— Не очень понятно.
— В кино есть такой термин. Когда человек закончил работу на одном фильме и не начал работать на другом.
— И в это время ему платят зарплату?
— Сто процентов три месяца, полгода шестьдесят процентов, потом ничего не платят.
— А потом требуют, чтобы устроился на работу?
— Не требуют.
— Значит, человек становится безработным?
— Да.
— У нас в стране нет безработицы.
— У нас в стране есть все.
— А на какие средства она живет?
— На средства своего любовника.
Подруга жила в Столешниковом переулке в четырехэтажном доме без лифта.
— Бывший бордель, — пояснила Татьяна. — Внизу в зале сидели девочки. Их выбирали и поднимались в номера.
— А где зал?
— Где магазин «Фрукты-овощи». Отгородили и сделали отдельный вход и выход для завоза овощей.
— А номера переделали в квартиры? — спросил он.
— Еще чего! После революции из номеров выселили проституток и поселили пролетариев, ничего не переделывая. В номерах были раковины с водопроводной водой и керосинки, девочки грели воду, чтобы подмыться. Раковины остались. Из двух номеров сделали общую кухню и провели газ. Туалет тоже общий, в конце коридора.
Он знал, что в Москве многие жили в коммунальных квартирах, но в коммуналке никогда не был: работая в совхозе, он так и не завел московских знакомых.
Судя по количеству звонков, в квартире жило семь семей. Татьяна позвонила пять раз, и они стали ждать. Наконец раздался стук каблуков женских туфель, дверь открылась, и они вошли. Горели только две лампочки — в начале и конце коридора, поэтому он не успел рассмотреть подругу Татьяны. Она шла впереди, он отметил ее замечательную фигуру. В комнате стояла двуспальная кровать, огромный шкаф, огромный диван, огромный стол с несколькими стульями, от этого комната напоминала большое купе поезда, пространства хватало, чтобы дойти от двери до окна, развернуться, вернуться к двери, ни на сантиметр не отклоняясь в сторону.
— Садись, сынок, — сказала подруга и представилась: — Маруся!
Голос у нее оказался прокуренным, голубые глаза были в окружении мелкой сетки морщин. Она делилась как бы на две неравные половины. Фигура молодой, может быть, юной женщины, а лицо с бледной кожей — пожилой и, по-видимому, не очень здоровой.
— Что будем пить? — спросила Маруся. — Чай или водку?
— Лучше чай, — попросил он. — В ночь я сажусь за руль.
— Ты шофер? — спросила Маруся.
— Он старший механик, — ответила за него Татьяна.
— Значит, когда-нибудь станет генеральным механиком, — сказала Маруся.
Однако юмор у вас одинаковый, подумал он тогда.
— Ты ему про нашего мужа рассказала? — спросила Маруся.
— Я ему ничего не рассказывала, — ответила Татьяна.
— Тогда сейчас расскажу, — пообещала Маруся. — Пока он не пришел. — И спросила: — Ты меня ведь пожалел, когда увидел?
— А почему я должен жалеть?
— А потому что у тебя на лице было написано: боже, какая она старая!
— Неправда! Когда вы шли впереди…
— Согласна. По заднице я тяну на двадцать пять, а по лицу — на пятьдесят.
— Меньше. На сорок пять.
— Ты его научи, — попросила Маруся Татьяну. — Что женщине надо льстить грубо. Что тебе стоило сказать, что я выгляжу на сорок, хотя мне сорок четыре.
Маруся заварила чай, выставила в вазочке свежую пастилу.
— А теперь послушай меня, — попросила она. — Сейчас придет мой муж. Мы официально не зарегистрированы, но он очень настаивает, чтобы все было по закону о браке и семье. Моя семейная жизнь — а он настаивает, что у нас семейная жизнь, — началась в конце лета этого года. Я возвращалась вечером от подруги тоже с «Мосфильма», днем мы получили последние простойные деньги, выпили по этому поводу, и мне не хотелось думать, что будет завтра, вернее, недели через две, когда закончатся эти деньги. Вдруг я услышала, что меня явно догоняют, первый час ночи, в переходе никого, поэтому шаги хорошо слышны. Оглянулась, вижу — мальчик, я думала, ему лет семнадцать. Он догонял, обозревая меня сзади, думая, наверное, что мне двадцать. Но надо отдать ему должное. Увидев мою рожу, он не сбежал. И предложил довести меня до дома. Поздний час, мало ли что! За мою жизнь меня вот так провожали раз восемьсот, и всегда начиналось с одного и того же:
— Может быть, угостите чашечкой кофе?
Или:
— Очень жарко, не пожалейте стакана холодной воды.
Или:
— Очень холодно. Я был бы вам благодарен за стакан горячего чая.
Мы попили кофе, он сидит, молчит, но не уходит. Я его спрашиваю:
— Хочешь остаться, что ли?
— Хочу.
Постелила ему на раскладушке, он, естественно, перебрался на мою кровать. На следующий день переехал ко мне с вещами. Он требует, чтобы мы зарегистрировали наш брак. Может, ты попробуешь его отговорить?
— Еще чего! — сказала Татьяна. — Тебе когда в последний раз предлагали выйти замуж?
— Замуж — лет десять назад, а переспать — через день!
— Поживи замужней женщиной. А разводиться тоже интересное дело.
И тут пришел муж, который оказался маленьким, щуплым и выглядел школьником старших классов. Наверное, его мать была моложе его будущей жены.
Муж вымыл руки и сел за стол. Ему подали жареную рыбу, селедку в винном соусе и графинчик водки. Он отпил половину графинчика, наверное, выпил бы и больше, но графинчик убрали со стола.
— Пойдем покурим, — предложил муж.
Он не курил, но, помня, что обещал женщинам поговорить с ним, тоже вышел на лестничную площадку.
— Ты думаешь, я ей кто? — спросил муж.
— Муж.
— Тебе, значит, рассказали. Некоторые меня принимают за ее сына. А Машка, когда мы ходим по гостям, представляет меня как своего племянника. Стесняется, дура! Радовалась бы и гордилась, что в нее влюбился такой молодой!
— А ты влюбился? — спросил он.
— И влюбился, и она решила одну мою проблему. Конечно, я, как и все мальчики, лет с двенадцати поглядывал на девочек. Но в интимную близость с женщиной мне удалось вступить только на третьем курсе, два года назад. И опозорился. Старшие парни меня утешали, мол, со всеми так бывает в первый раз от волнения. Я через некоторое время попробовал с другой — и то же самое. Больше я не пытался, в общежитии слухи быстро распространяются. Я, конечно, приуныл. И тут встречаю ее. Я был немного поддатым. Иду сзади. Вижу, замечательная талия, замечательная попка. Обгоняю. И вижу — не старая, но и не молодая. И решил, попробую еще раз! А если и не получится, не так уж и стыдно. Взрослая, все поймет. Напрашиваюсь на чай. Остаюсь. То же самое. Она погладила, нажала, где надо, и у меня стал так торчать, что я ее пять раз за ночь. Утром она позвонила на студию, сказала, что заболела, и стала отсыпаться.