Генеральская дочка - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Стахов cтр.№ 11

– Болел. Но недолго. Инсульт. Потом – инфаркт. Умер во сне…

То, что полковник умер во сне, Машу немного успокоило.

– Почему ты не сказал? Почему не взял на похороны?

Илья Петрович придерживался правила: дочери не лгать, а лишь умалчивать о том, о чем ей знать нежелательно.

– Я, Машенька, не хотел тебя расстраивать. Похоронили… Теперь уж что…

– Было много народу? – Похороны как мероприятие светское для Маши представляли интерес, тем более – в сельской глуши.

– Только близкие. Тебе еще кофе?

– Нет, спасибо…

Маша поднялась. По лицу ее Илья Петрович видел, что Маша была все-таки расстроена.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спросил Илья Петрович.

– Не знаю еще… – И Маша выбежала из столовой.

Но плакать не стала. Быстрым шагом, решительно отмахивая правой рукой, проследовала на конюшню, где как раз Шеломов оседлывал пони для маленького Никиты. Никита, в камзольчике, каскеточке, бриджиках и зеркально блестевших сапожках, был серьезен. Он подходил к своему пони, проверял натяжение ремней оголовья, отступал на полшага, приседал на корточки, проверял подпругу. На Машу Никита даже не посмотрел: был обижен, что Маша не дала ему посидеть в седле Лгуна. Ну и что, что папа запретил? Никто бы не узнал! А ей было просто жалко. Она жадина! И к своему компьютеру не подпускает, говорит – у тебя свой. Ну и что? И в бродилки-стрелялки не хочет играть вместе, а мы могли бы соревноваться – кто больше убьет!

– Здравствуй, Никита! – бросила на ходу Маша и открыла денник.

Лгун чуть слышно захрипел, дернул головой, повел глазом. Маша всегда давала сахар и морковку, чистила и гладила, но слишком резко подбирала повод, бывало – почти рвала рот, да и шпоры могла бы надевать без игольчатого кольца – откуда она такие достала? вот ведь придумают! нет чтобы подобрал-шенкеля-отпустил, и тогда сам бросаешься вперед, сам летишь и не надо никаких звездочек и дерганий уздечки, но теперь вот стоит, хочет погладить, а конфеты эти хорошие, сладкие, ладно, давай-давай…

Маша хорошо держалась в седле. Сказывались занятия в Талботе. Тамошний тренер бывал Машей доволен: на его памяти редко кто с континента мог так пластично воспринять островную посадку; французское влияние портило все, не только лошадей и всадников, хотя именно они составляли лучшую часть человечества. А у Маши – локти всегда прижаты, спина прямая.

Она скакала через лес. Длинный козырек синей с золотом бейсболки «NYPD» затенял лицо. Каскетку, надевать которую требовал отец, не надела – непослушание грозило стать системой, пока еще – в мелочах, – хвостик, пропущенный над ремешком бейсболки, забавно подрагивал на рыси, а когда Лгун шел в галоп – струился и вился. Лгун был в блаженном состоянии: Маша – до Машиной каскетки ли, бейсболки ли ему дела не было – не надела шпоры, а ее хлыстик лишь поглаживал по вздымавшимся от наслаждения бегом бокам. Хотелось танцевать. Что и сделал, лишь Маша спешилась, но Маша не разделяла восторга, тесно привязала повод к кривой березе, сама, сшибая хлыстиком ромашки, пошла через маленький лужок к холмикам и оградам. Лгун прядал ушами, старался извернуться так, чтобы все время видеть Машу, но она – исчезла за кустами орешника.

Могила полковника, свежий холмик, простой крест. На самом краю кладбища, у обрыва к реке, среди старых могил. И заметила Маша эту могилу по огоньку свечи: в тени высоких елей огонь стоявшей в банке свечи был ярок. Маша подошла к могиле. Не только свеча – следы в мягкой земле, стакан – Маша наклонилась – с водкой, накрытый куском черного хлеба, две сигареты: все говорило о том, что кто-то совсем недавно был тут. Маше стало не по себе. А вдруг из-под земли появится сначала рука, что, если полковник, лицо – сползающая кожа, красные глаза, образ из Dark Messiah, – вылезет почти весь, выпьет водку, закусит хлебом? Закурит? А потом пойдет себе по земле для живых?

