Тощие ножки и не только - читать онлайн книгу. Автор: Том Роббинс cтр.№ 141

Когда группка приблизилась к Лексингтон-авеню, до их ушей донеслось гудение клаксонов бессчетных автомобилей, что было не вполне обычно для воскресного вечера. Так что не пребывай «пилигримы» в состоянии великого блаженства, кое-кто из них наверняка принял бы звуковые сигналы на свой счет. На обычно сонной в это время суток Парк-авеню гул автомобильных сигналов раздавался еще громче, а на Мэдисон-авеню люди что-то кричали из открытых окон отелей и автомобилей. На подходе к Пятой авеню Эллен Черри остановилась, чтобы разобрать, что же, собственно, кричит народ. Те, что шли за ней, тоже остановились, последовав ее примеру. Удалось различить настоящий гул. Он доносился откуда-то издалека – невнятное пение, радостные возгласы и какой-то ритмичный грохот, как будто на автомобильной стоянке на расстоянии нескольких кварталов отсюда возродился вудстокский фестиваль рок-музыки. Наконец у «пилигримов» появилась конкретная цель. Они пересекли сначала Пятую, потом Шестую авеню и повернули на юг, откуда доносился шум. Во главе по-прежнему шагала, ведя за собой, официантка Эллен Черри.

На Таймс-сквер бушевало ликующее людское море. Вся площадь была запружена тысячами, а возможно, и десятками тысяч людей. Огромная шумная людская масса, подобно обретшему душу холестерину, на протяжении нескольких кварталов во всех направлениях закупорила каждую транспортную артерию. Водители что было сил жали на клаксоны, правда, скорее от злости и раздражения, нежели от радостного воодушевления. Что касается большинства пешеходов, то они, как древние воины, истошно вопили, пританцовывали, подпрыгивали, ритуально ударяли друг друга в ладони и показывали небесам средний палец. Блаженно улыбающиеся юноши всех цветов кожи потягивали пиво из квартовых бутылок, захорошевшие от алкоголя девушки устраивали сеанс блиц-стриптиза, демонстрируя окружающим бюст, как то обычно водится на маскараде Марди-Гра в Новом Орлеане. Кстати сказать, все это здорово напоминало этот самый маскарад, разве что в воздухе порхали снежинки, а на празднующих не было карнавальных масок. Это действительно было шумное празднество – мощное, безудержное, бесшабашное, и ошеломленная стайка тех, что пришли сюда из ресторанчика «Исаак и Исмаил», мгновенно поняли: в эти мгновения на Таймс-сквер празднуется конец иллюзии, разоблачение – в буквальном смысле – великой Тайны, рождение прекрасного нового века.

Даже Эллен Черри на миг подумала, что этот спонтанный выброс неукротимой человеческой энергии вызван к жизни Танцем Семи Покрывал. Однако в следующий миг до нее дошло, что же именно столь бурно и бесшабашно празднует народ. А праздновал он победу Нью-Йорка в финальной игре на Суперкубок.

Работая локтями, Эллен Черри направилась против людского потока, с трудом пробиваясь к выходу с Таймс-сквер, в то время как сотни других людей двигались как раз ей навстречу. В какой-то момент ее движение блокировала группка парней из Нью-Джерси.

Протиснуться сквозь них ей не удалось, и она воспользовалась временной задержкой, чтобы пробежать глазами первые полосы газет в киоске. Одна весьма внушительных размеров статья описывала ситуацию в Иерусалиме. В первом абзаце сообщалось о том, что отряд израильских солдат при помощи бульдозера заживо похоронил под обломками дома с полдесятка молодых арабов с Западного берега (одному из детей было одиннадцать лет), которые, как им показалось, закидали камнями армейские грузовики. Во втором абзаце описывалось то, как в уличном кафе в Иерусалиме пара палестинцев заколола ножами четверых ни в чем не повинных мирных израильских граждан и одного американского туриста. Нанося своим жертвам ножевые удары в живот, сердце и легкие, они кричали: «Аллах Акбар!»

