Ночные сестры - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Черных cтр.№ 35

Как только выехали из санатория, Кирилл заметил, что за его «мерседесом» пристроилась довольно потрепанная «волга» с тремя парнями, теми самыми, что напали на него сегодня утром. Вера тоже заметила этот сопровождающий эскорт, но виду не подала, что испугалась. Наоборот. Положила руку на плечо Кирилла и стала рассказывать какую-то смешную и милую чепуху из их с сыном жизни. Пусть видят, недоумки, что Тимурова Люба москвичу совсем не нужна.

Через несколько минут соревнование на узкой дороге районного значения закончилось не в пользу «волги».

Вера перевела дух. Сняла руку с плеча Кирилла. Некоторое время они ехали молча. Потом Вера спросила:

— Откуда у тебя такая не псковская фамилия?

— Вроде бы мой прадед из немцев. Осел в наших краях, чинил сепараторы и мясорубки. Может, потому что мясорубки чинил, и прозвали Шнеком, а потом прозвище закрепилось как фамилия. — Кирилл достал из нагрудного кармана листок бумаги. — Вот мой московский телефон. Извини, визитные карточки закончились. Будешь в Москве, позвони, пообедаем.

— Ладно. Может, и пообедаем. А ты хоть и москвич, но хороший мужик вроде.

Вера отвернулась и смотрела в окно, поэтому лица ее Кирилл видеть не мог. А лицо у Веры было совсем грустным, и даже слезы на глаза навернулись. А может, слезы эти были из-за ветра, который задувал прямо в открытое окно машины. Или из-за солнца, которое било прямо в глаза.

Кирилл рассмеялся.

— Да за что ж вы, псковские, так москвичей не любите? Ты не права. Среди них тоже много хороших людей.

— Согласна, что не права. Вот мы и приехали.

Кирилл вырулил на шоссе, остановился возле автобусной остановки. Они с Верой вышли из машины. Постояли молча. Мимо них с шумом проезжали машины. Ослепительно сияло солнце. Ветер трепал светлые Верины волосы, и она то и дело убирала их с лица.

— Ну, будь здоров, Шнек!

— Буду. Куда денусь.

Кирилл хотел еще что-то сказать, но в это время рейсовый автобус, подошедший к остановке, начал сигналить, чтобы ему освободили место. Кирилл быстро обнял Веру, поцеловал и вскочил в машину.

В считанные секунды «мерседес» набрал скорость за сотню километров и скрылся из виду.

* * *

Осень выдалась поздней и ясной. В первых числах ноября листва еще не облетела. Здание санатория почти сливалось с ней — желтое на желтом фоне. По дорожкам парка бродили отдыхающие. В основном женщины, одетые в теплые шерстяные кофты ручной вязки. Мужчины играли кто в шашки, кто в шахматы.

Кажется, ничего здесь не изменилось, кроме времени года.

Вера закончила писать заявление. Положила ручку и оглядела кабинет. К нему она еще привыкнуть не успела. Хотя изменила в нем, кажется, все, что могла. Искусственные цветы были убраны со шкафов и с подоконников, так же как и безвкусная накидка с кошечками — с дивана. Аляповатые, в крупный цветочек, шторы больше не болтались на окнах. «Богатую» настольную лампу с псевдозолотыми завиточками на ножке Вера заменила на обычную, офисную. И стол она передвинула. Теперь он стоял не перед окном, а возле стены. И пациенты не должны были щуриться, сидя против яркого света и пытаясь разглядеть выражение лица старшей медсестры. Возле стола Вера поставила не жесткую крашеную табуретку, а небольшое кресло. Чтобы посетитель мог чувствовать себя удобно.

Вера закрыла за собой дверь с табличкой «Старшая сестра». Она шла по коридору, привычно ловя восхищенные взгляды мужского контингента санатория и грустные — женского. Приветливо здороваясь с отдыхающими, отвечая на ходу на вопросы «пить ли еще ту красненькую таблеточку», она прошла к другому кабинету. Легонько стукнула в дверь, заглянула, нет ли посетителей.

