- Так всё-таки, Владимир Ильич, что вы от нас хотите? - устало переспросил Слон, до предела вымотанный всяческой мистикой.
- Науку вашу прекратить, особливо в нынешнем разрезе. Лабораторию стереть в дым. Воспоминания забыть. Иначе я не отвечаю за последствия. Прощайте. - Ленин бросил трубку так резко, что у Слона зазвенело в ухе.
Он сел в своё рабочее кресло, включил компьютер и принялся раскладывать простой пасьянс, не обращая внимания на изумлённые взгляды коллег.
Семья Ужовых вкупе с бабулей и таксистом-майором плавно приземлилась на огороде у Дуни тёмной ночью 9 сентября. Хозяева спали. Шёл проливной дождь, очень приятный, свежий, земной. Новоприбывшие подставляли воде ладони, лица, то плача от восторга, то не веря своим глазам. Радость жизни била фонтаном - так, будто хоть кто-то из собравшихся в этой точке планеты мог умереть. Такое было дивное, сказочное, упоительное чувство - жизнь!
Мария, пролетевшая сотни километров на руках у мужа, всё не могла отнять своих рук - и обнимала, обнимала Ивана Ивановича, и плакала сладчайшими на свете слезами.
Бабуля, аккуратно пересаженная с загривка Ужова на садовую скамейку, тоже прослезилась - и тайком промокнула глаза уголком своего многострадального пледа.
Майор, человек действия, почему-то захотел покурить, чего за ним никогда раньше не водилось. Глядя на целующихся Ужовых, он подумал о своей вдове, целующейся с его звездой героя, и поискал глазами телефонную будку. Потом, сообразив, где находится, сказал тьфу, пропасть - и решил потерпеть до утра.
Вскоре на участке появился Фёдор. Он шёл на работу. Все примолкли. Васька с отцом втихаря наблюдали за остальными зрителями Фёдоровой деятельности, в понимании, что за реакция воспоследует.
Так и вышло. Когда из-под дымящейся Федькиной струи по миру кругами пошли заповедные цветы, герои Красной книги, даже бабуля прыснула, а майор с Марией развеселились так шумно, что в доме проснулась Дуня, выбежала на двор и кинулась к Марии в ноги, заливаясь слезами счастья.
Кто не был знаком, тут же перезнакомился. Все всё друг другу рассказали, женщины помчались накрывать праздничный стол, а мужчины сели на лавку и поговорили о погоде и прочих пустяках - решительно от незнания, что могут в порядке светского трёпа обсуждать утром на огороде бессмертные.
У сферы было весьма беспокойное ядро. Миллионы бывших бессмертных копошились в нём, сетуя на тесноту. Сфера прислушивалась к их шевелению: сначала была приятная щекотка. Но вскоре сфера почувствовала себя упоительно: непрерывный оргазм неистовой силы каждую секунду всё больше насыщал её силой и страстью.
Раньше она хотела только питаться. Теперь она ощутила что-то новое. Нет, ей не хотелось делиться ни надвое, ни натрое - никак. Но обременённость эросом вызывала томительное желание что-то исторгнуть из себя. Она столько взяла внутрь, что это стало проситься наружу.
Сфера всё-таки была очень молода и неграмотна, поэтому она не знала, что всё живое размножается, пока другое живое не ограничит это размножение своим размножением. Баланс. Экосистема. Популяции. Виды.
Всего этого сфера не знала и не хотела знать. Сейчас она ощущала себя венцом творения. Полнота бытия, постоянно подкрепляемая всё новыми эротическими приливами, затуманила её первобытное сознание - или что там у неё было вместо оного.
Гигантская клетка покачивала округлостями своей всё расширяющейся мембраны над Москвой с пригородами, и это ей неописуемо нравилось. И хотелось что-то исторгнуть. И она никак не могла решить - то ли расшириться ещё, то ли исторгнуть это, сладостно щекочущее её в самом ядре.
