Фердинанд, или Новый Радищев - читать онлайн книгу. Автор: Я. Сенькин-Толстый cтр.№ 19

Наконец, шестой вид любителей обочины — торчки [34] вроде нас, жертвы собственного безрассудства, неумения или ротозейства. Для торчков важна собственно, уже не обочина, а канава. Из нее и торчат зады их машин, отчего и произошло название этой группы обочников. В канавах торчки нередко обретают и вечный покой. Скоро, благодаря все растущему племени беззаботников-пофигистов и торчков (а они обычно родственны по духу), вдоль оживленных трасс не останется ни одного дерева, на котором бы не висел руль с венком из искусственных цветов. Причем некоторые рули укреплены на такой высоте, что речь может идти не о гибели идиота-водителя, а о неосторожном вираже легкого самолета. С развитием автомобилизма наши крутые повороты стали все более походить на настоящие кладбища, причем три фактора — геометрия дороги, не отменяемые никем законы физики и недостаток серого вещества в голове водителя — способствуют подлинному кущению в одном месте множества разнообразных кенотафов с портретами павших, рулями, звездами, а иногда даже — с дверью (в лучший мир).

Но главное остается неизменным: в каком бы виде ни пребывали обочники, да и все участники движения, их рано или поздно обязательно обгонит «Фердинанд» — загадочный летучий голландец псковских дорог. Этот трофейный, времен Второй мировой войны, изрядно потрепанный зеленый автобус (как в кинофильме «Время встречи изменить нельзя») обычно движется со скоростью 50–60 км в час, но зато нигде и никогда не останавливается. Бывали случаи, когда я (после разного рода остановок, закусок, заправок, пописок, ремонтов, заездов и разнообразных отъездов в сторону) раз пять на бешеной скорости обгонял этот тихоходный и непреклонный Автобус Судьбы, но все равно последнее слово оставалось за его водителем, который явно никуда не спешил, но всегда нас опережал, как бы мы ни мчались, ни неслись, ни летели, ни свистали на наших самых крутейших черных «бумерах».

Сколько раз, обгоняя «Фердинанда», я пытался разглядеть лицо шофера, но тщетно — мне мешали то лучи закатного солнца, то брызги дождя на лобовом стекле, то пыль грунтовой обочины, то вдруг, откуда ни возьмись, впереди внезапно возникал шустрый лобовик, отчаянно сигналивший дальним светом, и тогда мне бывало уже не до разглядывания водителя. Порой мне казалось, что за рулем старенького автобуса вообще нет никого, иногда угадывалась голова вроде бы в высокой фуражке модели «кокошник генерала Российской армии» или, может, в слегка мерцающем нимбе. А порой мне виделись над спинкой сиденья будто бы горные лыжи, или сложенные, угловатые, как у аиста, крылья. С годами я стал осознавать, что мы и «Фердинанд» едем в одном направлении… по кругу, и мне никогда-никогда его не обогнать, как не достичь горизонта. Впрочем, порой кажется, что (поскольку «Фердинанда» можно чаще всего увидеть в местах аварий) он собирает вдоль обочин неприкаянные, не получившие отпущения грехов души торчков и раздавленных котов, обычно гибнущих под колесами машин из-за своего природного высокомерия и безмерного сладострастия…

Словом, на этот раз «Фердинанд» своего не добился и проехал мимо, обдав нас клубом сизого дыма и пыли, и тут же, как при смене декораций в театре, появилась группа нашего спасения. К счастью, вся драма охоты «леопарда» за нами развернулась на глазах дорожных рабочих, как раз ехавших на грузовике навстречу. Они вылезли из кузова и, дружно взявшись, через минуту поставили нашу машину на твердую дорогу. Когда мастер узнал причину нашего торчка, он выругался в том смысле, что интеллигент хренов, собачку пожалел, а ее — показав на жену — не очень, ведь она бы погибла первая. Речь его была афористичной, емкой и необычайно убедительной, и теперь, когда на меня нападает деревенский «леопард», я твердо держу руль и внимательно смотрю прямо вперед… И ничего, все обходится. Да и то! Времена изменились, теперь редко когда подвергнешься коварному нападению из засады, к асфальтовой дороге все привыкли, глупые псы-нетерпимцы, как английские луддиты, уже погибли в неравной схватке с прогрессом, а умные спят спокойно на обочине, не обращая никакого внимания на проезжающие машины.

Село хорошо известно в псковской истории с древних времен. Здесь когда-то стоял отчий дом знаменитого псковского стрельца Сеньки Скунилы, который прославился как гомерический пьяница и ругатель, не уступавший уже знакомому читателю москвичу Силе Бархатову. О Скуниле мы узнаем из обширного следственного дела 1700 года. Оказывается, в Пскове стрелец Семен Скунила в пьяной ссоре с переводчиком Товиасом Мейснером обещал «уходить государя Петра Алексеевича» [35] . На Скунилу тотчас донесли, и он попал в Москву, в пытошную Преображенского приказа, к самому князю Ромодановскому, известному своей свирепостью. В расспросе Скунила показал, что в момент ссоры с переводчиком в кружале у Кромских ворот он был настолько пьян, что ничего не помнит. Петр I, который лично рассматривал это дело, указал провести повальный обыск (то есть массовый опрос) среди псковичей, поставив перед ними единственный вопрос: «Сенька Скунила — пьяница или не пьяница?» (этакая тема для современного телемарафона или форума в интернет-чате). По-видимому, Скунила славился как действительно замечательный даже для Пскова стойкий потребитель горячительного: все, кто его знал — а таких оказалось 622 человека! — подтвердили: «Ведают подлинно (то есть абсолютно уверены. — Я.М.), что Сенька пьет и в зернь играет». Глас народа и решил судьбу Сеньки — вместо положенной ему за угрозы государю смертной казни его только нещадно били кнутом и сослали в Сибирь.

Дело мачо Скунилы не пропало в веках. В том же селе до сих пор живет семейство Скунилиных — прямых наследников героя 1700 года, но они предков своих не помнят. Самым известным из них является Степан Скунилин — человек, мягко говоря, беспокойной, как у предка, трудной судьбы. В характеристике с места работы, выданной ему для вступления в партию Жириновского, сказано, в частности: «За время работы Скунилин С. И. показал себя с самой отрицательной стороны. К работе относится недобросовестно. Имеет многократные нарушения трудовой и общественной дисциплины. Часто опаздывает и появляется на работе в нетрезвом виде. В общественных местах дебоширит и сквернословит, имел неоднократные приводы в милицию, за последний год дважды подвергался аресту на 15 суток. За прошлый год лишен стажевых на 25 процентов за одиннадцать дней прогулов. Общественной работы не ведет». С такой редкостной характеристикой, естественно, нового Скунилу никуда, кроме порховского медвытрезвителя, так и не приняли. 0 нем, к сожалению, нельзя сказать, как о других пропойцах: «Он — человек не потерянный, а упущенный». Скунилин как раз человек потерянный. Вскоре он попался на сериале (имеется в виду серия краж типа скок). Вот краткое описание похищенного Скунилой в городе Порхове и окрестных дачах в течение десяти дней: