Наследство разоренных - читать онлайн книгу. Автор: Киран Десаи cтр.№ 14

Повар приводит ее и забирает, а в промежутке навещает рынок и почту. Продает свой чанг.

Начал он бражный бизнес ради Бижу. Зарплата его почти не изменилась за многие годы работы. Последняя прибавка — двадцать две рупии.

— Но, сахиб, как жить на такие деньги?

— Чего тебе не хватает? Жилье, одежда, пища, лекарства — все есть. Что еще, — ворчал судья.

— А Бижу?

— Что Бижу? Бижу уже вырос, пусть зарабатывает. Нормальный парень, здоровый.

Повар всегда добросовестно относился к работе. Он купил просо, вымыл и сварил его, как обычно варил рис, добавил дрожжей и оставил на ночь бродить. Зимой бродильный процесс требовал больше времени. За два дня в джутовом мешке напиток приобретал вкус и аромат, перемещался в забегаловку Гомпу. Приятно посмотреть, как люди сидят за столиками и прикладываются к бамбуковым кружкам с его продукцией, цедят его бузу через бамбуковую трубочку вместо соломинки, ах, приятно! Повар советовал своим потребителям ставить возле себя на ночь кружку — полезно для здоровья! Одно к другому, повар познакомился с «коллегами», стал существенным, хотя и незаметным, звеном в цепи сбыта армейского спиртного и горючего. Хижина его располагалась очень удобно для такого занятия. В оговоренное время он поджидал в кустах. Армейский грузовик останавливался, ящики и канистры сгружались, переносились в его сарай, следуя затем по назначению для реализации через городские лавки. И всем что-то перепадало. Чуть-чуть повару, побольше — водителям, еще больше кому-то в офицерской столовой и где там еще у этих, у военных… Больше всех получал, разумеется, майор Алу, друг Нони и Лолы, из тех же каналов поставлявший им их любимый «Black Cat» и шерри-бренди из Сиккима.

* * *

Повар старался ради Бижу. Сказать по правде, и ради себя самого. Тянуло его ко всему современному. Электротостеры, электробритвы, часы, фотокамеры, многоцветие мультфильмов… И снилась ему не фрейдовская символика, а какая-то высокотехнологическая смесь: цифры телефона, улетающие из-под пальцев, взрывающийся помехами телевизионный экран…

Ужасно страдал он от того, что не мог гордиться домом хозяина. Другие повара и служанки, садовники и охранники любили побахвалиться, как хозяева их на руках носят. Пенсию в банк откладывают. Не надышатся, работать не дают. Крем да маслице на тарелочке. Сторож «железного купца» вон рассказывает, что каждое утро ему яйцо жарят. С белым хлебом, когда мода была на белый, а теперь с черным, потому что вдруг решили, что черный полезнее.

Соперничество на рынке междоусобного вранья было столь ожесточенным, что повар решил принять меры. Он грелся в лучах прошлой славы судьи — следовательно, своей собственной. Про современность много не наврешь, сразу уличат. Судья — великий государственный деятель, рассказывал он собеседникам. Крупный землевладелец, лишившийся собственности. Борец за свободу, отказавшийся от власти ради справедливости. Патриот, он не желал упекать за решетку парней из Конгресса и арестованных демонстрантов. Сломленный гигант духа, опечаленный кончиной горячо любимой жены, сидит и философствует целыми днями. Жена тоже превращалась в рассказах повара в эталон материнства и набожности.

Повар с женой судьи не встречался, поэтому пришлось сочинить, что слышал о ней из надежных уст, от прежних слуг дома. Мало-помалу он и сам поверил своему мифотворчеству, способствующему самоутверждению даже при переборке покупаемых со скидкой подгнивших овощей или пятнистых лежалых дынь.

— Совершенно иным был, — рассказывал он Саи. — Даже не верится. В очень богатой семье родился.

— Где родился?

— В Гуджарате. Ахмадабад. Или Барода. Большой-большой хавели, настоящий дворец.

Саи нравилось его слушать, она специально приходила в кухню. Повар доверял ей раскатывать тесто в чапати и показал, как скатывать круглые шарики. Из-под ее рук все равно выходили какие-то странные кривулины.

— Груша какая-то… или нет, на Индию похожа, — отбраковывал повар ее продукцию. — А эта на Пакистан.

В конце концов он позволил ей сунуть одну на очаг. Вздуется или нет? Нет, ничего не вышло.

— Что ж, собачий деликатес. Шамка полакомится.

Он разрешал Саи намазать джем или натереть сыр для соуса, а она просила:

— Расскажи еще.

— Его послали в Англию. Десять тысяч человек провожали. Он на слоне приехал. Стипендию магараджи получил.

Болтовня повара донеслась до ушей судьи, застывшего над шахматами в гостиной. Вспомнив о прошлом, он почему-то ощутил зуд. Кожа нестерпимо чесалась.

* * *

Джемубхаи Попатлал Пател родился в семействе крестьянской касты, в домишке под крышей из пальмовых листьев, в которой постоянно шуршали и пищали многочисленные грызуны. Домишко затерялся на окраинах Пифита, где стиралась пресловутая грань между городом и деревней. Он явился на свет в 1919 году и еще помнил время, когда Пифит еще казался поселением вневременным. Город принадлежал когда-то властителям Геквад из Барода, затем пришли англичане, но кто бы ни собирал с населения положенную дань, облик поселения не менялся. В центре все так же торчал храм, рядом многоколонный — многокорневой — храм баньянового дерева, под сенью которого недвижно восседали белобородые старцы, усердно роясь в своей многослойной памяти. Коровы мычали свое вековечное «У-у-у-у! У-у-у-у!», женщины плыли по пыльной тропинке мимо хлопковых полей к мутной реке, спокойной, неторопливой, казалось, заснувшей.

Но вот по солончакам вытянулись две длинные полосы блестящего железа, паровозы потащили тюки хлопка к причалам Бомбея и Сурата. Вдоль преображенных улиц выстроились ровными рядами новые дома, над которыми вознеслись храмы администрации, здание суда с часами на башне, указывающими новое, быстро бегущее время. По улицам теперь сновал люд пестрый, зачастую необычный: индусы, христиане, джайнисты, мусульмане; солдаты, клерки, женщины из племенной глубинки. В шатких сарайчиках рынка совершались сделки между купцами планеты от Кобе до Панамы; Шанхай, Манила, Порт-о-Пренс… бизнес не уважал государственных границ. Бизнес не уважал и границ закона, границ нравственности. Поэтому в одном из уголков рынка, рядом с прилавком зеленщика и под краешком его навеса, отец Джемубхаи торговал лжесвидетельскими показаниями. Кто мог тогда подумать, что его сыну суждено стать судьей?

Не столь важно, каков предмет судебного разбирательства. Ревнивый муж отрезал нос бедной жене, живую вдову объявили мертвой, чтобы разделить наследство между нетерпеливыми родственниками…

Клиенты инструктировались, с ними репетировали ход процесса.

— Что вы можете сказать о быке Манубхаи?

— Да что сказать, ваша честь… Не было никакого быка у Манубхаи!

Влиять на правосудие, искривлять пути его, менять правду на ложь и ложь на правду… Эти действия не оставляли места для чувства вины, вызывали законную гордость. Попробуй, копни поглубже… До того, как возбуждено в суде дело о краже коровы, соперничающие семейства враждовали сотни лет, за это время накопилось столько инцидентов, столько аргументов, что распутать клубок первопричин, эмоций и действий нет никакой возможности. Правдивый ответ может оказаться противным истине, ложным по сути.