Вишневый луч - читать онлайн книгу. Автор: Елена Черникова cтр.№ 75

Я, видимо, совсем плоха: изо всей бабушкиной речи я уловила только Петрарку и то лишь по созвучию с Петром. Больная.

- Представляешь, ты любишь женщину, - патетично возгласила бабушка, и я тут же полюбила какую-то женщину. - Но она полностью недоступна. Такова жизнь. Представляешь?

- "Нет", - сказала я, а потом: "да".

В кармане повизгивал Потомуч: "Не слушай её!.."

- К особо известному произведению, великому "Декамерону", его подтолкнула суровая придворная действительность. В известной степени, конечно.

- Бабушка, расскажи лучше про Петрарку, - проскулила я. - И я не понимаю про суровую придворную действительность. Его держали на заднем дворе? В людской? В подвале?

- Потом и про Петрарку будет, - согласилась бабушка. - Придворная жизнь всегда была страшна. Поверь уж мне.

- Минуточку!.. - до меня начало доходить.

- То убьют, то отравят, то интриги, то зависть, и у всех наркомания власти. Понимая людей, веселая неаполитанская королева Иоанна вела разудалую жизнь. Все у неё пели, плясали, оргиям предавались. Так надо было, чтобы властомания не прогрессировала. Утолить потребности приближённых - это самое первое, что должен сделать властитель. Ты же знаешь, что лучшие враги - бывшие друзья.

- Бабушка, ты говоришь банальности. Я тебе не верю. Зачем ты?

- А затем, что нам с тобой сейчас уже всё равно - что говорить. Слишком поздно харчами перебирать...

Поняв, что бабушка вновь рассказывает о себе, я замерла, затаилась: она что - вправду последний раз живёт?

- Короче, - она взяла другую ноту, - когда Боккаччо растолстел, стал еще серьезнее, чем раньше (а его и раньше признавали превосходным писателем, юристом, гуманистом и так далее), королева повелела ему быть рассказчиком. А он отменно говорил. Придворные радости не привлекали его, да и тело было большое. Однако королева упорно склоняла его душу к веселью, и ей, слава Богу, что-то удалось: искра дала пламя, слово устное зацепилось за бумагу, пришлось писать "Декамерон".

- Бабушка, ты обманываешь меня. Он был толстый, несчастный, у него была замужняя возлюбленная и распутная королева. Условия для творчества - дай Бог каждому. Люкс. А королева, говоришь, склоняла его душу к веселью? Ты кажется, так и выразилась? А королева - это власть. А душа - это от Бога, как и власть... Ну-ну...

Потомуч попытался вылезти, но я ущипнула его за баклажанный нос, и он, задохнувшись от возмущения, принялся цитировать, прямо из кармана, вторую теорему Гёделя: "Если формальная система непротиворечива, то невозможно доказать её непротиворечивость средствами, формализуемыми в этой системе. Не слушай бабушку!". Я задушила его, но Потомуч немедленно воскрес.

- Его собственная земная любовь, графиня Мария Аквино, - назидательно занудствует бабушка, - умерла много раньше Боккаччо, и он больше не любил. Он избавился от цепей Амура. И хотя во "Вступлении" к роману Боккаччо говорит, что его "пламенная любовь... сама собой сошла на нет", - всё ж осталась полная чудаковатой страсти книга, значит, ничто и никуда не сошло, тем более на нет.

- Ты мучаешь меня, бабушка. Ты уверяешь меня в очевидном: земная любовь - как виртуальная лестница в небо. Или как строительный материал для... лестницы на виртуальное небо. И больше ничего в ней нет. Бабушка! Что ты хочешь от меня?

- Уже почти ничего.

- Почему почти, почему ничего? - мне становится страшно до ледяного холода в позвоночнике. - Да что ты рассказываешь про Бокаччо? Банально. Даже Чехова после первого сборника, "В сумерках", один рецензент сравнил с "Бокаччио", как он выразился. Рассказывать, дескать, мастак. Рассказывать!!! Вот что замечают о нас!.. С Джованни можно сравнить абсолютно всех: у него книга бессмертная. Я не могу больше любить мужчину, - вдруг закруглила я свой нелогичный пассаж.

- Некоторые даже перед смертью не понимают этого. А ты словно в бреду, - успокоила меня бабушка. - А вообще-то в этом, земном, что-то есть. Приятно пообниматься, когда кожа к коже... Но ведь ближе - нельзя. Кожа-то непреодолима! Вот и вся твоя земная любовь. До кожи! И стоп. А дальше верь в себя сколько влезет.

- Может, ты так от своей бестелесности говоришь? Может, дай тебе волю, ты под кожу залезешь, а потом будешь возмущаться, что кости мешают, а потом сломаешь кости и так далее...

Бабушка, рассекреченная окончательно, рассмеялась абсолютно счастливо:

- Ты даже не представляешь, насколько удобнее быть душой, чем телом! Впрочем, тебе этого не понять. Никогда.

Всё. Я поняла. Я разговариваю сама с собой. Она - просто моя душа. Мои наихудшие догадки подтвердились. Она лишь выделилась на плотный уровень и показала мне меня. Всё это было зря. Не друга нашла я, не подругу, а всего лишь себя, душу свою. И всё. Всё...

- Хватит, милая, устала я, пойдём домой. Я всё поняла про твоего мужчину-писателя... Толстый, несчастный, умный, книжку написал.

- Ещё немного, - сказала бабушка. - Посидим на дорожку? - она указала на маленькую чистенькую лавочку на берегу стального пруда, сверкавшего своей блестящей водой холодно и высокомерно.

- Посидим.

Я обрадовалась передышке. Тем более что водоёмы - моя слабость. Чем больше воды, тем лучше я понимаю действительность. Вода очищает меня, даже не касаясь меня.

Меня. Я. Как, однако, изменилось это самое я за последний год...

Вода в пруду. Железо. Сталь. Титановая гладь. Сверкает и блестит: это не одно и то же. А бабушка тихо бубнит, отчётливо радуясь моей догадливости:

- Я давно и глубоко убеждена, что счастливые люди романов не пишут. Они просто живут и радуются.

- Могла бы не притворяться...

- Поэтому главный двигатель появления на свет "Декамерона" Джованни Боккаччо, конечно, его мучительница Мария Аквино.

- Ты ничтожество. Ты клоунесса...

- Тут всё было подстроено так, чтобы Джованни не вырвался: весна, апрель, храм, прекрасная неаполитанка, а Неаполь - любимый город Джованни, где он получил и образование, и известность...

- Ты дрянь. Старая пошлячка. Ты паразитка.

- И дальше - судьба тащит его к письменному столу всеми способами: не успел он как следует вчувствоваться (а до встречи с графиней Джованни прекрасно жил в Неаполе восемь лет, и всё было очень хорошо), как вдруг его отец призывает сына вернуться во Флоренцию.

- Он мне надоел! Отстань, чума! И вообще ты перепутала даты.

- Джованни подчиняется и таким образом расстается с графиней на пять лет. Вернуться в Неаполь ему удается только в 1345 году.

- И как же тебя заткнуть?

Потомуч, утомившись логикой, перешёл на лирику: "Ты ей про любовь-то скажи напоследок, а то улетит к себе необразованная... ну скажи, скажи... А, ты сама, небось, всё позабыла. Напоминаю: любовь бывает безбрежная, безграничная, беззаветная, безмерная, безмолвная, безнадёжная, безоглядная, безответная, безотрадная. Безрассудная... Подожди, сейчас переверну страницу..."