Ночь чудес - читать онлайн книгу. Автор: Уве Тимм cтр.№ 17

Табак. Содержит вредный алкалоид никотин — яд, как считали добропорядочные граждане (кальвинисты). Табак пришел к нам из Голландии и Англии. Никотин возбуждает умственную активность и умеряет возбуждение плоти. Благодаря табаку можно, спокойно сидя за письменным столом, стимулировать свой мозг (коммерсанты, ученые, писатели). Ex fumo dare lucem [9] . Курение притупляет чувство голода, уменьшает сонливость. Здесь глубинная причина того, что во время войн число курящих заметно возрастает. Впервые это наблюдалось во время Тридцатилетней войны.

Томаты. Также помидоры, т.е. золотые яблоки и проч. Родина — Анды, к нам пришли из Мексики, через Италию. В Италии они нашли друг друга, состоялась долгожданная встреча — оливковое масло, лапша, которую Марко Поло привез из Китая, и томаты. Сразу получившие признание, эти плоды стали главным ингредиентом соусов — истинная причина популярности лапши и макарон.

Картофель. Первое упоминание о нем в Европе: Севилья, 1539 год, выращивался в монастырском саду, клубни доставлены в Испанию мореплавателями. В 1588 году Клусий привозит картофель в Германию. Вначале его выращивают в ботаническом саду, но цветки так красивы, что картофель сажают и в дворцовых парках и садах. Наконец, он поселяется и в огородах, но служит лишь дополнительным продуктом питания. XVIII век — триумфальное шествие картофеля по крестьянским полям — существенный фактор роста народонаселения в XVIII и XIX вв.

Где едят лапшу, не разводят картофель (сравни: Италия, Швейцария). В крепкой пролетарской природе картошки людям еще предстояло открыть дотоле не изведанные возможности вкусовых наслаждений…»

Привести в порядок эти карточки — масса времени уйдет… Из соседней комнаты доносится ритмичное поскрипывание кровати. Паркетный пол у меня под ногами слегка подрагивает. Я смотрю на фотографию той женщины. Умные глаза. Ага, не к фотографу обращается она с какими-то словами, а к тому, кто стоит рядом с ним, нет, не стоит — сидит. Фотограф ведь сидит, иначе был бы другой ракурс. Да и женщина сидит, чуть наклонившись влево, значит, там стол, вернее, столик, должно быть, где-то в кафе. Надо спросить Розенова, может, у него есть фотография Роглера и он мне ее покажет.

План-проспект выставки, озаглавленный «Картофель: продукт питания и деликатес». Авторы: Макс Роглер и Анетта Бухер.

Читаю. «Необычайная плодородность этого растения (от одного клубня — более тридцати „деток“!), высокое содержание крахмала и витаминов, иначе говоря, питательность, снискали картошке славу афродизиака. Но все было наоборот: крестьянин, сажавший картошку, мог прокормить большую семью, а со стороны казалось, что все дело в свойствах картофеля, якобы повышающего потенцию». Скрип кровати за стеной усилился, теперь там раздавалось еще и кряхтенье, мужское, сопровождаемое тихим повизгиванием. Паркет у меня под ногами легонько колебался. Еще немного — и я прижался бы ухом к стене, чтобы послушать, но вовремя передумал — вдруг кто заглянет в комнату и увидит меня в дурацкой позе, подслушивающего у стены. Запер дверь на ключ. И тут изо всей силы кто-то загрохотал по металлу — не то в пансионе, не то в квартире на другом этаже стучали по батарее отопления, злобно, возмущенно, вне себя от ненависти. Звуки за стеной стали тише. Грохот унялся. Неприятно, подумал я, парочка за стеной может вообразить, что это я дубасил по батарее. Похоже, они решили передохнуть, паркет тоже не вздрагивает.

Вытаскиваю следующую карточку, текст напечатан на машинке: «Картофель, маис, бобы, томаты привезены из Америки. Чудесные дары Нового Света престарелой Европе, вкусная и здоровая пища. А Старый Свет отплатил, послав в подарок корь и черную оспу».

