Шпана - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Паоло Пазолини cтр.№ 33

Кудрявый поглядел на него с недоумением: чего, мол, прицепился? От этакой наглости оскорбленный в лучших чувствах торговец взбеленился и вкатил ему такую затрещину, что у Кудрявого шум в голове пошел. Чуть отдышавшись, он сложился пополам и боднул торговца головой в брюхо. Тот слегка пошатнулся и вовсе рассвирепел. А поскольку был он вдвое здоровее Кудрявого, то неизвестно, чем бы дело кончилось! Не подоспей другие торговцы и не растащи дерущихся, скорей всего, пришлось бы парню отлеживаться в больнице. Торговец сыром, на чьей стороне был перевес и в силе, и в правоте, взял себя в руки и спокойно сказал:

— Пустите меня, ребята, пустите, ничего я ему не сделаю. Что я, душегуб какой?

Кудрявый харкая кровью, озверело рвался из удерживающих его рук.

— Отдай сыр и покончим с этим, — примирительно обратился к нему торговец.

— Ну, живо! — скомандовал торговец рыбой, подскочивший одним из первых.

Глотая слезы вместе с кровью из разбитых десен и с мечтами о мщении, Кудрявый вытащил из кармана ломоть грувьеры и протянул своему обидчику. Толпа мигом рассосалась — случай-то пустяковый, — и Кудрявый как ни в чем не бывало затесался в сутолоке среди прилавков с помидорами и баклажанами, над которыми голосили, надрывая утробу, жизнерадостные торговцы. Он двинулся по виа Таранто, добрел до дома, где теперь обретался, не без труда одолел четыреста ступенек до чердака. От слабости его не держали ноги. Он увидел, что обычно закрытая дверь пустой квартиры, открыта и хлопает на сквозняке, но не придал этому значения. Пошатываясь на ватных ногах, передвигая их словно под водой, он выудил из кармана бечевку, пропустил через ручку двери и подвязал ее покрепче. Потом вытянулся на полу и уже через секунду спал. Не прошло и получаса (за это время привратница успела позвонить, и нужные лица прибыли), как его разбудили пинками. Кудрявый разлепил глаза и увидел над собой двоих полицейских. Оказывается, ночью соседнюю квартиру обчистили — вот почему дверь была открыта. Беднягу оторвали от приятных сновидений (то ли в ресторане обедал, то ли на всамделишной кровати спал), подняли и потащили к лестнице. “Чего это я им занадобился? — спрашивал он себя, еще не до конца очухавшись. — Вот ведь!”

Его приволокли в Порта-Портезе и навесили без малого три года. Ему предстояло сидеть за решеткой до весны пятидесятого!

Эй, Косокрыл, и ты, Старик, в поход! -

Он начал говорить. — И ты, Собака;

А Борода десятником пойдет.

В придачу к ним Дракон и Забияка,

Клыкастый Боров и Собачий Зуд,

Да Рыжик лютый, да еще Кривляка.

Данте, Ад [4]

— Есть хочу до усрачки! — громогласно заявил Задира.

Потом сорвал с себя майку, вытянулся во весь рост на фоне крутого, поросшего грязной травой и почернелыми кустами берега Аньене и расстегнул штаны.

— Ты что — прямо тут ссать?! — удивился Сырок, сидевший чуть ниже по склону.

— А где мне ссать — на виа Аренула?

Сырок ухмыльнулся (за прошедшие три года он возмужал и раздобрел).

— Искупаемся — и в кино.

— А деньги где возьмешь? — поинтересовался Альдуччо.

— Не твоя печаль, — ответил Сырок.

— Окурков, что ль, вчера насобирал? — предположил Альдуччо, уже стоя по щиколотку в воде.

— А пошел бы ты! — бросил ему Сырок, туго перетягивая ремнем одежду.

Он запрятал узелок среди пыльных кустов и на цыпочках побежал по откосу в поле, где недавно убрали хлеб, а теперь паслись лошади. Здесь большой компанией устроились на земле в чем мать родила недомерки.

— Привет беспорточникам! — окликнул их Сырок.

— Привет мудозвону! — не растерялся Сопляк.

— Ах ты, сукин сын! — рассвирепел Сырок и протянул руку, чтобы схватить парня за вихры.

Но тот ловко увернулся и отскочил в сторону. Сказать по чести, тут не только малышня, но и парни постарше, скажем, Задира и Сверчок, щеголяли без штанов. А Сырок чувствовал свое превосходство, потому что нынче утром стянул у племянника трусы и подогнал их на себя, пришив по бокам тесемки.

— Ишь, вырядился! — со смехом проорал Задира и, не дожидаясь ответа, нырнул в темные воды реки, что катилась под солнцем меж берегов, поросших камышом и кустарником.

Другая шайка, поныряв около землечерпалки, возвращалась обратно на тростниковых плотах.

— Айда на тот берег! — крикнул Альдуччо и скрылся под водой.

Все кинулись за ним, даже молокососы перестали кувыркаться на поле и высыпали на берег.

— А ты чего не ныряешь? — спросили у Сырка. Боишься?

— Бояться не боюсь, — с достоинством ответил он. — А все же страх берет.

Делая стремительные, размашистые гребки, многие уже достигли середины и тут столкнулись с парнями на плотах. Все вместе решили плыть к противоположному берегу, не менее грязному, но более отлогому. Его делил пополам, точно известковая жила, белый пенистый ручеек, прокладывающий себе путь меж засохших кустов и окаменелой грязи вокруг фабрики отбеливателей с ее зелеными баками и табачного цвета стенами. Задира пошел к этому ручейку помыться.

— Во-во, этого тебе, черномазому, как раз и не хватало! — напутствовал его Сырок.

Задира сложил руки рупором и бойко откликнулся:

— Мне бы еще на пару твою черномазую сестрицу!

— Засранец! — обругал его Сырок.

— И на тебя насру! — не оплошал Задира.

Вернувшиеся от землечерпалки остановились У трамплина поваляться в черной грязи.

На Понте-Маммоло теперь осталось только трое сорванцов, но и те, помешкав немного, Устремились к излучине реки, правда, пока не решаясь раздеться. Они внимательно следили за теми, кто плескался на мелководье и валялся в грязи, а также за теми, кто отмывал себя фабричным отбеливателем на другом берегу. Двое совсем сопливых от души веселились; парень постарше молча, с серьезным видом наблюдал. Потом начал неторопливо раздеваться. Остальные двое последовали его примеру, собрали всю одежду в одну кучу, и самый маленький зажал этот куль под мышкой. Двое других не стали его ждать и спустились по откосу. Малыш надул губы.

— Эй, Бывалый! Я тоже купаться хочу!

— Потом, — не оборачиваясь, хриплым басом ответил тот, кого он назвал Бывалым.

От излучины набежали другие ребятишки, разложили костерки на сухой стерне, и те разгорелись чуть заметными язычками пламени. Подходили по двое, по трое, с криками, вприпрыжку по бесхозным лугам, в глубине которых виднелась белая ограда Сильвер-Чине и горбился Монте-Пекораро.

Эти были в подвязанных бечевкой трусах, в изодранных майках, развевающихся на ветру. Штаны снимали загодя и в поле выходили уже в купальных костюмах.