Маша отступила на полшага. Сзади – старая ограда. Маша оглянулась – за оградой Колокольникова Екатерина Петровна, 3 VII 1914-3 VII 1959, – успела отметить, что умерла Екатерина Петровна в день своего рождения, и почувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Из-за темных еловых стволов. Неприятное чувство. Холодок между лопаток. Кладбищенский маньяк-некрофил? Я его спугнула? Где тут раскопанная могила? Нет, все могилы в порядке… А вдруг не некрофил? Просто – маньяк? Нападает на скорбящих, пользуясь их слабостью?

Маша прикрыла глаза рукой, сквозь пальцы огляделась. Вот! За той елью кто-то стоит! Бежать? Нет, идти надо медленно, так, словно ничего не происходит. Ничего не происходит, ничего, ничего, но зачем он прячется? Прячется тот, кому есть что прятать!

Каблуки сапожек проваливались. Взгляд жег спину. Лгун обрадовался, дернул мордой, оскалился, даже – потянулся укусить за плечо. Маша отвязала повод, хлопнула Лгуна по губам, взлетела в седло. С места пустив Лгуна в галоп, вспомнила, что хотела постоять у могилы мачехи, но только откинулась в седле. Вернулась, чем удивила Шеломова, обрадовала Никиту, подумавшего, что она даст ему проехаться на Лгуне, но была сосредоточена, никому ничего про некрофила не сказала, расседлала лошадь, ушла к себе, как была – в сапогах и камзольчике упала на кровать и вот тогда расплакалась, не вышла к обеду.

В этот же день, уже в сумерках – Маша читала присланный по почте новый роман, – дом полковника Дударева сгорел дотла. Подозрения пали на парней из близлежащей деревни, на тех, что были на похоронах Никиты Юрьевича; да назначенный милицейским подполковником следователь выяснил, что оба уехали недавно в столицу, работают там рабочими строительных специальностей. Алиби! А потом по землям товарищества помещиков, а также по землям, вокруг лежащим и даже значительно удаленным, прошел слух, что в округе появились разбойники. Не террористы какие-нибудь, про которых трубило телевидение, которые ходили в камуфляже, обвешанные автоматами, с зелеными повязками на головах, и нападали на школы, детские сады, больницы, а почти что сказочные, грабившие лишь людей несправедливых, про которых ходили слухи, что благосостояния своего они достигли нечестностью. Конечно, полагаться на слухи странно, конечно, почти всегда благосостояние достигается нечестностью, но молва разносила о разбойниках вести удивительные.

Так, рассказывали, будто они совершили налет на компанию залетных богатеев и шишек, которые вместе с местными шишками и богатеями решили поохотиться в заказнике. Илью Петровича, кстати, на эту охоту звали, да он отказался, сочтя компанию для себя мелковатой. Количество разбойников одни оценивали чуть ли не в двадцать человек, другие говорили, что их было всего четверо или пятеро. В любом случае это были крепкие и имевшие хорошие навыки люди: ведь справиться с охраной богатеев задача непростая. Разбойники же и охрану и горе-охотников связали, изъяли наличность, джипы потопили в болоте, ружья передавили трелевочником, на том же трелевочнике скрылись в уходивших на север, почти к Архангельску, лесах.

В другой раз нападению подвергся дом, недавно купленный одной столичной знаменитостью. Разбойники появились поздно вечером. Знаменитость стояла у рояля и несколько подсевшим голосом пела гостям романсы. Разбойники приказали всем лечь лицом вниз, собрались, как в заказнике, отобрать деньги, но главарь, чье лицо, как и лица всех прочих, закрывала черная маска, неожиданно дал отбой и, перед тем как ретироваться, извинился перед знаменитостью, которая хоть и была обласкана властью и пользовалась самыми разнообразными благами, на свой дом заработала сама, да и гости знаменитости все люди были достойные и порядочные.