Эту запись Роглер, вероятно, сделал в период своих научных баталий, когда его методологическим оружием еще был диалектический материализм.

Снова задрожал пол, за стеной взвизгнули, и опять вступил барабанщик, загремел по батарее, как будто только и дожидался момента, чтобы выплеснуть свою ярость, возмущение, разочарованность жизнью, ненависть, накопившуюся за много дней и недель. Грохот, кажется, раздавался из квартиры этажом ниже, и чем быстрее шло дело за стеной, тем живее колотили по батарее, это напоминает игру на гигантском ксилофоне, симфония звучит все мощней, а вот и финал, напряжение разрешается, слышу стон, мужской. Паркет снова спокоен и тверд. Барабанный бой стихает, дав под занавес два завершающих удара. А все-таки пол чуточку колеблется. Я прислушиваюсь, затаив дыхание, ну вот, тоненько взвизгнул женский голос. Тишина. Лишь вдалеке, в самой крайней комнате раздаются стоны саксофона. За стеной смеются, и коротко, деловито скрипит кровать. Не перестаю изумляться — до чего же свободно эта парочка выражала свои ощущения, раскованно, без всякого стеснения. Им даже стук палки по батарее не мог помешать. Мне бы хоть капельку вот такого непрошибаемого равнодушия к тому, что слышат, что думают о тебе окружающие. За стеной льется вода в раковину.

Я вытащил свой черепаховый портсигар и закурил последнюю «Кохибу», хотя хозяйке пансиона не нравится, когда в комнатах курят трубку или сигары. Но я несколько лет вообще не курил, так что подумают не на меня, а на жильца, занимавшего комнату до меня.

Еще карточка, исписанная почерком Роглера, похожим на следы мелких птичьих лапок. «Ревизионизм? Что же тут плохого, если сосредоточиваешься на эмпирическом наблюдении и пересматриваешь, подвергаешь ревизии научный объект? Благодаря этому подходу можно избежать расхожей формулировки: „Тем хуже для фактов“, к которой охотно прибегают, когда теория расходится с реальными фактами. Эта формулировка не только никуда не годится, это чистый идиотизм, вернее — коллективное безумие. „Существуй на свете лишь репа да картошка, нашелся бы кто-нибудь, кто скажет: жаль, что они растут вверх ногами“, — изречение Лихтенберга».

Надо полагать, это и есть идеи, в которых партийное руководство усмотрело провокацию или того хуже — подрывную деятельность. Заподозрили критику реального социализма под прикрытием картофельной проблематики.

В бумагах я обнаружил тексты, не лишенные поэтических достоинств, например на карточке, озаглавленной «Эпилог»:

«Белы цветки или алы, суждено им скоро увянуть, меланхоличен картофеля цвет… Мария-Антуанетта украшала его цветами прическу. Из цветков родятся мелкие алые ягоды, в них сокрыто высокое совершенство, таинства неба, а в клубнях сокрыта энергия солнца, плодородие Бога, живительная сила гор, убеленных вечными снегами. Отвесные скалы обрываются в море, черная влага лижет седые утесы, белизна, затененная тучами, перетекает в серое, в черное, туча, облако — словно клубни в подземном царстве. Клубни подобны дождю, белым брызгам, клубни подобны солнцу, единственному, и земле, и небесам, обнимающим землю; клубни, полные влаги и силы».

Затем я прочитал оформленный в виде таблицы перечень сортов картофеля. Уму непостижимо, сколько, оказывается, существует названий. Роглер подразделил все названия сортов на четыре тематические категории: поэзия, политика, техника, юмор. Например, «Стелла Дальковского» — сорт, у которого клубни формой похожи на репу; «ранняя роза» — сорт с многочисленными глазками; «топаз», «графская корона». Дальше: «Гинденбург», «князь Бисмарк» — люди, которые вывели эти сорта, видно, придерживались консервативных взглядов. Были скучные названия: «полевое хозяйство Вольтмана — 34», «САС», были и забавные: «первая на Мокром поле», «почка-гигант Тиле», «синяя мышка». Встретился сорт под названием «ранняя синяя», но «красного деревца» я в реестре не обнаружил.