Она быстро остригла ногти, тут же запаковала их в пустой спичечный коробок, замотала скотчем, завернула в фольгу, сверху накутала газет, верёвочек, распахнула форточку и выбросила свёрток на улицу. Накрепко заперев дверь и окна, стала ждать - не прибегут ли к ней её ногти каким-нибудь оригинальным путём - и мысленно приговаривала: "Ну миленькие, ну хорошие вы мои ноготочки, ну пожалуйста, уйдите навсегда! Живите своей личной жизнью! Идите с миром!"
Прошёл час, два, три - ногти не возвращались. Мария отважилась и выглянула в коридор. Тихо. Ни одного ногтя. Выглянула в окно: тихо. Ничто и никто не ползёт по стене. Так. Что же случилось? Точнее - что получилось?
Продолжая эксперимент, она отрезала маленькую прядку волос. Понятно, прядка через секунду приросла. Тогда Мария нашла ещё один пустой коробок - из-под конфет, жестяной, - отрезала большую прядь, запаковала с яростной тщательностью и стремительно отправила вслед за ногтями. В форточку.
Сидит ждёт, приговаривая примерно те же ласковые слова. Упрашивает волосы не возвращаться. Час, два, три...
До утра Мария металась по комнатушке, поглядывая то на дверь, то на форточку, собирала пустые коробки, бумажки, обрывки фольги, - любой упаковочный материал. Она твердила, как заклинание, формулу словесного прощания со своими частицами. Её словно озарило: надо разрешить им, живым частицам, жить отдельно! Волшебная сила сказанного слова вдруг открылась ей! Она вспомнила, что муж её всегда говорил о силе слова, о магической силе слова, о сокрушающем и возрождающем слове, - а она не понимала его или, скорее, думала, что он использует фигуральные обороты.
Боже! Мария открыла способ!.. Какие же условия должна была создать ей, глупенькому генетику, Судьба, чтобы открыть то, что, казалось бы, давно известно человечеству!.. В начале было Слово...
На следующий день Мария научилась правильно мыться. То есть вежливо прощаться с отшелушиваемыми частичками кожи. О чудо! Кожа тела вновь стала нежной, как была раньше, до болезни. Накопившиеся слои загрубевшей надкожицы теперь легко смывались простой мочалкой, даже без мыла, - и всё оттого, что Мария нашла верный тон! Правильные слова!
Впервые за полтора месяца она почувствовала настоящее счастливое облегчение. "Как устроены люди! Как странно! - думала она теперь. - Могут хоть каждый день мыться и стричься, избавляясь от омертвевшего покрова, и не понимают смысла удобств, бесплатно предоставляемых им смертью!.. И не ищут правильных слов! А многие даже и не молятся..."
А вот заразись человек такой заразой, как у Марии, сразу хватается за ум. "Интересно, а если бы я не догадалась вежливо попрощаться со своими частицами? Вот что было бы со мной, если б не доброта Ивана Ивановича Ужова, давно и впрок наговорившего мне так много правильного!" - ужасная мысль пронеслась, воображение разыгралось.
После всех этих экспериментов и открытий и удалось ей наконец заснуть. И проснуться. Какие-то новые силы бурлили в душе и в теле Марии. Но прежде чем применить их, она очень хотела понять свой сон. Особенно про вертолёт. Это была самая натуралистичная часть сна. Как вживую летела.
"Ну ладно, подожду. Через несколько дней в Москву вернутся Николай с Галей, обсудим. Галя во всяких потусторонностях хорошо разбирается, она мне всё и расшифрует!" - на этой спокойной ноте и зафиксировалось настроение Марии с того утра, когда она вновь научилась спать и просыпаться. А в дневнике появилась невероятная запись: "Оказывается, Слово сильнее бессмертия..."
- Ну и как? - сухо спросил Мар Марыч у верного крепыша.
Тот потоптался на пороге, не зная, что отвечать. Ильзе, перекинутая через его плечо, слабо постанывала.
- Три раза сбрасывали, Мар Марыч... Жива-здорова. Только визжит очень.
- Вот как! - Ледяной тон хозяина заставил Ильзе умолкнуть. Она, видимо, ещё не поняла, что его власть над ней кончилась. - Унеси её, пусть поспит.
- Я не хочу спать, - проскулила Ильзе, неловко пытаясь освободиться от железной хватки своего мучителя.
- А чего же ты хочешь? - осведомился хозяин.
- Ещё полетать...
- Та-а-ак! - Мар Марыч встал и направился к двери. - Унеси её в баню и запри. Чтоб ни щёлочки!
Когда он вышел, Ильзе окрепшим голосом пригрозила крепышу:
- Если только попробуешь запереть баню до последней щёлочки, я тебя укушу.
Крепыш уронил её на пол. Ильзе, усмехаясь, встала, поправила остатки платья и ещё раз пообещала:
- Не перепутай чего-нибудь. А то укушу тебя. Зубами, больно, до крови. Я очень заразна, понял?
Крепыш равнодушно пожал плечами - и стремглав выпрыгнул за дверь. И запер до последней щёлочки.
Мария решилась выйти из конспиративного дома, прогуляться, тихо вернуться. Николай с Галиной, уезжая в Сибирь, умоляли её не делать этого. Чуть не на коленях просили дождаться их возвращения и ни под каким предлогом не выходить на московские просторы одной. Ведь она если и нуждалась в чём, так в простой питьевой воде, да и то больше по привычке.
Но скука и страсть к приключениям, оказалось, свойственны бессмертным - во всяком случае, поначалу - в том же объёме, что и простым людям.
"Вечность - не повод отказываться от времени, - записала в своём дневнике Мария. - Я заложница неведомого, мне всё внове. Обычно люди боятся этого. А мне новое - что воздух... А кстати, что мне воздух?"
Она порылась в шкафчике на кухне, нашла старую бельевую прищепку и нацепила себе на нос. Ничего не произошло. Дыхание послушно остановилось, но не более того.
Она сняла прищепку - дыхание восстановилось. Снова - за дневник: "Так. Я не могу сравнивать новое с воздухом. Я зажала нос прищепкой, а рот - рукой, но это оказалось безвредной процедурой. Дышать или не дышать - я могу равно. Ещё я могу жить без еды. Клетки моего тела теперь нуждаются в чём-то другом, всё не так, как раньше: жиры-белки-углеводы... Интересно, что это самое таинственное другое мои клетки откуда-то получают. Ведь не может же вирус бессмертия, поселившийся во мне, быть одновременно и источником энергии. На чём-то же я работаю, как машина!"
В свои предвечные времена Мария была в меру любознательная женщина, хорошо воспитанная в хорошей семье, то есть всегда умела остановиться, чтоб не залезть в любопытство. Теперь же откуда-то вылез странный мелкий бесёнок под условным именем хочу всё знать, и Мария не нашла в себе сил бороться с ним.
Заперев окна, проверив щели, чтоб не убежал Крыс Петрович (теперь он имел имя-отчество), Мария загримировалась, надела один из париков от Аристарха Удодовича, брючный костюмчик от него же, запасливого, - и всё-таки вышла на московский простор и пошла в сторону Гоголевского бульвара. Коммунальные соседи не видели этого. Было тихо, темно, прохладно. Приятный апрельский вечер.
На скамейках курили, целовались, пили пиво - всё по обычному списку. Марию передёрнуло и замутило. "Что со мной?" - донельзя удивилась она, никогда ранее не обращавшая внимания на публичную физиологию горожан.