В воскресенье с утра она занялась макияжем. Осмотрела себя в зеркало.
— Очень даже ничего, — сказала она себе.
И стала одеваться. Натянула теплые рейтузы, теплые носки, пальто и набрала номер телефона.
Борис припарковал «Запорожец» у Птичьего рынка. Сегодня он был в приличном пальто, из-под шарфа выглядывал галстук.
Она по привычке двинулась в ряд, где продавали щенков. Но Борис показал ей на доску с объявлениями. На этот раз были вывешены три объявления, что продаются щенки ризеншнауцеров. Борис записал адреса.
И тут она увидела Виктора. Он был в дубленке. Высокий, видный. Он подошел, улыбнулся и спросил, кивнув на Бориса:
— Этот?
— Познакомьтесь, — сказала она. — Это Борис. Это Виктор, бывший любовник, который меня предал.
— Как всегда, неадекватная реакция, — улыбнулся Виктор. — Но сегодня я оделся тепло и готов к подвигам.
— Спасибо, не надо, — поблагодарила она.
— В принципе, здесь делать больше нечего. Сейчас надо обзванивать и ехать по объявлениям, — сказал Борис.
— Я готов ехать. — Виктор взял у Бориса листок с адресами. — Спасибо вам за помощь.
Виктор подхватил ее под руку.
Она попыталась освободиться, но он держал крепко. Она обернулась к Борису. Тот стоял, а Виктор, уже не обращая на него внимания, уводил ее с рынка.
Она попыталась вырваться еще раз. Но силы и весовые категории были настолько разными, что она оказалась чуть ли не прикованной к Виктору. Она оглянулась еще раз. Борис продолжал смотреть им вслед, но не сдвинулся с места. И тогда от полного отчаяния и безнадежности она села прямо в размешанный пополам с грязью снег. Виктор этого не ожидал и отпустил ее руку. Так она сидела, а он стоял рядом. Проходившие мимо поглядывали на нее, но не вмешивались. Несколько женщин, наблюдая, остановились невдалеке.
— Ладно, — сказал Виктор довольно спокойно. — Посиди. Охолонись. — И направился к своим «Жигулям».
Она встала, стряхнула с пальто снег, оглянулась. Бориса не было. Виктор стоял возле «Жигулей». Она направилась к остановке автобуса.
Борис видел, как она сидела, как встала и пошла к остановке. Он бросился за ней, но подошел автобус, она вошла, и автобус тронулся. Тогда он подбежал к своему «Запорожцу», завел; нарушая правила, развернулся. Автобус он нагнал на остановке. Он объехал автобус и встал впереди него почти вплотную. Водитель, молодой парень, покрутил пальцем у виска: совсем, мол, тронулся. Борис подбежал к нему.
— Шеф, открой дверь. Там у тебя моя подруга. Обиделась на меня.
Водитель внимательно, с высоты огромного автобуса, осмотрел Бориса и открыл дверь. Борис вскочил в автобус, увидел ее, схватил и потащил к выходу.
— Отстаньте! — отбивалась она. — Что такое? Все меня таскают сегодня туда-сюда!
Борис вытащил ее из автобуса. Водитель, наблюдавший за ними, тут же закрыл двери. Он подал назад автобус, объехал «Запорожец» и помахал Борису.
— Простите, — сказал Борис. — Я малость подрастерялся. Подумал: милые бранятся, только тешатся. Простите меня. — Он распахнул дверцу «Запорожца». Она поколебалась, но все-таки села.
В машине она молчала.
— Что мне сделать, чтобы вы не были такой мрачной? Хотите, спою? — предложил Борис.
— Пойте, — сказала она.
И Борис запел:
Четвертые сутки пылают станицы,
Горит под ногами родная земля.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня…
У светофора пришлось притормозить. Водители остановившихся рядом автомашин с удивлением поглядывали на громко поющего Бориса.
Она не выдержала и рассмеялась.
Они поднялись на лифте и позвонили в дверь. Раздался собачий лай.
— Это не ее голос, — сказала она.
— У собак нет голоса, а есть лай, нет лица, а есть морда, собаки делятся не на мальчиков и дамочек, а на кобелей и сук.
Им открыла женщина, держа за ошейник суку. Это была не Нюра. Щенки ползали в загородке, сооруженной из ящиков. Сука предостерегающе зарычала, когда они приблизились к щенкам. Пришлось ее закрыть в другой комнате.
Они поговорили о цене. И обещали позвонить через неделю.
— Может быть, на сегодня хватит? — спросила она.
— Нет, — сказал он. — Объедем всех.
И они заходили в квартиры. Смотрели на щенков и уходили.
— Может быть, заедем ко мне? — предложил Борис. — Попьем чайку.
— С удовольствием, — сказала она.
Они пили чай в его комнате — одной из трех комнат коммунальной квартиры. Обстановку комнаты можно отнести к благопристойному советскому стандарту. Диван, который раскладывается на ночь. Навесные полки с книгами. Стол, четыре стула, два кресла, черно-белый телевизор, дешевый проигрыватель из белой пластмассы. Кроме рыб в аквариуме, ничто не привлекало в комнате внимания.
— Все замечательно вкусно… И чай, и бутерброды. Не мужчина, а клад, — сказала она.
— Спасибо, — поблагодарил он. — У меня весьма много достоинств, но они не перекрывают одного очень крупного и очень неприятного моего недостатка. Я, увы, малозарабатывающий мужчина…
— А кто вы? Чем занимаетесь?
— Я рентгентехник. Не врач, хоть и знаком с медициной, а техник. Очень хороший техник. Но у нас и за хорошую, и за плохую работу платят одинаково…
— Сейчас есть кооперативы. Есть возможность подработать.
— Я работаю на полторы ставки. Работать еще больше — это уже халтурить. А я привык себя уважать.
— Бедный, но гордый? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Бедность ненавижу. Но хочу спокойно спать, хочу иметь хорошее настроение… Не хочу быть скаковой лошадью в бесконечном заезде… У меня есть друг с определенной жизненной установкой. Он ставит перед собой цель. И зарабатывает на ее осуществление. Он уже купил видеомагнитофон, теперь он копит деньги на автомашину, потом он будет строить загородный дом… У меня этого никогда не будет. Я сказал об этом своей жене, она подумала-подумала и… ушла от меня. После развода и обмена двухкомнатной квартиры, доставшейся мне от родителей, я переехал в эту коммуналку… где даже собаку не могу завести…
— Почему?
— Соседи не разрешают… А потому держу рыбок и дрессирую чужих собак…
— И завариваете замечательный чай!.. — пошутила она.
— Просто чай хороший. Дали взятку за хорошие. А вообще я свободный человек. Ни жены, ни детей, ни дома. Разве это дом? — Он обвел взглядом комнату. — Ни перспектив… У меня с зарплатой техника никогда не будет ни машины, ни магнитофона, ни даже цветного телевизора. Честно говоря, мне надоела советская нищета. Я решил уехать. Уже подал в посольство документы на оформление.