Жнецы страданий - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Казакова, Алена Харитонова cтр.№ 30

Кричать девушка больше не могла. Только хрипеть. И сопротивляться мочи не осталось тоже, потому что тело гнул и ломал ужас, терзала боль. Лесана извивалась, рвалась прочь и в какой-то миг сумела высвободить руку. Меч она потеряла. Нож у нее отобрал наставник. О, как она ненавидела его теперь! Всеми силами души! Как сегодня днем жаждала его поцелуя, так сейчас жаждала его смерти, чтобы это он лежал здесь, на окровавленной лесной земле, и корчился от ужаса. Он, а не она! Он – бросивший ее безоружную, испуганную, ничего еще толком не умеющую!

Слепая ненависть вскипела в душе, и выпростанную руку девушка обрушила на голову упыря. Успела заметить, что лицо его уже не было более опухшим, а губы синими. Но глаза… глаза по-прежнему оставались мутными, мертвыми. В следующее же мгновение от кулака, павшего на голову Ходящего, пролился тусклый голубой свет. Он тонкими волнами побежал по телу нежити, пронзая его от макушки до пят.

Упырь забился, выпустил жертву и скорчился. Кожа сползала с него, оголяя мясо и жилы, руки царапали землю, плоть отпадала от костей. А Лесана стояла над издыхающим мертвецом в полный рост, чувствовала, как по горящей от боли спине к пояснице бегут тягучие кровавые ручейки, и улыбалась.

В свете призрачного голубого сияния она наблюдала за тем, как бьется ее обидчик. Смутные тени прятались за черными деревьями, но не решались подступить. Девушка шла к Цитадели не спеша, затылком чувствуя устремленные на нее взгляды невидимых обитателей Ночи.

Казалось, выученица Цитадели ступала медленно и величественно, плыла над землей. И только позже ей сказали, что она прибежала к крепости в темноте, задыхаясь, вся в крови, и упала у ворот без сил, но даже тогда пыталась ползти, натужно и тяжко хрипя.

Лесана же помнила другое. Как черные тени скользили по каменным стенам Цитадели, как раскачивалась под ногами рыхлая земля, и как сильные руки подхватили ее – ослабшую, усталую, а ненавистный теперь голос сказал:

– Ты быстро обернулась. Я не ожидал.

А потом она летела, летела, летела в глубокую черную яму, у которой не было дна, и думала только об одном: у нее на спине теперь останется такой же шрам, как у Клесха на лице.

Листопадень – средний месяц осени – в этом году выдался с суровыми заморозками. Стоя посреди старого буевища, Тамир рассеянно взирал, как прожорливые свиристели лакомятся подмерзшей рябиной. Зябко подернув плечами, парень перевел взгляд под ноги. Там, на дне свежевырытой могилы, стоял Донатос и готовился к обряду. Вот колдун вынул из-за пояса нож и принялся чертить по дерновым стенам непрерывную линию, проговаривая слова заклинания. Когда линия сошлась и круг замкнулся, все тем же, перепачканным в земле клинком колдун разрезал левую ладонь, окропил ямину кровью и негромко начал читать заговор, закрывающий покойнику путь в мир живых.

Мерно звучали слова, кричали птицы, передравшиеся за крупную гроздь ягод, поодаль глухо рыдала беременная баба, закрывая опухшее от слез лицо углом платка. По бокам к матери жались два зареванных паренька в поношенных кожушках.

Жалко вдовицу. Как она теперь без кормильца детей поднимать будет?..

– Чего застыл? Надеешься, здесь и останусь? – раздался из могилы отрезвляющий голос креффа. – Руку давай.

Помогая наставнику выбраться, Тамир поразился тому, что даже его собственная, изрядно озябшая рука ощутила холод ладони Донатоса, которая казалась остывшей, как у покойника.

Впрочем, несмотря на то, что обережник должен был бы закостенеть от холода, двигался он с прежней легкостью и уж тем более не растратил своего яда.

– Что я делал? – поинтересовался у ученика крефф, прежде чем дать знак начинать погребение.

Тамир захлопал глазами. Он, пока стоял без дела, унесся мыслями так далеко, что не особо присматривался. Взгляд наставника стал тяжелым.

– Что я делал? – повторил Донатос и добавил: – Если не дождусь ответа, положу в домовину к покойнику и прикажу обоих заколотить до завтрашнего утра. Отдохнешь, соберешься с мыслями.

У парня сердце подпрыгнуло к горлу. Он уже слишком хорошо знал креффа, чтобы углядеть в его словах незряшнюю угрозу. Поэтому юноша глухо, стараясь ничего не упустить, начал перечислять.

– Стало быть, не такой уж ты и дурак, каким кажешься, – спокойно заключил колдун.

Лишь после этого он дал знак терпеливо ожидающим людям.

Мужики, скинув шапки, заколотили крышку домовины, затем подняли на рушниках последнее пристанище человека на земле и по знаку обережника опустили его в могилу. Крефф подновил ножом рану и окропил гроб вещей рудой. Тамир, не дожидаясь приказа, скинул с плеча мешок, развязал горловину, вытащил на свет связку оберегов и подал ее наставнику. Тот даже не перебрал висящие на безыскусных шнурках ладанки, небрежно выхватил самую невзрачную и швырнул в могилу. А в каждом движении было столько рутинной отточенности, что становилось и тоскливо, и страшно одновременно. Смерть была для Донатоса не таинством – лишь ремеслом.

Пока ученик отмечал это, наставник выжидательно смотрел в его сторону. Лишь спустя мгновение Тамир понял, чего он ждет, и, торопясь, начал читать упокойный заговор. Слова на языке Ушедших давались с трудом, гортанные звуки царапали горло и падали в студеный воздух, словно пригоршни камней. Мужики взялись за лопаты, и по крышке домовины застучали комья земли. Бабий плач перешел в надрывный горестный крик.

– Хватит глотку драть, – негромко сказал крефф вдовице, и что-то было в его голосе такое, от чего несчастная осеклась на самой высокой ноте. – От воплей твоих он не оживет. А подняться может. Заговор еще не в силе.

И он усмехнулся, видя, как исказилось в ужасе лицо женщины.

Тамир похолодел. Наставник… врал! Бесстыже, пользуясь невежеством окружавших его людей. Послушник-то знал – мертвяк не встанет, заклинание отзвучало, оберег брошен, земля и та отчитана. Уж чего-чего, а тщания Донатосу было не занимать. Так зачем же он не дает осиротевшей родне выплеснуть горе?

– Дык день же еще, – незаметно подошедший староста озадаченно почесал затылок, – они ж днем спят. Пущай Свирка поплачет, отведет душу.

– На поминках пусть завывает, – ответил колдун. – Собьет вот этого дурня своим ором, весь обряд псу под хвост полетит.

И Тамир в этот миг понял – креффу просто надоело слушать причитания несчастной бабы.

Ночевать ученика обережника отправили в дом вдовы. Сельчане рассудили, что ей так будет спокойнее. Все ж с колдуном не столь страшно встречать первый после похорон заход солнца.

Заплаканная Свирка была старше своего постояльца от силы лет на пять и привечала парня как могла. На стол были поставлены лучшие яства и даже глиняная плошка – единственная расписная в доме.

Темная баба не знала, как угодить высокому гостю, и почтительно величала его «господином». От этого юному послушнику становилось неуютно и тошно, будто он, не имея на то права, получал что-то, еще не заслуженное.