечером на улице. Лора всегда ее носит.

– Что ты делаешь с этими шкафами для картотек? – интересуюсь я.

– Я иногда их открываю, когда тебя нет дома. Тогда у меня создается ощущение, как будто я прихожу в соприкосновение с твоей душой, твоим разумом, твоей сущностью.

Я тронут и в то же время оскорблен. Вряд ли столь уж лестно для меня, что я напоминаю ей о шкафе для картотек – вернее, шкаф напоминает ей обо мне.

Я заметил, но как-то не сосредоточился на том факте, что на полу, рядом со шкафами для картотек, лежит матрас. Теперь я сосредоточился.

– Ты здесь спишь? – спрашиваю я, обеспокоенный.

– Да. Так я чувствовала себя ближе к тебе. Не беспокойся, это не такая уж хорошая замена, – добавляет она, небрежно махнув в сторону матраса.

Значит, мне все-таки изменили. Она спала не с мужчиной, а со шкафом для картотеки. И очень нежно гладила его, даже эротично и чувственно, с любовью глядя на него и перебирая папки.

Интересно, чем она заполнила ящики. Вероятно, чем-нибудь самым обычным и скучным. Счетами. Но потом я начинаю фантазировать. Если бы она заполнила шкаф чем-нибудь очень интересным, было бы не так уж плохо, что я ей его напоминаю. Это бы меня утешило. А может быть, ящики пусты, но она сделала для них ярлыки с названиями, связанными с нашей будущей совместной жизнью, – например, «Машина», «Дом», «Сын», «Школа». Как очаровательно это бы выглядело! И демонстрировало бы ее привязанность ко мне, любовь и чуть ли не одержимость мною.

Или, скажем, каждый ящик может быть озаглавлен каким-нибудь моим качеством.

А может быть, она дала названия по тем вещам, которые составляют наше прошлое, которые мы делали вместе, и ящики полны воспоминаний о конкретном вечере или ресторане. Например, не исключено, что в одном из ящиков она хранит грязные «клинексы», в которые я сморкался, когда плакал.

Она одержима мною, думаю я, польщенный. Это красивое создание, еще более красивое, чем леди Генриетта, за которую большинство мужчин убило бы, одержимо мною. Ну а вдруг шкафы полны свидетельств ее любовных побед, с фотографиями и полным отчетом о сексуальных доблестях любовников, и я всего лишь один из ящиков картотеки…

Я должен увидеть, что в этих ящиках, потому что тогда буду знать, что она обо мне думает.

Я бросаю на них взгляд, не желая показаться нескромным, но не вижу никаких надписей. Тогда я наклоняюсь и смотрю внимательнее. На ящиках нет ярлычков, так что я открываю один, затем другой. Они пусты. Я смотрю на нее, озадаченный и вдвойне оскорбленный, к тому же обеспокоенный состоянием ее рассудка.

– Итак, – говорю я, – я не только шкаф для картотек, что само по себе достаточно плохо, но я еще и пустой шкаф? – Значит, вот что она думает о моем уме? Что я очень глуп, и в голове у меня пустота? Я спрашиваю ее об этом.

– Нет, напротив, – возражает она. – У тебя много чего в голове, но это все загадочные и интригующие вещи, о которых никто не знает, кроме тебя.

Мы целуемся и ложимся на матрас.

– Я так рада, что ты вернулся. Я бесконечно по тебе тосковала, – шепчет она с закрытыми глазами и целует меня в шею.

В этот момент я страстно ее желаю. Я люблю ее. Но я знаю, что, пока мы еще не зашли слишком далеко, я должен ей кое-что рассказать.

– Как твое шоу? – спрашиваю я, чтобы оттянуть тот момент, когда мне придется рассказать ей то, что я должен рассказать.

– Великолепно.

– Тебе еще не надоели аплодисменты?

– Я предсказываю, что этого не произойдет, пока я жива.

– Я знаю, я слышал, как ты сказала это по телевизору.

– Тогда почему же ты спрашиваешь? – шепчет она, целуя меня.

– Чтобы оттянуть тот момент, когда мне придется кое-что тебе рассказать.

– О?

Мы сплелись в объятиях, и я думаю: а нужно ли вообще ей рассказывать об этом? Но я знаю, что я должен, поэтому неохотно отрываюсь от нее.

– Прежде чем мы продолжим, я должен кое-что тебе рассказать.

– Да, ты это уже говорил, бедный Джереми, бедный мистер Ацидофилус, – шутливо произносит она, гладя мои волосы.

Я снимаю ее руку со своих волос и сжимаю в ладонях. Я не должен отвлекаться.

– Когда я был за городом с Генриеттой, она была очень подавлена, – начинаю я. – Я думал, она никогда не оправится. Я пытался отвлечь ее и облегчить ее страдания всеми способами, которые только мог придумать. Ничего не помогало. Я почувствовал себя таким беспомощным, что в конце концов решил утешить ее более личным, интимным способом.

Лора лежит на спине, не двигаясь и глядя на меня немигающими глазами. Поняла ли она, или мне нужно пояснить? Я очень неуютно чувствую себя в тишине, поэтому решаюсь снова нарушить ее.

– Я занимался с ней любовью от полного отчаяния и грусти. Я не был уверен, что это поможет ей, но это помогло. На следующий день она казалась менее печальной. Она сказала, что у нее такое чувство, будто она соприкоснулась с Сарой. И она сказала также, что я не был тебе неверен.

С каждым словом, которое я произношу, я чувствую, как это плохо и порочно. Наверно, я только что разорвал свои отношения с Лорой. Но даже теперь, если бы я мог вернуться назад на несколько минут, я бы все равно ей признался. Я не хочу усугублять свою вину ложью.

Я смотрю на Лору – у нее в глазах слезы. Сердце у меня сжимается.

Наконец она говорит:

– Я не так хорошо тебя знаю, как мне казалось. Я бы никогда не подумала, что ты способен на такое. И никто другой не смог бы сделать такое. Ты благородный и великодушный.

Хочет ли она сказать, что благородно с моей стороны было признаться, или она просто язвит?

Она придвигается ближе и кладет голову мне на грудь.

– Я так тебя люблю, – продолжает она. – Я рада, что ты смог помочь Генриетте.

Сначала я чувствую удивление, но потом понимаю, что это имеет смысл. Ответ Лоры логично вытекает из ее необыкновенного, ангельского характера. Она человечнее, чем любой человек, которого я знаю, и поэтому это даже что-то не совсем человеческое. Я обнимаю ее осторожно и нежно, словно держу какой-то священный предмет – или как будто это святая. Но потом благоговейный трепет переходит в чувственную дрожь, и наша нежность становится более неистовой: наши чувства теперь уже земные; и мы начинаем заниматься любовью.