Будда из Бенареса - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Орехов cтр.№ 5

После массажа молодой человек выпил чашку горячего рисового отвара, отчего его тело покрылось легкой росой пота, и отведал бетеля. Сейчас оба они, и брахман, и его гость, сидели на террасе в ожидании ужина. Воздух был напоен ароматом диких лилий.

— Взгляни на эти фигурки, мой друг, — сказал брахман, указывая на доску. — По краям ждут своего часа колесницы; вот пешие воины, вот конница, вот боевые слоны. Ты — кшатрий, и тебе, конечно, знакомо военное ремесло. Если я не ошибаюсь, перед сражением так строится и настоящее войско?

— Ты не ошибаешься, — серьезно подтвердил юноша.

— Прекрасно. А тебе не кажется, что наши предки не зря установили правило четырех частей? Ведь организация войска соответствует устройству любого из наших государств, не так ли? И в Раджагрихе, и в Шравасти, и в Бенаресе, и в Капилавасту есть брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры. Брахманы обучаются священному знанию, совершают жертвоприношения, размышляют над ведами и упанишадами, а в конце жизненного срока уходят в джунгли, где предаются аскетизму. Кшатрии ведут жизнь благородных людей среди почестей и материального благополучия, упражняя силы на войне или проводя время на охоте, на скачках или в веселых ночах с «танцовщицами»; вайшьи пасут скот и возделывают землю — из этого сословия выходят также купцы, моряки, цирюльники, кузнецы, ювелиры, гончары и ткачи. И наконец у нас остаются шудры, пригодные только к самой грязной работе. Но что будет с землей Гвоздичного дерева, если шудры захотят, скажем, торговать и уплывут на кораблях в другие страны? Или если вайшьи бросят ремесла и устремятся к алтарям? О, Сома! Вероятно, тогда брахманам придется лепить горшки? Как ты думаешь?

Кшатрий не ответил. Он молча слушал, в знак внимания наклонив голову.

— Жить без варн — все равно, что играть в чатурангу без доски, поделенной на квадраты, — продолжал Шарипутра. — Разве каждой варне не присущи свои занятия, свои обычаи, свои обязанности, наконец? Даже боги-покровители у нас разные: кшатрии поклоняются Индре, вайшьи — Пушану, брахманы — Соме и другим жреческим божествам. Так было много веков и так должно оставаться и впредь. Ведь кшатрии, и ты не мог не слышать этого, произошли из рук первого человека Пуруши, вайшьи — из его бедер, шудры — из ног, а брахманы — из головы…

Не встретив сопротивления и этому тезису, Шарипутра прямо заговорил о том, что больше всего волновало его:

— Скажи мне, благородный воин, откуда берутся кшатрии-философы и кшатрии-аскеты? Неужели жизнь твоей варны стала так скучна, что ты уже в столь юном возрасте решил посвятить себя лесной науке? Взгляни на меня: я стар, но крепок, и я не в Урувелле, а здесь. А ведь я — брахман, и меня готовили к аскетизму с рождения! О, Сома! Того и гляди ко мне в Наланду заявится брахман на коне, в боевых доспехах и с чреслами, препоясанными мечом…

Юноша потянулся, и Шарипутра вдруг почувствовал, что где-то неподалеку распустился лотос. Да, лотос. Он явственно ощутил его аромат.

— Знаешь, брахман, маленьким ребенком я плакал, требуя, чтобы мне достали с неба луну, — сказал кшатрий. — Говорят, от моего плача раскалывались оплетенные соломой горшки…

Шарипутра подался вперед и нечаянно толкнул чатурангу. Фигурки, так и не вступившие в сражение, посыпалась с доски.

— Это очень странно, — пробормотал брахман. — Это очень странно… сын раджи.

Собеседник посмотрел на него темными, как у богини Кали, глазами.

— Ты слышал обо мне? — спросил он.

Играть в прятки уже не имело смысла, и брахман кивнул.

— Я слышал пророчества о твоем рождении. С самого первого мгновения, когда я увидел тебя на берегу озера, я догадался, кто ты.

