Учитель заблудших - читать онлайн книгу. Автор: Гилад Атцмон cтр.№ 9

С того момента, как до меня дошло, что я трус, моя жизнь рядом с существами, притворявшимися «историческими», стала интересней во сто крат. Нет ничего более прекрасного, чем страна дураков, и мало что может сравниться с удовольствием жить среди существ, строящих глобальные планы и воображающих себя вершителями судеб человечества. «Исторические» существа казались мне все более и более смешными и нелепыми. Так же как и их детерминистская вера в «осознанную необходимость».

Хотя мое страстное желание умереть сильно поубавилось, а любовь к жизни, в свою очередь, несказанно возросла, я никак не мог решиться совершить последний шаг и сбросить с себя генеральский военный мундир. В сущности, я сам его так и не снял. Его отобрали у меня силой, причем в крайне унизительной форме.

Тем жарким августом, через две недели после выпускных экзаменов, я прибыл в военкомат, имея при себе запасные трусы, две майки и зубную щетку. И в тот же день, не сказав мне ни единого слова утешения и не поблагодарив за мои военные заслуги, меня в одночасье разжаловали, превратив из старшего офицера в обыкновенного рядового. Как будто я был виноват в преступлениях против человечности, предательстве Родины и бог его знает в чем еще. Фактически в тот день в военкомате произошел второй суд Дрейфуса, только на этот раз подсудимым был я.

Уже в первые часы пребывания в военкомате я понял, что, несмотря на всю мою блистательную военную карьеру в школьные годы, шансов стать профессиональным военным у меня нет. Все в армейской жизни казалось мне ужасно смешным. Не побывав в шкуре солдата, ты даже и вообразить себе не можешь, до чего способен доходить идиотизм. Мой отец и другие окружавшие меня взрослые пытались время от времени намекнуть, что армия — это неизбежное, но быстропреходящее зло, которое надо просто пережить и забыть. Однако я, преисполненный юношеского высокомерия, все эти намеки презрительно игнорировал. В армии я в течение двух часов понял то, что уже давно должен был понять: подчиняться чьим-либо приказам мне не дано. Я не был способен на это ни в детстве, ни в юности, ни в зрелые годы и уж тем более в старости. Когда один-единственный раз за всю мою жизнь мне отказала женщина, даже и в этом случае я не подчинился и в конце концов правдами и неправдами добился того, что завоевал ее сердце.

Мне хватило всего лишь нескольких часов пребывания в армии, чтобы окончательно осознать, что все мои душевные устремления направлены в одно-единственное русло — в заветную ложбинку между ног у Авишаг. Единственное, чего я хотел, так это уткнуться в нее, зажмуриться и больше никогда не просыпаться.

Это был совершенно невыносимый кошмар. Я не имел никакого представления, как мне жить в этом кипящем котле армейского идиотизма, среди всего этого ора и крика.

В принципе я мог, конечно, пойти к армейскому психиатру и «закосить». Скажем, разыграть трюк со слоном. По слухам, с помощью этого нехитрого трюка, не требующего особой сноровки, освобождение от армии можно было получить без труда. Делается это так. Приходишь к психиатру, выворачиваешь наружу карманы брюк, расстегиваешь ширинку, достаешь член и заявляешь: «Я слон». По крайней мере, трое из тех, кого я лично знаю, объявив себя слонами, получили на этом основании освобождение.

Говорят, что во время встречи со слоном у одной дамы-психиатра из Хайфского военкомата случился такой шок, что после этого, приходя по утрам на работу, она категорически отказывалась входить в кабинет, пока ее начальник не открывал дверь и не кричал: «Слоны, кыш отсюда». Только тогда она успокаивалась и приступала к исполнению своих обязанностей.

Однако мне этот трюк не подходил. По той простой причине, что меня в лучшем случае могли бы признать лишь слоником. Если вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Да и вообще, я знал, что «косить» — это не для меня.

Тогда я еще не осознавал в полной мере степень своей трусости и не был готов признать, что я самый ужасный трус в мире. Но сейчас я уверен: человек, осознавший, что он трус, должен просто встать и сказать «Я трус», и это поможет ему избавиться от многих проблем. Позднее я обнаружил, что люди, как правило, не злятся на трусов и не презирают их. Иногда они их даже уважают. Люди, сами страдающие от страхов, не презирают трусов, потому что узнают в них самих себя. А герои, в свою очередь, находятся от трусов в прямой и непосредственной зависимости. Если некий герой оказывается, скажем, в яме со львами, только трус, у которого все поджилки трясутся, способен оценить его героизм. Таким образом, выходит, что трусы представляют собой совершенно необходимый элемент социальной структуры.

Впрочем, я, Гюнтер Ванкер, отношусь к самой ужасной категории трусов — к тем, что строят из себя великих национальных героев. Такие, как я, выказывают презрение к трусам и не воздают почестей героям. Более того, я принадлежу к той малочисленной разновидности трусов, которые всегда находят способ сбежать с поля сражения. Люди, подобные мне, вместо себя посылают на смерть других.

Тогда я еще только-только начал осознавать, что я не всамделишный герой, а скорее игрушечный. Однако уже тогда я не сомневался, что не отношусь к числу тех, кто с ревом бросается в атаку. Я знал, что во время боя никогда не вскочу и не крикну «За мной!». Гораздо больше мне нравились вежливые формы боевых кличей. Например, такой: «Только после вас, мои славные герои!» Или даже такой: «Тот, кто добровольно вызовется пойти в атаку, получит увольнительную в конце недели!»

Вот во что превратилась моя былая мечта умереть во славу Родины… Тем не менее я все еще носил военную форму и даже дослужился до звания ефрейтора, когда наконец разразилась война. Моя война. Та самая, на которой я планировал взойти на плаху.

Эту войну мы предчувствовали уже в последнем классе школы, за два года до того, как она началась. Мы прекрасно понимали, что наше поколение — это поколение войны и что имена некоторых из нас будут красоваться на медной доске у входа в школу.

Подобно тому как у женщин раз в месяц бывает кровотечение, так и вожди с удивительной периодичностью устраивают кровотечение своим народам. Мы знали, что менструальная кровь нации будет именно нашей кровью. Если война, шутили мы, не начнется в назначенный срок, это может означать только одно — государство беременно.

Даже дату начала этой войны мы знали заранее. Политические лидеры всего мира назначают войны на первую неделю июня. Возможно, они просто плохо переносят летнюю жару в своих костюмах и галстуках, а посему, вместо того чтобы колесить по раскаленным от зноя захолустным южным городкам, которые все равно обречены на вымирание, предпочитают пересиживать лето в командных бункерах, снабженных кондиционерами.

Самое ужасное для пехотинца — это трястись в пыльном военном бэтээре, который везет тебя навстречу твоей собственной смерти. Ты психуешь, дрожишь от страха. Твой переполненный мочевой пузырь готов вот-вот лопнуть.

Проходит час, другой, третий, а грузовик все едет и едет, и мимо тебя проносятся бесконечные колонны таких же, как ты, желторотых сосунков, сидящих в таких же стальных коробках и блюющих от такого же, как у тебя, животного ужаса.