Она чуть усмехнулась. Или ему показалось? Нечто неуловимое
мелькало в их разговоре, какой-то третий смысл, постичь который ему так и не
удавалось. Все казалось зыбким, неустойчивым, словно дизайн этой комнаты был
продуман с таким расчетом, чтобы сбить с толку любого гостя, не давая ему
твердой опоры.
— У нас часто бывали его друзья, — сказала она, чуть
помедлив.
— Это я понимаю. Меня интересует, кто именно был его самым
близким другом. Кто мог рассказать о нем гораздо больше, чем сухие протоколы
допросов, свидетельства знакомых или романтические пассажи в духе
сентиментальных воспоминаний. Простите меня, но мне говорили, что он был
сильным мужчиной, лидером, настоящим вожаком. Мне нужно показать как раз эти
качества его натуры.
Он понимал, что именно его нервировало. Ее глаза. Они были
чуть насмешливые, внимательно следившие за ним и за его словами, словно она
заранее знала, что он будет выпытывать подробности о ее погибшем муже, задавать
вопросы, на которые она наверняка не ответит со всей правдой. Или она так
относилась ко всем журналистам, назойливо вторгающимся в ее частную жизнь?
Дронго и сам не знал, откуда появлялось у него это ощущение
проникновения в психологию своего собеседника, словно он обладал некой особой
чувствительностью, позволяющей ему тоньше и глубже понимать людей, чем это дано
обычному человеку. Может быть, это и было то самое шестое чувство, не раз
выручавшее его в трудные моменты жизни и позволявшее так безошибочно разрешать
самые сложные проблемы.
— Вас интересуют его друзья или его качества лидера? —
уточнила она.
Он вдруг понял, что обязан сломать навязанную ею игру,
перевернуть этот зыбкий мир и разрушить ее спокойствие неожиданным, шокирующим
вопросом:
— Меня больше интересуете вы.
— В каком смысле? — удивленно подняла она на него свои большие
глаза.
— Вы его не любили? — Это был полувопрос, но и
полуутверждение. Она почувствовала это и вспыхнула от неожиданности. Сильно
покраснела.
— Вам не кажется, что после подобных вопросов мы должны с
вами расстаться? — гневно спросила женщина.
— Не кажется. Это моя профессия — задавать неприятные
вопросы. Как и профессия вашего бывшего мужа. Я просто задал вопрос, на который
вы мне пока не ответили.
— Уходите, — шевельнулась она, — я больше не буду с вами
разговаривать.
Он продолжал сидеть в кресле, глядя ей в глаза.
Предсказуемость реакции всегда поражает. Это означает, что тебе удалось понять
собеседника еще до того, как он понял тебя. Но предсказуемость ее реакции его
поражала. Получалось, что он на верном пути.
— Я не журналист, — вдруг сказал Дронго, увидев, как она
вздрогнула, — вернее, я не совсем журналист. Я веду самостоятельное
расследование причин смерти вашего мужа. И мне кажется, что я смогу выявить
истинных виновников трагедии. Если вы мне поможете.
— Кто вы? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Проводящий частное расследование независимый эксперт. — Он
тоже смотрел ей в глаза, ожидая реакции.
— И вы надеетесь, что вам удастся добиться большего, чем
правоохранительным органам? — Теперь она смотрела на него с любопытством. Но
гнева уже не было.
— Во всяком случае, мне легче это сделать. Я не связан
никакими сроками и никакими официальными лицами. На меня никто не давит.
— Вы хотите сказать, что на прежних следователей «давили»?
— Я хочу сказать, что им могли не разрешать активно
проводить различные мероприятия по выявлению действительно виновных лиц.
Она задумалась. Потом медленно спросила:
— Что вам нужно?
— Чтобы вы рассказали о его последнем дне. Он был расстроен?
— Нет, скорее весел. Но я видела его только утром. А домой
он вернулся поздно вечером. Я услышала крики и выглянула за дверь. На
лестничной клетке толпился народ, и я долго не могла поверить в то, что
случилось. Извините меня. — Она взяла со столика пачку сигарет. Достала
сигарету, щелкнула зажигалкой.
— Вы не замечали ничего необычного?
— Меня об этом спрашивали тысячу раз. Конечно, ничего не
замечала. Да он бы ничего и не сказал. Это сейчас я понимаю, что он был
достаточно скрытным человеком. По прошествии времени все кажется несколько
другим.
— Вы были женаты несколько лет. Вы ведь были его второй
женой?
— Это тоже имеет отношение к вашему расследованию? — Она
потушила сигарету в пепельнице, качнувшись в сторону столика, стоявшего рядом с
диваном. И снова обрела прежнее равновесие, застыв в позе Будды.
— Наверно, нет. Но чисто по-человечески мне интересно, когда
вы поняли, что он был достаточно скрытным. Через месяц? Через год? Только
сейчас?
Она снова замолчала, метнув в него испытывающий взгляд.
Потом очень тихо произнесла:
— Вы опасный человек, Кузнецов. У вас очень скользкие и опасные
вопросы. Вы все время балансируете на грани хамства и недозволенного
любопытства. Но я отвечу и на этот вопрос. Так мне стало казаться только
недавно, спустя почти два года после смерти Алексея. У вас есть еще вопросы?
Теперь она действительно переживала. Но он обязан был
довести этот разговор до логического конца, выяснить те моменты, которые его
волновали. Поэтому он задал следующий вопрос:
— Кто входил в его «ближний круг»? По самым скромным
подсчетам, у него было несколько тысяч знакомых, товарищей, приятелей и так
далее.
— Мы пытались как-то оградить наших друзей, — заметила
женщина, — но всех, кто был близок с Алексеем, вызывали к следователям. Всех
без исключения. Я не могу вспомнить человека, до которого бы не добрались
сотрудники прокуратуры или ФСБ.
— И тем не менее у него наверняка были среди этих друзей
такие, с которыми он был особенно близок, — настаивал Дронго.
— Вам действительно это интересно? — спросила она.
— Иначе я не стал бы вас беспокоить.
— Из самых близких друзей я могу назвать Сережу Монастырева
и Аркадия Глинштейна. Но он обычно фигурирует под другой фамилией. Я ее точно
не помню. Он пишет свои репортажи под разными фамилиями. Они не очень часто
приходили к нам, но я знала, что эти двое были его самыми близкими друзьями.
Однако они не имеют никакого отношения к убийству. У обоих абсолютное алиби. И
оба слишком сильно переживали, чтобы вы могли их подозревать.
— Вы меня не поняли, — возразил Дронго, — я хочу
познакомиться с его друзьями, узнать о нем немного больше, чем обычно пишут в
газетах. Я совсем не подозреваю его друзей. Преступление было слишком грязным и
слишком громким, чтобы его мог совершить кто-то из обычных журналистов или
критиков, составлявших «ближний круг» Алексея.