Тетя Мила принесла мне кофе. Напиток имел золотистый оттенок, много сливок и привкус лимона. По словам тети, рецепт она придумала сама, используя молотый кофе и лимонный ликер.
— Алкоголь вообще не чувствуется, — заметила я.
— А там его столовая ложка для вкуса, — махнула рукой тетя Мила, забирая поднос.
За окном тем временем совсем стемнело. На чистое небо высыпали звезды. Вдохновленная ими молодежь орала под окнами песни под гитару.
Я еще немного посидела за компьютером, занесла в записную книжку адреса и телефоны Снежка, Сильвера и Белаза, а когда почувствовала, что в глазах началась резь, пошла спать.
Глава 5
За несколько секунд до сигнала будильника я открыла глаза и села на кровати. Цифры пять пятьдесят девять на световом табло сменились шестеркой с двумя нулями, и тут же зазвучала музыка. Стряхнув с себя остатки сна, я натянула футболку, спортивные шорты, кроссовки, на пояс пристегнула барсетку с револьвером и через пять минут уже бежала в предрассветной дымке по пустынным улицам города. Супермаркет на Студенческой был моим пятикилометровым ориентиром. У него я развернулась и побежала в обратную сторону. Затем комплекс физических упражнений на стадионе перед школой — четыре подхода по сто раз, прокачка пресса, отжимания. Этим пришлось ограничиться, так как часы показывали без пятнадцати восемь. К девяти я обещала быть у Бурсова, а до этого еще надо успеть принять душ, позавтракать и проверить почту.
Юзер порадовал меня полным отчетом о финансовой деятельности благотворительной организации «Защита детского счастья» и информацией по договорам, заключенным Бурсовым, а тетя Мила — супом из раков и остатками вчерашнего жареного поросенка. Подсушивая волосы феном, я не спеша пролистывала отчет Юзера. Оказалось, что из денег, выплаченных усыновителями организации, более ста сорока тысяч долларов перечислили на нужды детдомов. Сколько же вообще ушло этих денег, узнать было невозможно, так как, скорее всего, усыновители основную часть денег платили госпоже Михайловской, президенту благотворительной организации, черным налом. В свой отчет Юзер вставил выдержку из одной московской газеты, где говорилось, что усыновить больного ребенка в России иностранным гражданам стоит десять тысяч долларов, а здорового — несколько десятков тысяч. Всю цепочку от органов образования до паспортно-визовой службы клиенты «Защиты детского счастья» проходили в совершенно фантастический шестидневный срок. Слепому видно, что без крупных взяток такое не провернешь. Бурсова могла возмутиться чем-нибудь, потребовать больше денег и в результате пропала. Однако при чем тут угрозы ее мужу? Может, у Бурсовой имелся компромат на Михайловскую и ее коллег? Я решила позже поговорить с Олегом Николаевичем, чтобы он позволил обыскать квартиру. Вдруг обнаружится что-то интересное?
Поглядывая на экран компьютера, я набрала номер телефона президента «Защиты детского счастья» Михайловской Надежды Федоровны и представилась журналисткой газеты «Русские в Америке» из Америки.
— Кто вам про нас рассказал? — настороженно спросила Михайловская. По ее голосу я поняла, что человеку есть что скрывать.
— Мне про вас рассказал Пол Андерсен и его жена Джулия. Они из Нью-Йорка, усыновили у вас полуторагодовалую Иру Скворцову. — Я произнесла выделенную на экране фамилию усыновителей, надеясь, что президента это удовлетворит. — Пол так счастлив. Его жена в малышке души не чает. Он рассказал эту историю моему редактору Михаилу Зюбе, который решил сделать по данной теме материал на передовицу.
— Очень рада, что мы кому-то смогли помочь. Сумели, так сказать, принести в дом долгожданное счастье, — с деланым радушием ответила Михайловская. — Знаете, у меня скоро совещание…
— Я не займу много времени, — перебила я президента. — Было бы чудесно, если бы вы дали мне интервью для статьи. Ведь именно вы главный герой, тот, кто дарит детишкам счастье.