Расшириться - значит, найти новеньких, втянуть в себя. Ощупав окрестности лучами, сфера чётко уловила, что весь строительный материал, который был доступен ей в Москве и Подмосковье, исчерпан. Жалкие здоровяки, не захваченные питательным бессмертием, бегали где-то внизу по тёмным улицам, болели, умирали, а по смерти некоторых в специальных зданиях с луковичными головами бородатые дядьки исполняли какие-то невразумительные песни, от которых души покойных с большей лёгкостью улетали кто куда заслужил. И смотреть на эту суету сфере было воистину смешно. Души проплывали мимо неё десятками, сотнями, но что ей, великой, эти худенькие бестелесные кусочки чего-то трудноощутимого! Или кого-то, к кому в последние дни всё чаще обращались перепуганные москвичи в своих странных зданиях с луковичными головами. Сфера чувствовала своё несомненное превосходство.
Короче говоря, она пока решила не расширяться. Ей безумно нравилось висеть над погибающей, с её точки зрения, Москвой - и царить, покачивая блестящей мембраной. От этого покачивания - сфера заметила - в ядре учащались движения, следовательно, её заоблачный оргазм учащался.
Когда сфера заметила это учащение в первый раз, она не придала этому значения и списала на случайность. Но когда, горделиво покачивая многокилометровой мембраной в следующий раз, она опять вызвала у себя внеочередной ядрёный ядерный оргазм, она поняла.
Увлекательно! Очень здорово!
Внизу людишки. Живут в страхе, поют от страха, умирают от страха, а потом ещё и цепляются за отлетевшие от холодных тел души, да ещё с песнями. Она видела это ежеминутно и всё сильнее гордилась собой.
Внутри у неё - все тепленькие, живёхонькие, хоть она и забрала у них у каждого по бессмертию, но она же не бросила их! Вот они все: миллионы. В тесноте, да не в обиде. Ну да, они опять смертны. Ну и что? Они же все внутри у неё. Копошитесь, копошитесь, дорогие, это мне сладостно.
Сфера качнулась. Получила результат. Ещё раз - ещё получила. Ядро, встревоженное её поведением, зашевелилось интенсивнее. Оттуда даже послышались тревожные возгласы:
- Что она делает? Она что - с ума сошла?
Не внимая бестактным крикам миллионов, она чуть-чуть сжалась - и распустилась. Ещё сжалась - и опять расслабилась. И ещё сильнее задрожала в сладострастных спазмах, и ещё раз, и ещё, и она уже не могла остановиться, поскольку этот ритм - это её живая жизнь. Она так решила. Это - цель. Она поняла! Вот зачем её сделали! Вот оно - вечное счастье!
Сфера покачивалась или сжималась-расслаблялась, подрагивала, перекатывала ядро по своим сомлевшим от бескрайнего наслаждения внутренностям - и уже не замечала ничего вокруг. Она нашла смысл своей жизни и купалась в нём.
Слон разложил пасьянс и решил посмотреть телевизор. Сообщения о стихийных отключениях электроэнергии в разных странах мира, дико пугавшие всех, он пропускал мимо ушей. Не то. Неинтересно.
Сегодня он чуть-чуть удивился отсутствию программ по Москве. По экрану шла трясущаяся сетка.
Слон пощёлкал пультом: европейское новостное агентство поведало ему об ужасном и необъяснимом происшествии. Показали: репортёр снимает гигантское шаровидное небесное явление, прочно зависшее над Москвой и за короткий срок перепортившее кучу техники, сведшее с ума массу людей, а также умыкнувшее в неизвестном направлении миллионы законопослушных граждан. Их разыскивает милиция. Её, кстати, тоже по большей части разыскивают. Как и работников Службы спасения. Возможно, это уникальное явление - суперНЛО, но нет специалистов, комментировать никто не берётся. Лишь один громкоголосый политик, всегда имеющий окончательное мнение по любому вопросу, заявил, что хотел бы подвесить к брюху этой сферы небольшой баннер с названием своей партии. Никаких предвыборных лозунгов, нет. Просто - пусть висит баннер. Политик оставил в стороне чисто технологический вопрос: как подобраться к сияющей в облаках сфере и подвесить баннер, если мембрана у, так сказать, НЛО - идеально гладкая и только чуть-чуть подрагивает? К чему же будет крепиться плакатик? Не важно. Он сказал.