Вишневый луч - читать онлайн книгу. Автор: Елена Черникова cтр.№ 32

Некомильфо, говорила моя заблудшая душа, плача до боли. Чушь. Всё это чушь. И он чувствует это самое всё, этот сорокапятилетний мальчик, обожаемый окружением, чувствует, но идёт на поводу. Почему идёт? Даша? Что ему какая-то шалая женщина, когда у него всё есть: небо, ветер, белая лошадь, серебряный меч, добрые глаза, дочь, друг, жена, профессия, известность и даже популярность?

Когда мне больно, я слушаю светскую прощальную музыку, изображающую полёт души в сторону прочь от тела. Например, "Бразильскую Бахиану" Вилла Лобоса или песню из кинофильма "Леон-киллер". Сейчас во мне сама, без вызова, прогремела Шестая симфония Петра Ильича Чайковского, и я испугалась. Как повелось.

Что-то вздохнуло справа. Оглянувшись, я обнаружила весьма сонную сосиску: девицу в джинсах и шапке, но с голым беленьким пузцом. Она лежала на спине и рассматривала небо, не интересуясь тренировочной битвой товарищей.

- Простите, пожалуйста, - принялась работать я, - эта белая лошадь - его личная? У них такая гармония...

Понятно, что бред. Жеманный и неуместный. Девица с отвращением дослушала мой так называемый вопрос и, приподнявшись на локте, поглядела вдаль. Было ясно, что я не повысила рейтинг журналистики.

- Он на любой всё может, - концептуально ответила девица и вернулась в исходное положение.

Я посмотрела на солнце, перешедшее на закатную сторону купола, обожглась и закрыла глаза, и увидела вишнёвый луч. Да, "прямо против солнца - фиолетовый, сиреневый...". Флоренский. "Иконостас". Любимая книга моей давней юности. Единственная книга, которую я сама законспектировала в личном дневнике, когда она ещё ходила по рукам в машинописных копиях. А теперь она разрешена, издана, и никто не читает. О, может быть, запретить мужика? И сразу всё пройдёт. И никаких интервью. Все и так будут страшно заинтересованы, почему же запрещён этот загадочный мужик.

Я побрела к машине, ощупывая карманы, словно мне тут могли тайком насовать в них гостинцев на дорожку. В глазах рябило троящееся солнце, в ушах гремел живой конский топот.

Недоумение усиливалось. Я не представляла себе этого будущего интервью. Его не написать никакими молитвами! Эта ложь невозможна! Даже в нашем коммерциализированном мире! Все сценаристы Голливуда даже вскладчину не смогли бы придумать для Александра сюжет, где он до такой, как затевалась на "Мужике", степени был бы не самим собой!!!

Водитель сообщил мне, что я отсутствовала два часа.

- Не может быть!

- Ровно два часа и двадцать девять минут, - уточнил он. - Я все свои запасы выкурил.

"Что-что ты сделал? Выкурил? Был запас и вот - выкурен..."

Я мгновенно вернулась в минувший разговор с Александром, в облака, в ещё не выкуренный рекламой светоносный запас этого гибельного дня. Увиденного и услышанного было достаточно, чтобы любой, даже самый циничный рекламист на Земле просёк: всему этому не бывать. Добром не кончится. Продажа с давлением на потребителя - вообще разновидность чёрной магии. Манипуляция. А тут что-то похуже намечается. Как это сказал один умный политик: "Это больше чем преступление: это ошибка..."

- Возьмите мои, - я протянула ему пачку, села и мёртво замолчала до самой Москвы.

Джованни сел в кресло и задумался о римском праве. Просто так. Больше не о чем думать. Любой философ однажды устаёт сам от себя и тогда, Бог ему в помощь, вдруг попадается тот главный собеседник, у которого можно спросить: "А о чём, по-вашему, следует думать?" И вопрос будет правильно понят.

