Они быстро стареют — и мужчины, и женщины. В тридцать они уже такие морщинистые, что похожи на стариков. Но бесполезно спрашивать бушмена, сколько ему лет: у них нет представления о числах, все, что больше двух, — «много». Один, два, много — вот как они считают. Дети хорошенькие, особенно девочки — кость тонкая, изящные. Но мужчины и женщины — сексуальные извращенцы. Мужчины идут на смерть с эрекцией.
Большинство переселенцев имели дело с бушменскими девушками. Можно сказать, что такой опыт портит и мешает потом при общении со своими соплеменницами. У голландских девушек аура собственника. Прежде всего, они сами собственность: это не просто столько-то фунтов белого тела, они приносят с собой еще и столько-то моргенов земли, и столько-то голов скота, и столько-то слуг, а еще армию отцов и матерей, братьев и сестер. Вы теряете свободу. Связывая себя с девушкой, вы связываете себя с системой отношений собственности. В то время как дикая девушка из племени бушменов ни с чем не связана, буквально ни с чем. Она может быть жива, но она все равно что мертва. Она видела, как вы убиваете мужчин, воплощавших для нее силу, она видела, как их отстреливают, словно собак. Теперь вы сами стали силой, а она ничто, тряпка, которой вы утираетесь, а затем выбрасываете. Она полностью в вашем распоряжении. Она может лягаться и кричать, но она знает, что пропала. У нее нет привязанностей, нет даже известной привязанности к жизни. Она отказалась от призрака, вместо него ее заполнила ваша воля. Ее отклик совершенно соответствует вашей воле. Она — предельная любовь, твои собственные желания, отчужденные в другом теле, готовом доставить тебе удовольствие.
Путешествие за Великую реку
Я взял с собой шесть готтентотов — количество, оптимальное для долгого путешествия, каждодневной работы, а также для непредвиденных случаев. Пять были мои собственные, одного я нанял, потому что он был хорошим стрелком, а для охоты на слона нужны два ружья. Его звали Баренд Дикоп, он был солдатом в готтентотской роте. Я нанял его по договору на три месяца. Но это было ошибкой. Никогда не следует объединять чужих готтентотов со своими собственными слугами — возникает слишком много разногласий. Дикоп полагал, что поскольку он служил солдатом, то может помыкать остальными. А после того как я начал брать его с собой на охоту, на лошади и все такое, он вообразил, что занимает особое положение среди моих спутников. Это вызвало негодование, особенно у Яна Клавера, который гораздо старше Дикопа и был надсмотрщиком у меня на ферме. Когда-то давно я дал Клаверу медаль, он просверлил в ней дырочку и повесил себе на шею. Это давало ему власть, говорил он, как у капитанов из готтентотов, которые носили жезл от Замка. Таким образом, вернувшись после нашей с Дикопом вылазки, я мог видеть, что Клавер надулся, а Дикоп важно разгуливает по лагерю, рассуждая о том, что не надо беспокоиться о еде, он и мейнхер позаботятся, чтобы ее было у всех вдоволь. По вечерам он надевал огромную штормовку, которую купил на мысе Доброй Надежды, и это заставляло остальных еще больше завидовать. Он считал себя наполовину голландцем. Постепенно терпение мое истощилось, поскольку о дисциплине говорить уже не приходилось. Я оставил его в лагере, а на охоту вместо него взял Клавера. Мы что-то подстрелили на ужин, но Дикоп не стал есть. Он лежал на своем одеяле, повернувшись к нам спиной, и брюзжал. Другие готтентоты начали над ним подтрунивать, что было глупо, потому что он вскочил и бросился на них с ножом. Они в ужасе рассыпались по кустам — ведь это были готтентоты с фермы, они вели неспешную жизнь и не привыкли к дикарям с ножами. Я остановил Дикопа и сказал, что с ним слишком много хлопот и он мне больше не нужен, я заплачу ему утром и он может уходить. На следующее утро он ушел, не дожидаясь своих денег, зато прихватил лошадь, ружье и фляжку с бренди. Он тихо улизнул. Может быть, он думал, что у него ружье и поэтому мы не посмеем его преследовать. Но я знаю готтентотов. Я взял с собой Клавера, и мы выследили его. Клавер — один из тех прежних готтентотов, которые умели выслеживать так же хорошо, как любой бушмен. К двум часам мы наткнулись на Дикопа. Как я и ожидал, он лежал
5 Зак. № 1644 в тени дерева, мертвецки пьяный. Ему бы не следовало брать бренди, это было его ошибкой, бренди погубило все племя готтентотов. Я привязал его за руки к своему сед лу и привез обратно в лагерь. Там я отдал его готтентотам, чтобы те обработали его своими бичами из кожи носорога. Потом развязал его и оставил, это было в Камисберге, где много воды. Я уверен, что он выжил. Мы потеряли из-за него целый день.
