— Не вижу смысла. — Я махнул рукой, даже как-то подзабыв, что это был оговорённый сигнал. Не прошло и минуты, как что-то свистнуло в воздухе, и трёхметровая осадная башня занялась весёлым зелёным пламенем!
— Что… что это?!!
— Драконий жир, — бросил через плечо я, разворачиваясь домой. — Потушить нельзя, придётся ждать, пока сам выгорит. Да, если в башне есть люди, им как раз самое время покинуть очаг возгорания.
Из пылающего деревянного каркаса тут же выпрыгнули трое или четверо тяжеловооружённых воинов. Крестьяне вообще встали неорганизованной толпой, не добежав шагов десять и зачарованно смотря на костёрчик.
— Дьявол! Будь по-вашему, я всё скажу! — взвыл старый барон, плюхаясь задом на траву и в отчаянии вырывая у себя последние седые лохмы. — Это всё ради миледи Хельги! Я думал, что если вы увидите нашу силу, то захотите по-род-нить-ся-а-а…
— Ого, круто! И кем же из ваших милых мальчиков вы планировали осчастливить мою дочь?
— Я… я сам хотел сделать ей предложение! Что вы смеётесь? И ваш конь… Он что, ржёт надо мной?! Как вы смеете, я… я буду писать королю! Нет таких законов, чтоб лошади смели ржать над благородными баронами!!! Вы не смеете ему потакать…
Мы просто уехали. Не оборачиваясь и не вступая в дискуссию. Центурион, кстати, и не ржал. Так, сдержанно хихикнул пару раз и, быть может, слишком демонстративно поднял пышный хвост, намекая старому ловеласу, куда он может идти со своими матримониальными планами.
За моей спиной догорала дурацкая осадная башня, крестьяне спешно сооружали носилки из копий и вил для недобитых баронских сынков, а сам Экскремергер-старший кое-как влез на подведённую лошадь и уже с седла ругательски орал на всю округу, как страшно он мне отомстит в самое что ни на есть ближайшее время…
Ну и ладно. Дело привычное, здесь же мрачное Средневековье, безвластие, королевский беспредел, ненасытность церкви, уличный бандитизм, то есть если вам в течение дня хотя бы три раза не пригрозили — день прожит даром, а вы — пустое место.
— С тебя вечер поэзии, — тихо напомнил Центурион, когда мы въезжали в наши ворота под одобрительные крики моих людей.
— Всё честно, — подтвердил я. — Только давай дождёмся, чтоб тебя расседлали, и сплавим куда-нибудь нового конюха. Боюсь, что некоторые стихи того же Хлебникова запросто можно счесть заклинаниями. А мне не улыбается прослыть в здешних краях ещё и чернокнижником.
— Разумно, — подтвердил мой четвероногий друг.
— И кстати, что ты там так старательно прятал в сене в прошлый раз?
Ответом послужило столь красноречивое молчание, что я догадался…
— Ты пишешь?!
Центурион так подкинул вверх крупом, что я едва не вылетел через весь двор в тот же колодец, где у нас не так давно купались тролли.
— Всё понял. Не надо! Это только между нами! — взвыл я.
— Очень надеюсь. А то, знаешь, мы, творческие натуры, порой склонны впадать в крайности, — прорычал он, не размыкая зубов. Но поздно, я уже знал его слабое место, и, значит, мой час придёт…
Спрыгнув с седла у конюшни, я передал поводья бдительному Седрику. Он сам проводил чёрного шантажиста до дверей, сдал подоспевшему пареньку и вернулся ко мне. Конечно, старик волновался, пока я разгуливал там один против всех, но ведь на самом деле опасность была минимальная. Наши лучники только ждали команды, и меня бы спасли по-любому, но всё равно хорошо, что сегодня не пришлось проливать кровь.
— Чего он добивался, сир?
— Руки моей дочери.
— Для кого из сыновей?
— Я задал тот же вопрос. Ты представляешь, он сказал, что сам намерен предложить ей руку и сердце!
— Можно я его убью?! — взмолился старый крестоносец. — Ведь за одну мысль прикоснуться к нежной миледи Хельге он заслуживает смерти, верно?!
— Вне всяких сомнений, — согласился я, успокаивающе хлопая его по плечу. — Друг мой, распорядись-ка насчёт обеда. И кстати, где наш героический мститель драконьего жира?
Вместо ответа Седрик выразительно оттопырил пальцем волосатое ухо. Я послушно сделал то же самое.
— Ага, понятно, извини, действительно глупый вопрос…
Из сторожевой башни доносились характерные стоны, и отвлекать северного бога в этот интимный момент было более чем чревато. Я-то знал на собственной шкуре, нарвался разок, но мне хватило, чтобы поумнеть. Признаю́, тогда я влез не вовремя (подумаешь, меня убивают?!), и Эд недолго думая запустил в меня своей тогдашней любовницей. Девица была, как бы это поделикатнее, в теле! В неслабом! Короче, я успел пригнуться, а вот двух наёмных убийц с кинжалами её роскошным задом просто размазало по стенке. Ну и я навсегда понял, когда не стоит приставать к дяде Эдику с пустыми разговорами…
— Леди Мелисса цела?
— Да что с ней сделается, сир?
— Согласен, ничего, переживёт. Подумаешь, один раз приложилась лбом о заднюю стенку в камине. Да она наверняка с детства на всю голову ушибленная. И я боюсь предположить, чем именно её ушибли, если она всё время домогается меня и вообще…
— Сир, вы, кажется, были не прочь поужинать?
— Да, кстати, пожалуй, — вспомнил я. — Накрывайте минут через десять, у меня есть некие обязательства.
— Вроде чтения стихов своему коню?
— Ни хре… Откуда ты знаешь?!
— А вы бы назвали Центуриона неболтливым?
Пришлось тупо скрипнуть зубами и, ни на кого не глядя, отправиться на конюшню исполнять обещание, данное образованной скотине. Гр-р…
Нет, это я так тихо рычал сквозь зубы, когда туда шёл. А вот когда пришёл… Мать его, беспородную кобылу, неразборчивую в сексуальных пристрастиях!!!
Короче, когда я вошёл в конюшню, там не было ни одного человека, но все (все!!!) присутствующие кони сгрудились толпой у стойла Центуриона, приветствуя меня радостным ржанием! Публика собралась на творческий вечер поэзии, который будет проводить сам хозяин замка Кость! Представляете себе моё положение?
Если я собственноручно не задушу чёрного гада сегодня, то непременно попрошу Хельгу сделать это завтра. А сегодня по-любому придётся читать стихи, раз обещал. И тут без вариантов, они же все знают: я — лорд Белхорст Белый Волк, и я держу своё слово.
— Ладно, будь по-твоему, маньяк непарнокопытный, — сквозь зубы проскрипел я, стараясь честно держать улыбку, потому что все прочие лошади так же искренне скалили зубы мне в ответ.
Если вас кто-то будет убеждать, что у них нет разума, а только животные рефлексы, плюньте ему в глаза! Плюньте, плюньте, не стесняйтесь, этот учёный вороной хмырь, нахватавшийся обрывков околонаучных знаний из популярной литературы и бульварных журнальчиков, легко мог участвовать в любом ток-шоу, заткнув за пояс хоть Нагиева, хоть Соловьева, хоть Познера.