— Я бы с радостью, но у меня такой плотный график, — вздохнула Михайловская. — Кстати, в России не я одна занимаюсь этим.
— Знаю, — ответила я, — но результаты ваших трудов я видела воочию. Сколько детей обрело родителей! Благодаря нашей статье и другие несчастные, кто не может иметь собственных детей, поймут — есть еще надежда. Мы укажем им путь. Вы сможете помочь сотням страждущих. Подумайте над этим.
— Да, верно, помогать людям — мое призвание, — протянула задумчиво Михайловская. — А как ваша фамилия?
— Опарина Эмма Викторовна. Я работаю в местной газете «Вести Тарасова», а по совместительству у Зюбы в «Русском вестнике», внештатный корреспондент, — ответила я. В тайнике у меня хранились документы этой виртуальной журналистки. По ним я устроилась на работу в газету, а потом договорилась с редактором, что буду платить ему по две тысячи в месяц, чтобы, не работая, продолжать числиться в штате газеты.
— Да-да, — проговорила Михайловская. — Я сама выписываю вашу газету. Давайте я перезвоню, и мы договоримся о встрече.
— Хорошо, — ответила я. — До свидания.
Я отключилась и посмотрела на сотовый. В данный момент в нем стояла «симка», зарегистрированная на Опарину. Пока Михайловская не перезвонит, вытаскивать ее нельзя. Но что делать, если позвонят мне, Евгении Охотниковой?
В дверях появилась тетя Мила.
— Женя, я испекла эклеры, хочешь? — Мои глаза в этот момент были устремлены на карман ее халата — из него торчал мобильный телефон.
— Тетя, твой сотовый тебе очень нужен?
— Женя, нет! — воскликнула тетя.
— Ну, пожалуйста! — я прижала тетю к стене.
— Как устоять, когда любимый человек берет тебя за горло, — пробормотала тетя Мила. Она с обреченным видом протянула свой сотовый.
— Не волнуйся. Попадется по дороге магазин, я куплю себе новый, — пообещала я. Мои пальцы тем временем вскрыли корпус телефона, вытащили старую сим-карту и заменили ее на новую. — Вот, — я сунула тете в руку ее карту, — храни пока.
Тетя Мила поморщилась, разглядывая кусочек пластика. Я выпроводила ее за дверь, а затем выдвинула из спинки кровати декоративную планку. Под планкой находилась полость, где, упакованные в пакеты, хранились документы, которые даже специалист не смог бы отличить от настоящих. Их делал бывший спец из КГБ. Сотни фамилий, имен, отчеств, разные должности, звания, и на каждом документе мои фотографии, отредактированные компьютером, — где изменен нос, где подбородок, волосы всевозможных цветов и длины, глаза, возраст, комплекция. Выудив из тайника удостоверение журналистки и следователя по особо важным делам прокуратуры, я задвинула планку назад. Лицо на фотографии в удостоверении следователя было аскетическим, с длинным крючковатым носом, кустистыми бровями, ни капли косметики, тонкие губы, сильно выдающийся подбородок. Без грима не обойдешься. С полки платяного шкафа я взяла гримировальный набор. Полчаса — и я — сушеная вобла с тусклым взглядом. Я улыбнулась своему отражению. Нет, так не пойдет. Улыбка портила весь образ. В наборчике я отыскала вставные зубы — длинные, желтые и кривоватые. Вставила, улыбнулась. Вот теперь то, что надо. Меня саму от этой улыбки бросило в дрожь. Что говорить о тех, кого я буду допрашивать. Одевшись в темно-серый костюм, я положила в сумочку электрошок, газовый баллончик, в кобуру под мышку сунула револьвер. В респектабельного вида кожаную папку я сложила распечатки с данными по группировке Белаза, фотографию Бурсовой, несколько бланков справок об изготовлении субъективного портрета. Если придется составлять словесный портрет подозреваемого, пусть люди видят в моих руках официальный бланк.