Рассказ. Мы выехали 16 июля и в течение шести дней делали по двенадцать [английских] миль в день. Мы сделали короткий привал у реки Олифантс, в месте, которое называют Жилищем Джентльмена (это пещера в горах), чтобы дать отдых волам. Переправившись через реку, мы медленно продвигались, день в пути, день отдыхая, пока не добрались до [Кукенап], где было пастбище.
Со 2 по 6 августа мы покрыли пятьдесят миль, отделявшие нас от реки фуне. Путь был тяжелым. В последний день нам пришлось понукать скот. Места там сухие, песчаные, дичи нет. Мы дали волам четыре дня отдыха.
В двух днях пути к северу от реки Груне мы прошли мимо покинутого крааля намаква.
15 августа мы добрались до реки, которую готтентоты называют Каусси. Здесь мы отдохнули.
18 августа мы дошли до ущелья Коперберген и увидели дату 1685, высеченную на скале.
Миновав ущелье, мы двигались еще один день и, перебравшись через цепь высоких гор, попали на безводную песчаную равнину. Вначале мы продвигались медленно, чтобы сберечь силы волов; но на второй день в этой пустыне я понял, что мы погибнем, если не поторопимся. Всю ночь 22 августа мы были в пути. Многие из волов так ослабели, что больше не смогли подняться. Мы отдохнули днем 23 августа. Волы жалобно мычали, прося воды. Всю ночь мы ползли вперед. Пять из моих волов легли, и их невозможно было заставить подняться. Пришлось их оставить.
Утром 24 августа мы оказались перед новой грядой гор, которые мы одолели с большим трудом. К вечеру скот почуял воду. Мы пришли к Великой реке, которая стремительно текла между крутых берегов. Пришлось удерживать животных силой, чтобы они не бросились с крутого берега к воде, пока мы отыскиваем тропинку.
Великая река образует северную границу земли маленьких намаква. Ширина ее около трехсот футов, а в сезон дождей еще больше. В некоторых местах берег полого спускается к воде, и там щиплют траву гиппопотамы. Мы нашли и следы пребывания бушменов — тут у них был лагерь. Течение почти всюду быстрое, но Клавер, который был послан вверх по реке отыскать брод, вернулся с сообщением о песчаной отмели — там мы могли безопасно переправиться. На это ушло два дня, поскольку нам пришлось перебраться обратно через горы и следовать параллельно реке.
Двигаясь к северу от Великой реки, мы очутились среди скалистых гор и вынуждены были четыре дня следовать по течению реки Леувен, пока не выбрались на поросшую травой равнину, с которой начинается земля больших намаква.
Готтентоты и волы служили мне верно; но своим успехом экспедиция обязана моей предприимчивости и моим трудам. Именно я планировал маршрут каждого дня и разведывал дорогу. Это я сберегал силу волов так, чтобы они могли выдержать трудный путь. Именно я заботился о том, чтобы люди были сыты. А когда они начали шушукаться в последние ужасные дни перед тем, как мы добрались до Великой реки, именно я восстановил порядок твердой, но справедливой рукой. Они видели во мне своего отца. Без меня они умерли бы.