— И кто же?

— Знаки мудрости на твоем лице переплетены со знаками призвания. Возможно, ты станешь великим правителем. Возможно, тебе, кшатрию, будут внимать сотни людей из других варн. В любом случае, ты пришел изменить нынешний порядок вещей, и мне очень хочется отговорить тебя от задуманного. Но может быть, когда ты объяснишь мне, я пойму…

— Если бы я сам хоть что-нибудь понимал! — воскликнул юноша. — Я совсем ничего не знал, и если бы не мой колесничий…

— Твоим учителем был колесничий? — Шарипутра развел руками, так велико было изумление.

— Да, его звали Чанна. Я многим ему обязан.

— Клянусь Брахмой, это самый удивительный день в моей жизни! Но ты должен рассказать мне все по порядку. Сейчас подадут ужин, и ты поешь, а потом… Потом я хочу услышать, почему ты ушел из дворца.

По знаку Шарипутры служанки подали дымящийся рис на свежих листах банановой пальмы, соус, приправы и кислое молоко в глиняных чашках, смешанное с медом и розовым маслом. Гость и хозяин ели в совершенном молчании, и тишину нарушали только далекие завыванья шакала и кваканье лягушек Сердце брахмана замирало, а рассудок упрямо твердил, что новое не бывает лучше старого, и нужно уговорить юношу вернуться к привычным занятиям кшатрия. Если еще не поздно. Шарипутра знал — тот, кто оставил свой дом, легко сбросит и последний лоскут одежды.

2

— Наверное, я не ушел бы — если бы не Чанна, — сказал юноша.

— Колесничий?

— Да. Он один говорил мне правду. Понимаешь, брахман, я жил слишком счастливо…

На террасу выбежал голый мальчик с медными браслетами на ножках и черным камушком на шее — такой амулет дают ребенку с очень светлой кожей, чтобы уберечь его от злых духов. Заметив гостя, мальчик остановился и сунул в рот большой палец правой руки; в левой он держал пест для растирания риса. У будущего брахмана были длинные, как у бычка, ресницы, подкрашенные сурьмой брови и большие темно-оливковые глаза.

— Многие живут счастливо, — возразил Шарипутра. — Вот мой воспитанник Ананда. Его мать умерла, отец обеднел, а мальчик растет в моем доме. Женщины положили его спать, но он пробрался на кухню и утащил пест. Ему два года, а он уже счастлив. И будет счастливым еще лет пять, пока не начнется ученье.

— Ты не понимаешь, — сказал юноша. — Никто не был счастлив, как я. В жару меня обмахивали опахалами и банановыми листьями. Мне по первому зову приносили мяч или кости. Меня каждый день убирали цветами, как какой-то алтарь… Даже деревья в парке и их тени служили мне. Младенцем меня часто укладывали под гвоздичным деревом, и когда няньки вспоминали обо мне, всякий раз оказывалось, что тень дерева осталась на месте!

— Это очень странно, сын раджи.

— Меня учили священным гимнам и песнопениям, четырем ведам и всем видам искусства, коих насчитывается шестьдесят четыре. Меня учили игре в чатурангу. Меня учили искусству править слонами и лошадьми, владению мечом и стрельбе из лука. Во всем этом я не знал неудач. Я научился посылать стрелы одну за другой, оттягивая тетиву до уха. Каждая моя стрела пробивала восемь кожаных щитов, и они лопались, как сухие листья баньяна!

— А твой отец? Он тоже не ведает забот?

— Не знаю… Отец сильный, он мог подбросить меня к верхушке мангового дерева. Мне говорили, что он защищает землю шакьев, как крепостная стена, а рука его всегда открыта для щедрых даяний. Мне говорили, что в нашей стране плачут только от дыма, копья только в руках стражников, беспорядок только в женских прическах, а удары наносятся лишь по литаврам. Мне говорили, что добрая слава о правителе Капилавасту растекается по землям, как масло по поверхности Ганги…