Запах высоты - читать онлайн книгу. Автор: Сильвен Жюти cтр.№ 37

Одно из них случилось как раз тогда, когда мы завтракали посреди груды наполовину разложенных вещей. Вдруг мы услышали непонятный шум – поначалу очень тихий, но потом разросшийся до совершенно небывалого ворчания – это был какой-то нелепый звук вроде отрыжки или демонического смеха, усиленного горным эхом. Одновременно с этим затренькали стаканы, покатились камни, и даже лед, на котором мы сидели, содрогнулся. Внезапно звук захлебнулся абсолютно неожиданным для этих мест и каким-то непристойным бульканьем – единственным знакомым мне аналогом его, если позволите, можно назвать тот шум, с которым спускают воду в ватерклозете. Затем наступила тишина. Абпланалп бегом поднялся на морену. Добравшись до гребня морены, он застыл в молчании, снял шляпу и обернулся, недоуменно потирая затылок. Потом махнул рукой, чтобы мы тоже подошли посмотреть, что случилось.

Лежавшее на той стороне озеро исчезло. Вместо него осталась только овальная гладкая чаша такой яркой голубизны, что казалось, будто в ней отражается небо, хотя стенки ее были изборождены более темными полосами. На дне зияла бездонная, черная, безупречно круглая дыра. Озеро просто вытекло в нее, как вода из гостиничного умывальника: ледяная пробка, закрывавшая ей выход, не выдержала, и вода прорвалась в нижнюю трещину. И осталась только эта чаша, совершенная чистота которой выглядела так вызывающе, особенно на фоне уродливого безобразия этого ледника. Клаус взял большой камень и столкнул его в бездну. Мы долго слушали, как он ударялся о ледяные стены, а Клаус вытащил часы и попросил меня бросить другой камень – половчее, так, чтобы тот не стукался о боковины. Он успел отсчитать четыре секунды, прежде чем раздался шум падения. И тут же, одновременно с этим звуком, небо очистилось, приковав наше внимание к вершинам. Думаю, в тот миг все мы – и проводники, и «господа» – задавали себе один и тот же вопрос:

Уго это ничуть не заботило; самое главное – обустроить лагерь и сделать все как надо. Подготовить снаряжение, набросать заметки, наснимать фотографий для спонсоров, успокоить Карима и дать ему точные инструкции на время своего отсутствия, затем – отыскать следы экспедиции 1913 года.

Уго никогда не халтурит. Но в горах ему следует поступать так, как обычно: стремиться к вершине и всему, что обычно ждет его за ней. Итак, его будущая книга и фото для спонсоров. А впрочем, чем он займется – после? Он до сих пор не имеет об этом ни малейшего представления.

Прежде всего многих за вершиной ждало нечто совсем иное: смерть, например. И многие об этом знали и спокойно считали, что это – в порядке вещей, или становились фаталистами. Поэтому, если нужно, написанием книг, съемкой фотографий для спонсоров и их продажей занимались другие. Они от этого имели даже больший успех.

И потом – ему было любопытно и почти тревожно. Впервые Уго не знал, куда идет, не понимал, что его ожидает. Это был дополнительный риск, и он почти опьянял его. Обычно опасной для него могла быть только сама гора, но уж эти опасности Уго знал наизусть.

Он прекрасно умел дозировать опасность – так, чтобы любой риск служил его целям. Как, например, в подобном восхождении: стрекало смерти могло быть единственной причиной успеха там, где все другие доводы потерпели бы крах. В этой опасной игре нужно иметь много хитрости и нельзя ошибиться в себе.

Но что делать, когда цели больше нет?

Снимки для спонсоров заняли много времени. Уго истощил всю свою изобретательность. Он работал над своими снимками так, как другие торгуют вразнос на тротуарах, или выпускают глупейшие газетенки с пустыми сериалами, или собирают мины, единственное назначение которых – калечить несчастных, то есть не думая, иными словами – профессионально. Однако Кариму этого тоже не понять.

Уго, пьющий минеральную воду; Уго, завязывающий шнурки на ботинках; Уго в своей чудесной куртке – превосходный пошив; Уго, заправляющий пленку в свой фотоаппарат – умнейшая техника, dixit [80] реклама (он один знал, что речь идет о пленке); Уго, открывающий банку с пивом (она – под давлением, и струя пива с силой выплескивается на палатку); Уго, пробующий готовое блюдо; Уго, закуривающий сигарету бывалого путешественника; Уго, смотрящий на часы, которые за тысячу лет собьются не больше, чем на сотую долю секунды (там, где узнавать время, пусть даже с точностью до получаса, не имеет никакого смысла); Уго, отправляющий по радиотелефону (оттуда, откуда никто никогда не звонил) банальные фразы и бессмысленные сообщения. Столько фрагментов иллюзорной «повседневной жизни», бессмысленность которых удвоена тем, что он перенес их сюда – туда, где им нечего делать.

Фотографии, конечно, снимает Карим. У этого парня – бездна талантов.

В общем-то Уго немного стыдно перед Каримом. Его единственный недостаток: слишком много веры, и он – возможно, даже больше, чем в ислам, – слишком сильно верит в ценности, которые представляет собой Уго; потому-то он и не может отрешиться от них, отделить их от Уго. Кариму надо научиться этому, научиться отрешенности.

Ему бы следовало стать буддистом, [81] улыбаясь, подумал Уго. Но западные буддисты приспособили к себе идею отрешенности и понимают ее на свой лад: они сделали из нее дополнительное оружие в войне, которую они ведут в надежде на успех, тогда как прежде всего им следовало бы отказаться от самого понятия успеха, даже если он – всего лишь их внутреннее ощущение. По крайней мере Карим не стремится к успеху. Уго, впрочем, тоже: для него это уже пройденный этап.

Но Карим также околдован знаками, которые посылает ему мир Богатства и Счастья: всеми этими блондинками с чересчур безупречным бюстом, английской обувью, швейцарскими часами и немецкими машинами, той вненациональной музыкой, что всегда звучит рядом с ними, и теми мужчинами и женщинами, которых выдвигают вперед, чтобы продать все это: такими, как Уго, и другими, во всем похожими на него, – красивыми, загорелыми, чаще всего молодыми, богатыми и талантливыми. Настолько околдован, что темнокожий, аскетически худой Карим, с его испещренным пятнами лицом и кривым носом, никак не мог догадаться, что сам он в сто раз талантливее, чем те люди, перед чьими образами он так преклонялся, не зная, что на самом деле таких, как они, не бывает, что все они – обычные смертные, которые так же потеют от страха, изнывают от тоскливой тревоги, а иногда рыдают по ночам и не раз уже задумывались о самоубийстве.

Когда – часам к одиннадцати – свет для фотографирования стал слишком резким, Уго с Каримом отправились на поиски следов экспедиции Клауса. Их базовый лагерь должен был быть где-то здесь неподалеку; ни одно другое место, повыше, для него не годилось. Но вокруг – совершенно пусто: ничего, кроме ледника, который продвинулся вперед, сполз метров на сто, ну, может, чуть дальше. Где же искать? Карим и Уго двинулись наудачу, каждый – в свою сторону, и принялись, как придется, блуждать по моренам среди неустойчивых шатающихся камней и присыпанных снегом сверкающих лезвий пирамид кальгаспор.