Эллен Черри пришла в ужас от прочитанного и поспешила отвести взгляд. Отвернувшись, она заметила небольшую прогалину в толпе, в которую и поспешила юркнуть. Она толкалась, ее толкали, и вскоре человеческий поток снова вынес ее на Пятую авеню. Здесь она зашагала в северном направлении, где толпа значительно поредела, а гул с каждым шагом звучал все глуше. Когда она добралась до собора Святого Патрика, то была на улице едва ли не единственным пешеходом, хотя Таймс-сквер за ее спиной гудела, как отдаленный водопад попугаев и суповых кастрюль, а каждый второй проезжающий мимо автомобилист от всей души давил ладонью на клаксон.

Возле собора Эллен Черри замедлила шаг. Совершенно неожиданно за решеткой на уровне лодыжек мелькнуло – или ей только показалось, что мелькнуло, – нечто похожее на пурпурный лоскут. Это настолько напомнило ей одно из покрывал Саломеи, которые та роняла на пол, что Эллен Черри решила, что в данную секунду стала жертвой обычной галлюцинации.

«Похоже, теперь они будут мне мерещиться повсюду, – подумала она. Я действительно как под гипнозом».

Она прошла еще несколько ярдов и остановилась на том месте, где когда-то выступал Перевертыш Норман. Намеренно, с максимально возможной точностью, поставила ноги на то место, где обычно стоял он. Затем зажмурилась и попыталась на какую-то долю дюйма повернуться налево. Однако ее, казалось бы, предельно медленное вращение на самом деле было чересчур быстрым и доступным глазу.

– Перевертыш Норман, – произнесла она вслух. – Куда исчезают волшебство и красота, когда их изгоняют из нашего мира?

Возле решетки снова мелькнуло что-то пурпурное. Однако выяснять, что же это такое, у Эллен Черри не было никакого желания. Она продолжала стоять на прежнем месте, чувствуя, что ей на лоб налипла снежная почтовая марка (как будто ее собирались отправить почтой на Юкон), и размышляла о Перевертыше Нормане до тех пор, пока думать стало не о чем. Затем, вспомнив о газетах, которые она только что пробежала глазами, Эллен Черри задумалась: «Почему мы превращаем нашу жизнь в такой же кошмар, какой творится на Ближнем Востоке?»

Танец закончен. Все покрывала Сброшены. Каскад прозрений завершился. Внутренний голос стих, и это было прекрасно, он и так дал ей больше чем достаточно советов, более чем достаточно понимания, более чем достаточно того, что можно было постичь самой. Тем не менее Эллен Черри подумала, что еще когда-нибудь обратится к нему. Стоя на следах Перевертыша Нормана, она снова зажмурилась и принялась мычать что-то невнятное, имитируя музыку, которая весь день наполняла помещение «И+И».

Йе йе йе йе йе

Нина Нина, йе, хей.

Как там дела на Ближнем Востоке? Почему от них все сходят с ума? Почему все это так ужасно? Неужели все это настолько безнадежно? Хотелось бы знать.

Довольна долго Эллен Черри не слышала ничего, кроме звуков беснующейся толпы, праздновавшей победу в футбольном матче. Это не удивляло ее. Она стряхнула с носа снежинку (Антарктика, двадцать два цента). Что, собственно, ей ожидать? Но неожиданно в ее сознании начал оформляться ответ – медленно, органично, подобно пчелам, строящим свои соты.

Задумайся над анатомией Ближнего Востока, сказал ей внутренний голос. Разве не называли его Плодородным Полумесяцем, первобытным чревом, давшим жизнь всему человечеству? Посмотри же на него сегодня, подумай о нем. Из всех мест на нашей планете Ближний Восток – самое лихорадочное, самое жгучее, самое болезненное, самое измученное, самое напряженное, самое кровавое, самое травмированное, растянутое до такой степени, что может порваться в любую секунду. Оно тебе ничего не напоминает? Проблема Ближнего Востока есть не что иное, как нескончаемые родовые схватки. Мир рожает, а Ближний Восток, очевидно, – та самая утроба, из которой, если не произойдет выкидыша, должно родиться новое мироустройство для всего человечества. Роды эти затяжные и трудные, и состояние может ухудшиться прежде, чем будет услышан первый крик, однако за Ближний Восток переживать не стоит: нечто великое, нечто волшебное, нечто совершенно невообразимое нарождается там на свет.