Сегодня Бог не дал Джованни собеседника. Сегодня день вишнёвого луча. Он проверил домашнюю работу, поставил оценку и ушёл за горизонт. Человеку трудно пережить это безразличие высших существ: мы плачем, а они нас оценивают и уходят ввысь. Высокие вы наши.

Ангелы, ангелы, поплачьте со мною вместе над лопнувшей любовью к женщине, чёрненькая такая, худенькая, знаете, Марией зовут... Звали.

Вы не поняли! Ангелы! Женщина умерла, любовь лопнула. Не наоборот. Любовь - моя. Смерть - её. Опять не поняли. Ангелы!

Я не могу вам объяснить, что такое женщина для земного мужчины сейчас, в четырнадцатом веке от Рождества Христова. А, попробовать?

Пожалуйста. Я хотел войти в её тело и проникнуть в её душу. Так часто бывает среди людей. И я хотел вбросить в её лоно соки священнодействия, и в каждой капле моего сока было бы блаженство для Марии, любовь и знание.

Но графиня была замужем, где и скончалась, не приходя в сознание, то есть ко мне.

Все мои капли, моря, океаны моих капель я превратил в истории, которые прорастут теперь не в Марии, а в миллиардах дур, которые возжелают - куда они денутся! - раскрыть объятия мужчине, чтобы он прошёл и влил. Всё будет очень прозаично. Я позаботился. Читайте, крылатенькие вы мои, до чего может довести любовь!

Но вы уже никогда не переживёте моего главного озарения: зачем это следует делать... Женщины не будут писать книг. Женщины будут юбками махать.

О, женщины! Вы будете конвейерно дрыгаться из-под одного к другому и жаждать. Неведомо чего. А я буду веселиться, глядя сверху на всё это. Пришла в мир баба, красивая такая, кровь играет, она чего-то хочет. Вот тебе, баба, мужик. Бери. Ну же! Берёт. А потом и говорит: я глубже, он не достал до моих истинных глубин, я пойду ко другому.

Ах, сучки... Все вы одинаковы. Может, оно и к лучшему, что Мария была замужем. Всё это бабье барахло законному и досталось.

А моя влага, мои соки священнодействия пролились на всех, и всем досталось по одной маленькой истории.

Сто моих побасенок - это символ. Сто - это много и округлённо. И всё. Я ничего более не имел в виду. Разбирайте мои капли. Не жалко. Как подумаю, сколько спермы Бог дал миру - хохот разрывает! И всё ради творчества, ради творчества, ради творчества...

ГЕНИЙ В ГРУППЕ

Злой, как чёрт на пенсии, Давид шатался по Москве и заглядывал в женские лица. Девочки, старушки, дамы, пешие и за рулём, - неважно. Он искал свою предводительницу, а она, хитрохвостая бестия, могла быть и выглядеть где и как угодно. Ей угодно. Ей!

Бесполезные ключи от её бесполезной квартиры назойливо звякали в кармане, но Давид никак не решался выбросить их. Была поначалу пакостная мысль: выбросить ключи. Просто так, назло. Совершить глупо-преступное деяние. Но что-то останавливало. Простое крохоборство? Или сложное.

Через неделю начинался его предвыборный марафон. Были заказаны ролики, всё-таки наняты имиджмейкеры и спичрайтеры, куплено эфирное время и залы для встреч с электоратом. Деньги шевелились и клубились, наёмники бегали, всё целилось в народ. Бабушкины заветы были отринуты, правда, кандидат полагал, что бабушка этого не знает. Он всё ещё надеялся вытащить из неё сакральные рецепты власти, эзотерические приёмы толповождения и прочие фокусы, автоматически дающие жречество. Калигула уже померк, и теперь Давид хотел быть Пифагором.

Как отличник, Давид прочитал кучу пособий, выучил все современные правила избирательной гонки всех стран, где бывают выборы. Он со школы подходил к любой задаче обстоятельно и всё решал сам. Он решил быть сам себе режиссёр и политтехнолог.