Тень Галилеянина - читать онлайн книгу. Автор: Герд Тайсен cтр.№ 58

– А разве точно так же нельзя было подумать: Иисус пожалуй, не будет против, если священные деньги Храма пойдут на такие мирские цели, как, скажем, водопровод?

Пилат рассмеялся.

– Если так посмотреть, от его учения, пожалуй, может быть прок.

Я принялся развивать успех:

– Есть и еще кое-что, в чем его позиция на руку римлянам: он отвергает отказ платить налоги, за который стоят зелоты.

Пилат пожал плечами.

– А что скрывается за этим? То, что он хочет отдать императорские монеты обратно императору, само по себе ни о чем не говорит. Ведь, с вашей точки зрения, император нарушил заповедь вашего Бога. Велел же он чеканить себя на монетах. Готовность вернуть ему назад его кощунственные деньги отнюдь не говорит о лояльности по отношению к государству. Так же точно в этом легко увидеть презрение: отдайте же богохульнику-императору его богопротивные монеты обратно! Бог больше императора! Вот что, как я подозреваю, кроется за этими словами Иисуса.

Мне снова пришлось начинать сначала:

– И все-таки именно Иисус указывает единственный реальный путь, как выйти из кризиса в этой стране.

– Единственный путь? Я могу тебе точно назвать единственный, по-настоящему реальный путь. Вместо трех с половиной тысяч солдат сюда нужно прислать два легиона. Тогда люди войдут в разум и в стране наступит мир.

– Но ведь можно и без легионов!

– В Римской империи без легионов нельзя ничего!

– Но как раз у нас стоило бы попробовать. Причина беспорядков в нашей стране – вражда между местным населением и иноземцами. Я говорю о греках и сирийцах в соседних городах-государствах и, конечно, о римлянах. Евреи, живущие здесь, чувствуют на себе гнет и ненавидят иноземцев. В том, что им живется плохо, а иноземные города тем временем процветают, их ненависть находит все новую и новую пищу. Нужно, чтобы эта ненависть прошла – только тогда прекратятся террористические акты, демонстрации и беспорядки. Иноземцы, напротив, говорят: положение изменилось бы к лучшему, признай мы, евреи, их богов. Если мы согласимся с тем, что наш Бог – один из многих в великой семье богов, тогда и нас примут в великую семью народов, в которой все друг другу родственники. Но нам этот путь не подходит. Наша религия обязывает нас хранить верность одному Богу, даже если мы в результате будем стоять особняком между другими народами. Ничто не может заставить нас отказаться от нашей веры, тем более что лучшим из ваших философов известно: есть только один Бог.

– И как же этот Бог собрался заменить наши легионы?

– Иисус учит: Бог хочет, чтобы мы любили не только своих соплеменников, но и иноземцев. Он говорит: любите врагов ваших! Этот Бог велит, чтобы солнце всходило одинаково над всеми: римлянами и греками, сирийцами и евреями. Стирая границы между народами, мы подражаем ему.

– Немыслимо – любить своих врагов! У нас каждый ребенок знает: добропорядочный человек – тот, кто приносит пользу своим друзьям и вредит своим врагам. [239]

– До Иисуса никто этому не учил. Неужели его учение никак не может быть верным только потому, что оно – новое? Для нас, евреев, здесь – реальный путь: не отказываясь от своей религии, открыть себя всем народам, как об этом сказано в древних пророчествах. [240] У нас подобное учение имеет будущее!

– Вот именно – у вас! Вам не нужно защищать свою землю. Это за вас делаем мы, римляне! Наша армия! Я достаточно долго пробыл в ее рядах, чтобы знать: мир можно сохранить, только если активно противостоять врагам. Учения вроде того, что проповедует твой Иисус, годятся для порабощенного народа. Нам они не подходят. Они лишат наших солдат боевого духа. Так что Иисус только зря морочит людям голову! И опасно морочит голову, потому что люди болтают: он, дескать, новоявленный царь!

Я возразил:

– Но все, что мне удалось собрать об Иисусе, сводится к одному: он не хочет быть ни царем, ни мессией!

– Зато другие с надеждой смотрят на него как на нового царя! В том-то все и дело. Я рассуждаю так: любой сумасшедший может возомнить себя царем – и на здоровье. Опасен он только тогда, когда в него начинают верить другие. Опасен даже и в том случае, если сам, лично не верит в свое царское достоинство. Уже одно ожидание ведет здесь к беспорядкам, поскольку все думают, что сейчас должен наступить великий переворот. Даже самые безобидные чудаки могут стать тут угрозой для государства.

– Согласен: наверное, он чудак. Но именно поэтому его следовало бы отпустить, и не как-нибудь потихоньку, а в рамках амнистии. Даже если люди ждут от него, что он станет новым царем – какую угрозу он может представлять, проповедуя учение, лишающее солдат боевого духа? Где он наберет себе войска? И чего будут стоить войска, которые любят своих врагов? Которые не противятся?

Но Пилат уже не слушал меня. Он поднялся со своего места и встал у окна. Было видно, что в нем происходит какая-то борьба. Его взгляд скользнул по мне – и словно бы не коснулся меня. Его руки двигались, как будто он пытался подобрать нужные слова. Но с губ не слетало ни единого звука. Наконец, вздохнув, он снова опустился на стул. Еле слышно прозвучали его слова:

– Я боюсь…

Я уставился на него с удивлением. Он еще раз повторил то же самое:

– Я боюсь, что это дело выйдет у меня из-под контроля. Нет, я не могу!

Было то обращено ко мне или он говорил сам с собой? Пилат погрузился в свои мысли. На мгновение мне показалось, что он про меня забыл. Я кашлянул. Он поднял глаза. Их взгляд вновь обрел ясность. Голос звучал уверенно и непреклонно:

– Я сейчас всерьез думал о том, правильно ли будет в праздник Пасхи отпустить на свободу тех трех бандитов, о которых мы говорили вначале. Да, раньше я уже решил пойти на этот шаг. Но потом мне рассказали об этом новом мессианском движении, возглавляемом Иисусом.

Пасха уже близка. Толпы народа устремляются в Иерусалим. Положение может стать критическим. Риск слишком велик.

– Но разве нельзя отложить суд над этими тремя? Если праздник пройдет спокойно, потом что-то может предстать в ином свете.

Еще не договорив до конца, я уже понял: моя вылазка обречена на неудачу. Пилат покачал головой:

– Риск слишком велик. Я не могу отпустить всех. Это будет истолковано превратно – да, каким-нибудь сумасбродам может прийти в голову, что мы слабы. Такого быть не должно – именно сейчас, когда народ не спокоен, ни у кого не должно возникнуть подобного впечатления. И все-таки я хочу воспользоваться твоим предложением. Не в полной мере – отчасти. Мы отпустим на свободу одного. Один – не так рискованно. Я смогу проверить, окупается ли милосердие.