Каиново колено - читать онлайн книгу. Автор: Василий Дворцов cтр.№ 19

Что в Москве делает красивая и безответная провинциалка? Верит. Это ее слезы за круглыми восторженными стеклами здесь не замечают, а она-то верит. Верит всем и верит всему. Не поступила раз, не поступила два, не поступила три. Ради жилья метет угол двора от одной водосточной трубы до третьей. Ради денег, точнее, семи с половиной тысяч копеек, и «для поддержания профессиональных связей» рисует по найму в команде мультяшников елочки-сосеночки. Пригорочки и облачка. И верит, опять верит, что скоро ей позволят нарисовать зайчика, а, может быть, даже и лисичку… Сергею пришлось немного проявить здоровый цинизм, что бы расчистить ее угол от приживалок и приживалов с рублевыми займами и туманными обещаниями. Даже маленько кулаками помахать. Лера и ему поверила: пусть ничего не обещает, но, значит, и не обманет. Им хорошо вот так. Пока.

Циклично загремел притулившийся у двери старый «ЗИЛ» с отломанной наполовину никелированной ручкой и расписанный с одного боку под «гжель», с другого под «вербилки». Почему его слышно только днем? Может быть, он ночью тоже спит? Сергей, изогнувшись, пошарил рукой вокруг. Будильник под кроватью показывал половину первого. Нужно вставать. И что-то делать. Делать. Потому что он больше не может вот так просто ждать. Ждать, ждать и ждать. Спать, умываться, бриться, ходить до булочной, договариваться о встречах из ближайшего автомата, понужать себя на посещения кольцевых просмотров, пить за чужой счет по вечерам в странных компаниях, шуметь, спорить и поучать, изображая сердечность или взволнованность… И ждать, ждать. Ждать! Как он радовался, когда по несколько раз ходил смотреть первые свои мелькания в углу экрана. Писал домой с перечислением названий. Идиот. Сейчас стыдно. А как скакал козликом, когда из закостеневшей Мосфильмовской массовки ассистентка всех старых режей и подруга всех молоденьких актеров Софочка Неедова вытащила его на эпизоды… Эпизоды… Огромные ангары павильонов, напоминающие больше сборочные цеха авиазавода или военные склады с запасами на все случаи гипотетических боевых ситуаций, замершие краны и эстакады, чешуйчатые блоки софитов, выгородки павильонов, темные коридоры и закутные гримерные — все эти циничные свидетели почти счастья, почти любви и почти самоубийств, уворотливые взгляды ассистентов и помощников, уже достаточно потускневшие от постоянного мелькания одних и тех же старушек, девиц, перетертых жизнью хористов и совсем юных сопляков для привокзальных масс, — все это вновь обрело сказочную могучесть томящегося в запоре джина. Эпизоды. Что? Когда? Ладно, главное, что ты уже в картотеке, ты уже участник проб. Да, да, возможно, что все это только иллюзии. Бумага, картон. Немного блесток и цветных фильтров для фонарей. Да, кое кто намекает, что тебя и бракуют-то до проб, делая «американские дубли» не включая камеру… Но нужно ждать. Ждать. Ведь рано или поздно это произойдет, произойдет чудо твоей востребованности, и неведомые стрелки незримых рулеток объявят, что твоя судьба отныне не пропадает бесследной песчинкой в пылевой буре двадцатого века. Века кино… Нужно ждать. Уметь ждать. Говорят, Дворжецкий мог годами жить на вокзале ради своих четырех ролей! Но и это можно, да, можно, но хотя бы после первой удачи. После роли. Настоящей полноценной роли, пусть даже совхозного шофера или железнодорожного стрелочника, но лишь бы было где чуть-чуть развернуться, показать себя. Никто ведь не отрицает его таланта! Конечно, еще в первые дни Сергея отучили гордиться своим училищем, посоветовав при разговорах обходить эту тему. Но пусть! Пусть провинциал, пусть не доучен. Но фильм-то не сцена! Дали бы сыграть. Пусть самого добропорядочного совкового секретаря или самого гнусного иностранного шпиона. Хоть эсэсовца. Ибо что толку здороваться за руку с Кучинским или Шпаликовым, даже один раз пить в «Ташкенте» на ВДНХ в компании с Хуциевым, если в работе-то они тебя «не видят». Да, для поддержания штанов, помрежи подбрасывают одну-две эпизодки в месяц. И потом очень удачно уклоняются от твоего, опять просящего, среди сотен таких же просящих, собачьи тоскливого взора: ждать, нужно пока ждать. Чего? Сколько?.. Никто давно не надеется на Тарковского или Астрахана. Понятно, что там только своя компания. Но Мосфильм — это же такая махина, такой конвейер! Столько режиссеров вокруг, совсем рядом, на вытянутую руку, преют в своих кожаных пиджаках. Столько. И рядом. Но у них всех как будто свет клином сошелся на Бурляеве и Дале. Да, гении, да, выучены. Но уже вовсю стареют, заклишеваны и перештампованы. Но, имя есть имя, и другим место под софитным солнцем, как видно, еще долго не освободится… А вот так, с улицы, без этой проклятой роли ни в ГИТИС, ни во ВГИК не сунешься… Это уже на раз было выяснено.