Лариса приветливо махнула рукой:

— Заходи. Присаживайся. Что это у тебя за бумажка?

— Подпиши за свой счет на неделю. У Ильи первые каникулы. Хочу ему Москву показать: Кремль, Третьяковскую галерею, в детский театр сходим.

Лариса поставила на заявлении свою подпись.

— Возьми телефон того Шнека. Может, в гости пригласит. Посмотришь, как живут московские олигархи. Что смеешься? А ну-ка, рассказывай.

— Телефон у меня есть. Это он меня и пригласил. — Вера слегка порозовела под пристальным взглядом Ларисы. — Из Москвы привезти что-нибудь?

— Хотела сказать, себя привези, но уж не знаю, как будет лучше. — Лариса грустно покачала головой: — Молодец, Верка. Получается, из всех нас только ты и выиграла.

— И я не выиграла, и девки играли не всерьез.

— Возвращайся скорей, я без тебя как без рук. Люба учится. Звонит, вся в счастье. Но говорит, что скучает. — Лариса рассуждала вслух, прикидывая, как жить ближайшую неделю без Веры. — Правда, Марина должна вернуться. Но это не сегодня и не завтра. Тоже звонила. Надо ей ставку найти.

— Найдем, куда денемся… — Вера рассмеялась, потому что невольно повторила присловье, которое любил повторять и Кирилл. — Ну ладно. Пойду. Надо вещи складывать.

Вера ушла, а Лариса отодвинула в сторону стопку заложенных историй болезни и стала смотреть в окно, на желто-красную нарядную листву. Вот один лист полетел, потом еще один, и еще… Лариса вынула из волос гребень. Устало тряхнула головой. Волосы цвета расплавленной меди рассыпались по плечам. Как там Шнек говорил: «Эх, рыжая, рыжая…» Лариса почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Это сколько ж чего произошло за последние три с лишком месяца?

Тогда, в июле, капитан дальнего плавания, не доотдыхав намеченных десяти дней, собрал чемодан и уехал. Правда, обещал вернуться. «Как Карлсон», — съязвила тогда Марина. Но, увидев Ларисины глаза, осеклась и шуток на эту тему больше себе не позволяла. А капитан не только не вернулся, но и ни одного письма не написал. Прав оказался Шнек, зря она все о себе рассказала, никому эта честность оказалась не нужна…

Марина в конце августа вышла замуж за своего стоматолога. Гуляли всем поселком. Егор выложился по полной. А через месяц позвонила и сказала, что всё, хватит с нее семейной жизни. И пусть стоматолог вместе со своим передвижным протезным кабинетом катится куда подальше. Это значило, что плакали Егоровы денежки. Мужик с горя пил неделю, потом ничего, смирился. А куда тут денешься?

Тимур, как только пострадавший Шнек уехал, заявился к Любе. Стал права качать. Хорохориться. Тут Люба не выдержала и сказала, что, если бы этот самый Шнек ее хоть пальцем поманил, она бы за ним и на край света пошла. Тимур, услыхав такое, стал кричать совсем не по-хорошему. Тогда Люба схватила со стола скалку и Тимура натурально из дому погнала. И гнала до самой калитки с криком: «Чтобы духу твоего здесь не было!» При этом Серафима тоже кричала старческим дребезжащим голосом: «Так, Любка, молодец! Гони его в шею!» И даже несколько раз взмахнула над головой своим изрядно потрепанным «любовничком».

Люба вернулась в дом, села и заплакала слезами не то облегчения, не то досады. А Серафима всю оставшуюся часть дня пребывала в крайнем возбуждении и даже на телевизор не отвлекалась, а только все рассуждала, как хорошо это у них получилось с изгнанием Тимурки, который Любиного «и мизинца не стоит». К вечеру Серафимина беспрестанная говорливость и красный, разгоряченный цвет лица не на шутку Любу встревожили. А после того, как Серафима несколько раз назвала ее по имени своей дочери, Любиной бабки, Люба окончательно перепугалась, дала старухе сорок капель валерьянки и побежала за Ларисой.