Сонные глазки и пижама в лягушечку - читать онлайн книгу. Автор: Том Роббинс cтр.№ 34

По архитектурному решению научный центр, бесспорно, «женская» структура, хотя область человеческой деятельности, в честь которой он возведен, являет собой полигон наихудших проявлений мужского образа мысли. Однако в этот дождливый предпасхальный день под сводами центра нет места стремлениям к приумножению силы, власти или прибыли. Сегодня здесь царит тихая и скромная атмосфера, пронизанная интересом к тихим и скромным существам. Хотя вы, признаться, предпочли бы обратное. Но удивляться нечему: афишка, подаренная молчаливым индейцем, в общих чертах объясняет, чего следует ожидать.

Эта афишка сообщает о ежегодной выставке земноводных и пресмыкающихся, которая проходит под эгидой Тихоокеанского северо-западного герпетологического общества. «Покрыты ли жабы слизью? Душат ли удавы свою жертву? Узнайте ответ на эти и другие вопросы, касающиеся земноводных и пресмыкающихся!»

Ну что, Гвендолин? Беспокоят ли вас вопросы, касающиеся земноводных и пресмыкающихся? Пожалуй, только один: как прожить до конца своих дней и ни разу с ними не столкнуться. «На выставке представлены более 100 видов неядовитых земноводных и пресмыкающихся со всего земного шара, от заурядных до самых экзотических». Что ж, неядовитые – это терпимо. К тому же мероприятие, включающее в программу такую детскую забаву, как «изготовление бумажных фигурок лягушек и черепах», вряд ли может быть опасным. С другой стороны, детские забавы зачастую связаны со всякой пакостью и дрянью. В кошмарных снах вас преследует омерзительная картина: Белфорд Данн-младший, выбравшись из вашего лона, принимается с упоением мусолить садовых улиток и разбирать содержимое собственных памперсов.

Тем временем ветер утих, а дождь превратился в легкую морось. Увы, изуродованной прическе и косметике уже все равно, однако перспектива предстать перед Ларри Даймондом в потасканном виде вас почему-то не смущает, и вы продолжаете с медлительным упорством кружить по ажурному атриуму научного центра. Проходя под одной из безупречно белых арок, вы думаете: если в раю откроют «Макдоналдс», то его интерьер будет выглядеть именно так. Правда, в раю при существующих критериях отбора вряд ли наберется достаточно клиентов для «Макдоналдса». И потом, кому в жизни вечной нужны экспресс-закусочные?

От мыслей о вечной жизни у вас с детства начинала кружиться голова. Ладно, долгая жизнь – это еще понятно. Пусть миллионы лет, пусть хоть триллионы. Но чтоб вот так, вечно… Когда-то же должен быть конец? Некоторые находят утешение в мыслях о вечности, но вам эти мысли кажутся сбивающими с толку, даже пугающими. Вечность– это какое-то потрясение основ!

Вы уже готовы направиться к кассам и с величайшей неохотой отстегнуть пять кровно заработанных долларов за экскурсию в мир ползунов и попрыгунчиков, саламандр и древесных лягушек, пресноводных и морских черепах, в мир ящериц, тритонов и головастиков, в мир мерзости и мрази, когда над ухом раздается голос:

– В вечности не существует понятия времени.

От испуга вы едва не выпрыгиваете из промокших туфель. А обернувшись и увидев его лицо вплотную со своим, подпрыгиваете во второй раз.

– Вечность, – продолжает он, – лишена длительности. По определению, вечность лежит за пределами времени. А следовательно, такие категории, как начало и конец, к ней неприменимы.

Ваша первая реакция – сказать ему: «Как вы смеете подкрадываться к женщине, даже не дав ей возможности зайти в туалет и привести себя в порядок!» Однако вместо этого вы говорите:

– Откуда вы узнали, о чем я думаю?

На что он отвечает:

– Этому приемчику я научился в Тимбукту.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваете вы прокурорским тоном.

– Это я должен спросить: что вы здесь делаете? Сначала упоминаете дикарей из племени бозо, потом заявляетесь на выставку земноводных. Я уже начинаю подозревать, что вы тоже на особом листке.

– На каком еще листке?

Наверняка он имеет в виду какую-нибудь гадость.

– На гостевом. Вместе с другими избранными, кто здесь лишь на время.

– Я понятия не имею, о чем вы говорите. Мой отец филиппинец, а я сама родилась в Америке. И если вы умеете читать мысли, мистер Даймонд, то должны знать, зачем я сюда пришла.

В ответ Даймонд смеется, как дикое животное. Услышав этот смех, Белфорд Данн подумал бы, что вы отыскали Андрэ.

– Я не умею читать мысли, – говорит он. – Природа нашего сознания такова, что каждый может время от времени читать чужие мысли, если передающая сторона мыслит внятно, а принимающая не блокирует сигнал. С тех пор как я на особом листке, мне удается иногда забираться людям в мысли или в сны. – Подбоченясь, он угощает вас взглядом, который мог бы содрать розовые обои со стен добродетели. – Но куда я действительно хотел бы забраться, так это вам под юбку.

Развернувшись на сто восемьдесят, вы стремительно уходите прочь. «Если он пойдет следом, я буду кричать». По залу слоняются несколько семейств: родители решили потратить недельный развлекательный бюджет, чтобы их детишки смогли приобщиться к «изготовлению бумажных фигурок лягушек и черепах». Наверняка кто-нибудь из этих крепких папаш спасет вас от уродливого похотливого дегенерата!

Размокшие туфли, однако, не успевают прошагать и десятка ярдов, как вы вспоминаете, что сами же хотели его разыскать. Тормоза, разворот на сто восемьдесят. Вы уже целый год собираетесь завести очки, мешает только гордость, – но сейчас кривая ухмылка Даймонда отчетливо видна в облаке тумана.

– Где она?! – кричите вы. – Где Кью-Джо Хаффингтон?

– Хотите сказать, что вы не знаете?

– Нет, конечно! Откуда мне знать? Что вы с ней сделали?

Даймонд направляется в вашу сторону. Вы уже готовы завопить, но его похотливый взгляд убрался за кулисы, как вульгарный комик, а на смену вышло выражение доверительной заботы, гамлетовское выражение телеведущего, сообщающего об очередном кризисе нации.

– Я думаю, нам надо присесть и побеседовать, – говорит он тихо. И добавляет, видя ваши колебания: – Насчет Кью-Джо, разумеется. Романтические темы меня не интересуют. Если честно, я вовсе и не собираюсь залезать вам под юбку.

Ну вот и отлично, думаете вы. Однако по пути в кафе не перестаете удивляться: почему это он вдруг расхотел?

Вы идете молча; Даймонд что-то тихо напевает. Вы стараетесь не глядеть на необычного компаньона и тем не менее не можете не заметить, что его глаза практически утратили былую брутальную красноту; очевидно, в четверг их окрасили алкоголь и табачный дым. Правда, жесткая ржаная щетина по-прежнему оживляет сухие пригорки подбородка и щек, и длинные волосы все так же болтаются, словно хвост арабского скакуна, лениво трусящего в стойло. Остались и прочие атрибуты: кожаный пиджак, старый и засаленный, как козлиная шкура, и золотая серьга, которую дождь украсил маленьким брильянтом, и затертые джинсы, свободно пропускающие свет. Его ботинки из змеиной кожи выглядят по меньшей мере бестактно на выставке рептилий (при каждом шаге по вивариям, должно быть, пролетает волна тихого ужаса), а наколка на руке – по меньшей мере безвкусной и инфантильной, хотя толком рассмотреть ее удается лишь за столиком кафе «Пони экспресс».