Два с лишним часа ушло на дорогу. Метро обрывалось километрах в десяти от пункта назначения. Далее они умудрились на 605-ом «икарусе» проскочить нужную остановку и не сообразили, что пешком возвращать по новостройке не самое лучшее решение. Зато подышали очень свежим воздухом, щедро несомым пронзительным ветерком с открытых до горизонта безлесых полей. И впервые за пару месяцев увидели настоящий, от края до края, закат. Только что покинутое строителями новенькое, многоэтажное, идеально на несколько раз отдублированное замкнутыми кварталами Ясенево переливалось мириадами зажигающихся окошечек. Пятничный вечер, трудодень у страны давно закончен, и вот четверть миллиона семей собирались на своей четверти миллионов одинаковых кухонек или у своих одинаковых телевизоров, чтобы совместно съесть одинаковую лапшу и просмотреть одинаковые новости. Сколько же их тут, в самом деле? Окошечки, окошечки, окошечки. Желтенькие квадратики на сереньких и голубеньких кубиках. Аккуратно. Стандартненько. Странно, что еще не получается организовать рождение одинаковых людей с одинаковым размером головы. Специально для городских окраин. Прошу прощения, новостроек.

На самом пятнадцатом этаже кооперативного дома из двух спаренных квартирок одна предназначалась для жилья, другая под мастерскую. Посреди этой самой мастерской из чего-то был составлен единый длиннющий стол, покрытый жестко новым, свежетканым и остро пахнущим льняным холстом. Стол плотно наполняла разнокалиберная хохломская посуда с обильными салатами и винегретами. По стенам висела м… можно сказать, живопись. Если не говорить мм… мазня. Хозяин, член ммм… МОСХа, Союза кинематографистов и Союза журналистов одновременно, встречал гостей прямо на лестничной клетке у лифта и провожал на заранее спланированные для каждого места. «Знакомьтесь» — «Сергей» — «Павел». Они две секунды поупирались глазами. Стандартный художник: плотный, лохматый, со стриженной рыжеватой бородкой. Из особых примет: разноцветные глаза: карий и голубой. А напротив стоял стандартный артист: худой, волосы назад, чисто выбрит, расстегнут чуть не до пояса. Оба в полном «сафари». За эти мгновения хозяином был безошибочно определен социальный статус и материальное благополучие входящих незнакомцев, и им с Лерой предложены места чуть-чуть ближе к краю, между уже занявшей свои табуреты спортивной парой и пустотой для других гостей, немного более дорогих для хозяина. Человек двадцатьпять-тридцать собрались в течении каких-нибудь пятнадцати минут. Общего разговора не получалось, общались в полголоса по соседству. Все ждали прибытия того, на кого их всех сегодня и пригласили: Евгения Бутурина. Павел хозяйски суетился по кругу, раздавая салфетки, поправляя освещение и ища место для удобных съемок маленькой немецкой кинокамерой.