Тощие ножки и не только - читать онлайн книгу. Автор: Том Роббинс cтр.№ 89

– А как же мусульмане? Или буддисты с индусами?

– Жареное мясо.

Эллен Черри с силой бросила телефонную трубку на рычаг. Она всю ночь не сомкнула глаз, переживая из-за того, что затеял Бадди, как, впрочем, и многие последующие ночи, если, конечно, ее мысли не были заняты проблемой художественного творчества. Темные делишки Бадди, смысл существования «И+И», бессмысленные занятия Бумера в далеких краях – из-за всего этого становилось все труднее и труднее уместить ковер Ближнего Востока на полу гостиной комнаты ее разума.

За все те годы, что Эллен Черри знала Бадди Винклера, она ни разу не слышала от него хотя бы одно предложение, которое не звучало бы как избитое клише. И пришла к выводу, что это результат того, что религия делает с людьми. А делает она с ними вот что – ограничивает мышление чужими, заимствованными мыслями. Нет, более того, делает их жизни заимствованными и чужими, не давая жить собственной. Что же общего у религии с тоталитарной политикой? Нацистская Германия, инквизиция, сталинизм, Крестовые походы – вот что происходило, когда реальность отходила на второй план, уступая место различным клише.

За шестым покрывалом, подобно жемчужине, скрытой под куском влажной марли, скрывалось осознание того, что «конец света» – самое опасное из всех существующих клише. Неспособная проникнуть за это покрывало, не осознающая присутствия этого покрывала, Эллен Черри могла лишь мучительно размышлять и удивляться тому, отчего это Бадди одержим идеей апокалипсиса.

1. Потому что это означало бы, что его сторона наконец победила?

2. Потому что беспорядочное, непредсказуемое несовершенство жизни-жизни застыло бы раз и навсегда в превосходно организованном, полностью контролируемом золотом слитке смерти-жизни?

3. Потому что он одинок?

Будь Бад готов разыграть кровавую библейскую фантазию лишь для того, чтобы облегчить невыносимую неудовлетворенность и одиночество, тогда она еще смогла бы что-то для него сделать. Нет, нет, нет, даже будь все так просто, будь она сама, как ей казалось, в плену у неудовлетворенности и одиночества, разве смогла бы она возлечь на подобный алтарь? Невероятно. Да нет, смешно даже думать.

На следующее утро, как только она вернула вибратор на прежнее место в ящик с нижним бельем, трусики прекратили свою девчачью болтовню и прочирикали: «Кто? Кто же? Все-таки кто? Кто это был? Чье имя она выкрикивала, оседлав белую лошадку оргазма? Это был Норман? Рауль? Или все-таки снова Бумер? Кто, Дарума, скажи нам, кто это был?»

Вибратор не проронил ни единого слова до тех пор, пока белоснежные красотки не угомонились. Он лежал рядом с несчастной Ложечкой, низким монотонным голосом раз за разом нараспев повторяя японские слоги: «Вуга го нами не, вуга го нами не». Когда в ящике наконец стало тихо, он изрек: «Одинокое облачко, парящее в полуденном небе, не содержит утиного соуса».

Затем сделал паузу, чтобы посмотреть, не высказывает ли кто из трусиков протеста, и убедившись, что возражающих нет, сказал:

– Хорошо. Я скажу вам, чье имя выкрикивала моя хозяйка. Это…

Ложечка замычала какую-то мелодию, лишь бы заглушить слова Дарумы и не услышать рокового имени, однако, несмотря на все эти усилия, оно все же донеслось до ее слуха.

– …Бадди, – сказал вибратор. – Она кричала «Дядя Бадди!».

Ложечка также уже давно не находила себе места. То есть она метафорически не находила себе места. Ею не ели уже так долго, что у нее даже заболело сердце. Что бы ни случилось, но, когда они доберутся до Иерусалима, уж там-то ею поедят как следует! Да! Это уж точно! Уж там-то она этого добьется!

Как только они войдут в Третий Храм, Ложечка прямиком отправится в кафетерий. И быстренько юркнет между священником и его пудингом. Поскольку она снова сияет светлым, радостным блеском начищенного серебра, то наверняка сам Мессия… Она, конечно, не могла кощунственно приблизиться к губам Мессии, однако была в состоянии представить себе, как оказывается в его большой, доброй, всеисцеляющей руке. Когда-то Мессия накормил слепцов рыбной похлебкой. Угощал голодных сирот мороженым. Мессия пользовался ею для того, чтобы очертить магический круг в горшке с медом.

– Вот так! – сказал он апостолам. – Это отпугнет от меда мух!

Мечтать было чрезвычайно сладостно, а вот тревожиться – совсем нет. В истории предметы перемещаются отнюдь не с той легкостью, что люди. Даже те редкие предметы, которые овладели способностью самостоятельно перемещаться в пространстве, обладают врожденным терпением, к которому никакой святой из числа представителей рода человеческого не мог даже при всем желании стремиться.

Тем не менее Ложечка испытывала большую тревогу в отношении воссоединения. Ей очень хотелось сообщить своим спутникам о Куполе на Скале, о том, что мистер Петуэй сейчас в Иерусалиме, и, главное, о картинах мисс Чарльз. Тот факт, что мисс Чарльз нарисовала несколько десятков их портретов – Грязного Носка, Жестянки Бобов и Ложечки, – мог означать лишь одно: им ее в качестве защитницы ниспослал сам Господь Бог!

И все же, размышляла Ложечка, если она меня так любит и всячески лелеет, то почему тогда обрекла на вечное существование в обществе ничтожных, болтливых представительниц царства нижнего белья и этого восточного инструмента разврата?

Жестянка Бобов как-то раз посоветовал(а) ей поучиться у чужестранцев. Однако что касается финикийских посохов и японских дилдо, то едва ли можно было надеяться извлечь из сказанного ими хотя бы крупицу смысла. А вообще вибратор оказался еще большим мракобесом, чем Раскрашенный Посох.

– Откуда вы родом, сэр? – спросила его Ложечка при первой их встрече.

– Из того самого места, откуда гуано незримой птицы падает в подернутое туманом море.

– Замечательно, – заметила Ложечка, стараясь проявить вежливость. Она не догадывалась о непристойном назначении своего соседа, наивно считая его щипцами для завивки волос.

– Овсянка, три фунта, – добавил вибратор.

Трусики его также не поняли, однако повели себя так, будто он был мудр, как царь Соломон. (Если, конечно, Соломон был действительно мудр.) Они поклонялись ему и называли Господином, или Дарумой, а поскольку им трудно было подавить смешки, они каждый день по два часа распевали вместе с ним «Вуга го неми не, вуга го неми не».

– Будь у меня голова, – посетовала Ложечка, – она бы точно разболелась!

– Ах! Безголовая головная боль! – радостно воскликнул вибратор. – Вот здорово! Ты небезнадежна!

* * *

Предоставленные самим себе трусики обычно проводили все дни в болтовне, обсуждая веяния моды, модные диеты, образ жизни знаменитостей и поп-музыку. Даже когда они медитировали под руководством Дарумы, Ложечка иной раз могла слышать, как они шепотом обсуждают, какая из актрис какой вес набрала или какой сбросила. А еще они обожали сплетничать об Эллен Черри Чарльз. Сексуальная жизнь мисс Чарльз стала для них предметом прямо-таки нездорового интереса. Ложечка объясняла это тем, что трусики – кто один раз, а кто регулярно и неоднократно – оказывались в самой тесной близости к этой самой сексуальной жизни.