Он начал взбираться на своего коня, тряся толстым пузом. Смотреть на это было забавно.
– Не понимаешь ты ничего, – грустно произнес толстяк и помчался к своим полкам.
Иван не пытался его остановить, это было бесполезно. Старый упрямец слишком много себе позволял, от него надо было избавляться. Пусть себе лоб расшибает, своего ума не вложишь.
Затрубили рога, и Иван на несколько мгновений полностью оглох от топота копыт: в бой ринулась знаменитая черниговская конница.
Мужики Перунова войска и купеческие дружинники Новгорода слишком поздно поняли, что на них надвигается. Уже почти перебравшись на этот берег, они попали под удар конной лавины. Спасения не было никому, убежать не получалось, и всадники под стягом с черным орлом поднимали на копья всех, до кого могли добраться. Воины Аленки ринулись назад, к спасительной реке, черниговцы направились лавиной к построенным в квадрат наемникам. Удар был страшен. Хоть несколько воинов и напоролись на пики наемников, часть щитоносцев просто отлетела далеко в сторону, где их быстро затоптали. Наемники вновь сомкнули щиты, из-за стены которых вылетели крюки на длинных древках – они стаскивали ближайших конников на землю, где тех быстро добивали длинными пиками. Черниговцы отошли для второго удара, кони снова взяли разбег и снова ударили со всей силы в стену иноземцев. Некоторые наемники от этого удара отлетели так далеко, что упали в реку, но они снова сумели сомкнуть щиты, снова крюками стащили не успевших отойти черниговских всадников и стряхнули с пик тех, кто нашел на них свой конец. Из наемного отряда иноземцев погибло уже около половины, но они вновь решительно выставили из-за щитов пики. Черниговцы тоже не отделались легко.
От воинов с черными орлами на щитах рябило в глазах. Святослав, видно, решил не повторять удар, а направил свою конницу преследовать отступающих – наемники были больше не способны оказать влияние на ход боя, а вот стоять насмерть они еще какое-то время могли. Смоленцы окружили иноземцев и засыпа́ли их стрелами, стараясь не лезть в ближний бой.
Черниговская кавалерия начала переходить брод, преследуя убегающих новгородцев и мужиков. На пути у нее выросли три фигуры гигантов.
– Ну, мужики, простите, если что, – виновато высказался Горыня, поднимая свою огромную дубину. Однако всадники сделали то, чего от них великаны не ожидали: конная лавина разделилась на два потока, обходя их по сторонам, а на гигантов начали налетать конные пары с сетками, натянутыми между всадниками. Первая же сеть накрыла Горыню и Дубыню. Усыня попытался кнутами отбить предназначенную для него, да только порванная в двух местах сеть сетью быть не переставала. Следующие еще сильней спеленали гигантов, и они лишь беспомощно кричали, запутываясь все больше и больше. Богатыри бы просто разорвали сети, но сторонники Перуна богатырями не были, и им не хватало силы, чтобы их разорвать, а разрезать было нечем. Набросив еще несколько сетей, черниговцы потеряли к великанам интерес и направились к новгородцам. Те не стали ждать: видя, что делает могучий кавалерийский удар, они сразу побежали на ладьи. Черниговская конница преследовала их недолго: увидев, что новгородцы не намерены возвращаться и пытаются только спасти свои жизни, конники Святослава прекратили гнать их и повернулись к сторонникам Перуна. Пока лошади только набирали разгон, в рядах мужиков еще были те, кто храбрился, но как только тысячи копий в едином порыве опустились вниз – все ринулись кто куда, бросая оружие. Крестьянское воинство Аленки исчезло, рассыпалось в один момент.
Иван-царевич смотрел на это, абсолютно потрясенный – он и не представлял себе, какая сила, оказывается, была у него под рукой. Он понял, что действительно можно было покончить с врагом одним ударом. Как же он просмотрел это? Ну да, он знал, что черниговские конники хороши, но одно дело слышать про это, а другое – видеть, как конная лавина несется вперед, перемалывая вражеские войска. Во время боя с Кощеевым войском черниговцы также остались в резерве и не смогли себя показать.
Еще недавно воины княгини Аленки преследовали бегущих противников, и победа, казалось, была близка – и вот от ее войска остались только галицкие полки, уже понесшие потери в этом бою. Они окружили свою княгиню, составив сплошную стену щитов. Против них еще стояла киевская дружина, но, увидев, как черниговцы берут разбег, даже богатыри поспешили отойти с дороги. Дружина побежала назад, чтобы не мешать маневрам конницы. Черниговские конники, выставив вперед копья, неслись на жалкие остатки Аленкиного войска.
– Держать строй! – заревел Лютополк.
Глава 32
Новая жертва
Едят ли ягги мертвечину? Этот вопрос был для Соловушки сейчас настолько важен, что вытеснял все остальное из головы. Еще вчера пленников было двое. Разговаривать никто из них не мог, так что познакомиться не удалось. Соловей именовал их про себя первым и вторым бедолагами. После того как доели стражника, ягги долго выбирали, кого из троих начать следующим: все были щуплыми да немясистыми. Не повезло бедолаге под номером один, и Соловей остался со вторым. Однако вчера второй бедолага перестал даже вращать глазами, теперь он висел мертвый, и ему уже не было страшно. Соловушка ему даже завидовал – теперь он оставался единственным свежим мясом, а эта мысль угнетала. Или, может, ягги не против мертвечинки – кто же их разберет, чудищ проклятых? Бедолаге второму уже все равно, а он сам еще несколько дней поживет. Как-то Соловей слышал выражение: мол, ожидание смерти – хуже самой смерти. Ну же нет, пусть они себе смерть забирают, если уж так думают, а он лучше подождет. Он, собственно, не спешит никуда, готов хоть век ждать. Страшно, конечно, а помирать-то и вовсе не хочется. «Как будто у тебя есть выбор – умирать или нет, – расстроенно подумал Соловей. – Как будто у тебя вообще есть хоть какой-то выбор… Виси да шевели ушами, ну или не шевели – вот и весь твой выбор…»
Ягга открыла дверцу в чулан и внимательно осмотрела оставшиеся у нее съестные припасы.
– Этот помер, что ли? – Она потыкала бедолагу номер два ложкой. Тот лишь качнулся в такт толчкам. – Помер… – разочарованно протянула она и крикнула второму яггу: – Один помер из них, только один остался!
У Соловушки заныло в груди от этих слов. Вот и все…
– С утра его давай тогда, и уходим уже отсюда, – отозвался голос. – Тут еще осталось немного на вечер от прошлого.
Когтистая лапа закрыла дверцу, и Соловушка заплакал: жить ему осталось недолго. Пусть и вел он жизнь беспутную – а все же живая душа, зла особого никому не причинял, душегубством не помышлял. Не заслужил он такой участи, и никто не заслужил. Так ему было жалко себя, что он даже не услышал стука в дверь. Однако ягги в избушке затихли, и Соловушка, прекратив плач, прильнул к щелке. Вот бы сейчас богатырь явился… или, может, это стражника ищут его товарищи. Если их хотя бы трое – на трюк с котом и бабкой они не попадутся.
– Хто там? – бабкиным голосом произнесла ягга, на ходу превращаясь в бабушку, черный кот сел возле печки, оглядывая избушку. Ягги выглядели напряженными: после случая со стражником они старались лишний раз не высовываться.