На следующий день в точке отлива выросла первая роза...
Словом, чудеса вскоре стали привычной и приятной частью их семейной жизни, такой счастливой и восхитительной, что Федька даже ни разу не спросил у жены, каким именно способом на работе угостили её.
- То есть он и сейчас не знает, что он бессмертен? - спросил Васька.
- Именно. Он пьёт сколько хочет и не умирает, вместо похмелья - бодрость и мужская сила, спит вволю, читает всё подряд, поливает клумбу, разводит цветы, продаёт их на соседней станции, а выручка громадная, потом покупает лучшие напитки - нам теперь самогон ни к чему - пьёт, спит, читает, поливает и так далее.
- А как же соседи? - поинтересовался Иван Иванович.
- Ну, соседей-то у нас три калеки... А вот как-то раз участковый заходил, дурацкие вопросы задавал. Естественно. Ведь раньше ни одна душа на свете не заподозрила бы Федьку в любви к цветам и вообще в любви. А тут он, видите ли, ходит фертом, рожа светится, орхидея в петлице, - умора! Короче, мы участкового таким мартини с текилой накачали, что он теперь как Федьку видит - фуражку снимает.
- Да-а... - сказали отец и сын. - Да-а...
Из соседней комнаты проскрипели шаги, кряхтнул кашель, дверь распахнулась - и явился счастливый мужик Федька. Заспанный, лохматый, зевающий посекундно, он тем не менее являл собой великую радужную картину; особенно глаза. Из них лилось солнце.
- Дунь, а Дунь, я до ветру... - И пошёл он на двор, а возбуждённые свидетели прильнули к окнам в ожидании чуда.
Федька честно метил в угол, где стоял дощатый нужник. По дороге он покачнулся, а терпеть не было сил, Федька дёрнул полотняные штаны - и потекло. Лицо Фёдора стало прекрасным, он зажмурился, как школьник перед получением золотой медали.
Когда жидкость вытекла, Федька рванул к нужнику за следующей надобностью, а за пять - семь минут его отсутствия на многострадальной клумбе появились дополнительные товары: голубые и томные, как утреннее небо в турпоходе, ирисы, лохматые ромашки величиной с подсолнух, розы без шипов...
- Ой! - сказала Дуня. - Ещё новости! Таких цветков ещё не было!
- Да-с, - покачал головой Иван Иванович, на грани нового смехового приступа.
- Бляха-муха! - воскликнул Васька. - Ну и везёт же некоторым! Может, я тоже попробую? У вас нету ещё какой-нибудь заброшенной клумбы?
- Вася! - с лёгкой укоризной сказал Иван Иванович. - Мы в гостях!
- Папа! - с утяжелённой укоризной сказал Вася. - За гостеприимство чем-то надо платить, а чем? Тем паче мы не знаем, надолго ли мы здесь. Полную неопределённость надо сократить хотя бы до неполной.
Иван Иванович собрался было произнести речь о политкорректности, о конспирации и о других ценных вениках, но помешала Дуня:
- А и правда, пусть малец попробует. Клумба не клумба, но уголок за сараем, где вы приземлились, имеется. С улицы его не видно. Разок попробует, никакого ущерба хозяйству не будет. Ну а если получится как у Федьки - заживём, ребята!
Мечтательность и нега отразились на Дунином челе. Она будто увидела новые горизонты: отремонтированный дом, корову, козу, пчёл, десяток новых платьев...
Васька не мог позволить даме бесплодно мечтать в присутствии двух мужчин, наделённых особыми возможностями. Он вышел вон и скрылся за указанным сараем. Через пять минут он вернулся в дом и сел:
- Ждём.
Вернулся и Федька. Иван Иванович попросил его дать что-нибудь почитать, а то совсем одичать можно. Мужчины удалились в Федькину спальню-библиотеку, Дуня занялась уборкой, а Васька ждал и ждал, глядя прямо перед собой, но ничего в упор не видя. Он столько сил и души вложил в недавнее мочеиспускание, что неполучение результата могло крепко обидеть его детский ум.
Домыв посуду, Дуня ласково предложила донельзя напряжённому Ваське вместе прогуляться за сарай в разведку. Васька взволновался.
Шли медленно. Васька страшился творческого, так сказать, бесплодия; Дуня мечтала о корове. В небе далеко за лесом громыхнул гром. Сарай приближался. Спутники обошли поленницу дров, бочку с дождевой водой, вышли к цели. Увидели. Как реагировать?
Изумрудный газончик. В центре - маленький колодец. По периметру газончика покачивается красная кайма дивной красоты - живая изгородь из бегонии махровой.
- У вас, Дуня, очень плодородная земля, - галантно проговорил Васька сразу после выхода из ступора. Откашлялся. - Я за папой сбегаю, а вы посторожите всё это. Я боюсь... проснуться.
Дуня молча кивнула, плюхнулась на обрубок толстенного бревна и схватилась за сердце. За лесом громыхнуло ещё раз. Упали первые капли. Солнышко спряталось, птички умолкли, кроме одной, которая слетела с неба и присела близ Дуни на поленницу.
Длинные, прозрачные, посверкивающие перламутром перья и сладкоголосое нежное посвистывание поначалу сбили Дуню с толку. Женщина перекрестилась, но невиданная птица с длинной изящной шеей и пёстрым, пышным, почти павлиньим хвостом - не исчезла. Она подпрыгнула вплотную к Дуне и ласково клюнула её в руку, словно поцеловала-поздоровалась.
Дуня опасливо перевела взоры на то, что ещё четверть часа назад было заброшенным куском засарайной почвы площадью примерно два на два метра.
Дождик, усиливающийся с каждой секундой, усиливал и те сверхъестественные эффекты, что посеял Васька. Вода небесная усердно подгоняла развитие жизни в новоявленном оазисе. Бегонии - "розы без шипов" - подросли.
Подошли Иван Иванович с абсолютно трезвым Фёдором. Васька бережно держал хозяина этой земли за руку, переживая за его душевное здоровье. Дуня привстала, а прозрачно-перламутровая птица перелетела на Васькино плечо.
Гроза разошлась вовсю, но собрание, молча созерцающее явление за сараем, не чувствовало её. Первым очнулся Иван Иванович:
- Вась, ты породил этого попугая? Ну, да ты болтун известный...
- Разве такие попугаи бывают? - Васька осторожно погладил птицу, а она в ответ тихонько тюкнула его в запястье крупным золотистым клювом.
- Дунь, а Дунь, - полушёпотом позвал жену Фёдор. - На нашей станции такую птицу не купят. Может, в зоопарк?
- В нашем медвежьем углу, Федя, всё - зоопарк. Везде, - назидательно сказала Дуня, не в силах оторваться от разворачивающегося на участке зрелища. - Я её лучше в курятник уберу. Красавица какая!..
- Я буду здесь! - напевно-хрустально сообщила птица. - Я нашла воду бессмертия.
Публика воззрилась на Ивана Ивановича. Доктор наук порылся в памяти:
- Вспомнил! В тринадцатом веке был поэт Фарид Уд-Дина Аттар. В его сочинении "Совет птиц" попугай ищет воду бессмертия! Но при чём тут Россия?
- Ну и что? Он... Она... не совсем попугай, - заметила Дуня, возжаждавшая всё-таки как-нибудь приватизировать прекрасную птицу.
- Ой! Смотрите! Ещё! - Васька показал на землю.