Сударь капитан тяжело ходил боками, — вероятно, всё ж таки сказывался возраст, — но отдышаться беглецам не дали: в приметный белый столб немедля полетели стрелы. Кави не боялся выстрелов навесом, — колонну накрывал надёжный деревянный шарман, — но достать могли и пролётом.
Сколь, однако ж, ироничны суры: в прошлой жизни он прятался под сей колонной от холодного осеннего дождя — ныне укрывается под нею от стрел…
Подниматься на курган верхом, полным строем, орки пока не рисковали, предпочитая развлекаться поношениями и стрельбой. Изредка кто-либо из наиболее молодых и отчаянных воинов, демонстрируя особую удаль, выскакивал вперёд — тогда сударь капитан прибегал к убеждению посредством своего «калаша». Но орков ощутимо меньше не становилось — громовые очереди же делались всё короче, всё расчётливей… пока, наконец, не превратились и вовсе в одиночные выстрелы.
Кави было ясно, что запас снарядов у Немца иссякнет много ранее, нежели оркам надоест сия странноватая осада. Вряд ли и сударь капитан питал на этот счёт какие-нито иллюзии.
— Ты с собой ничего не захватил? — спросил человек в перерыве между выстрелами, скупо кивая на мешок эльфа.
— Увы, сударь капитан, — развёл ушами Кави.
Он мимолётно сожалел об отсутствии хотя бы лука… впрочем, и от традиционного эльфийского оружия успел отвыкнуть бывший будущий принц. Будь у него Пагди — о, сколь много зеленокожих забрал бы доблестный эльф с собою к маране!..
Одинокая стрела вонзилась в столб прямо у эльфа над головою, брызнула мелкая щепа. Кави безотчётно пригнулся. Гнусные вопли орков делались решительно невыносимы.
— Тот курган? — сказал сударь капитан, присовокупляя к «калашу» третью, последнюю огневую шкатулку. — Слушай меня! Гробница — та самая?
— О да, сударь капитан, — неожиданно для себя самого прозревая невысказанные ещё намерения человека, сказал Кави, — сию именно колонну обрушил я вовнутрь в прошлый раз, однако тогдашние проливные дожди…
— Слушай меня! — шёпотом закричал Немец, перекрывая орочий гвалт. — Где конкретно крыша провалилась? Вспоминай!
— Сию, сию минуту!
С искренным усилием Кави напряг память — но память молчала, и, предпочитая памяти наитие, эльф ткнул пальцем в один из углов основания колонны.
Сударь капитан одной рукою вытащил из кармана столь знакомый эльфу рифлёный металлический плод.
— Слушай меня! Подвал помнишь? Граната рядом — хрень, нормально всё будет. Смотри.
Немец, удерживая наготове свой «калаш», ещё плотнее прижался к колонне и протянул руку.
— Смотри, — просипел он, примеряясь к указанному эльфом углу. — Как дёрну кольцо, сразу…
Кави пригнулся, запоздало уворачиваясь от очередной стрелы. Немец сдавленно вскрикнул.
Эльф поднял голову — затем лишь, чтобы с ужасом увидать древко стрелы, пригвоздившей предплечье сударя капитана к столбу. Судя по всему, оркам удалось наконец сыскать позицию, с которой макуша кургана простреливалась наверняка.
Не вполне отдавая себе отчёт в приоритетах, Кави потянулся за выпавшей гранатой. Сударь капитан, белея от очевидной боли, резко втянул воздух и ухватился за оперение второй рукой.
Прежде, чем он успел обломить древко, ещё одна стрела с влажным хрустом вошла ему под правую лопатку.
Капитан хрипло зарычал и, с очевидностью изнемогая от жестокой боли, высоко вскинул голову.
Третья стрела пронзила человеку горло.
Алая кровь из распоротых светлых жил хлынула обильно и широко, заливая основание обрядовой колонны. Сударь капитан угас почти мгновенно, молча, подобно срубленной свече. Рот его последний раз искривился, принимая поцелуй мараны, но лицо тут же приняло расслабленное и умиротворённое выражение, словно человек приветствовал свой окончательный уход из оказавшегося столь нерадушным к нему мира.
Кави молча, безотчётно отстраняясь в сторону, созерцал картину этой стремительной гибели. Он ждал, ждал, когда тело Немца исчезнет, привычно уж рассыпаясь слабым голубоватым сиянием. Но нет — ничего подобного не произошло.
Перенос, — спасение! — не свершился, и только лёгкий холодок прощальным касанием приласкал поджатые уши эльфа.
Кави цепенело сжал в руках гранату, так сильно, словно этим можно было унять захлестнувшую его ненависть.
Он ненавидел стрелы, прервавшие жизнь капитана.
Ненавидел капитана, оставившего его пред лицом даже не смерти, но участи много горшей.
Ненавидел себя за то, что в бытность принцем-консортом не восстал против решения Регентского Совета позволить поганым оркам селиться на священной земле Варты — пусть теперь это решение и сделалось несбыточным грядущим.
Ненавидел мир, ненавидел стремление к миру, ненавидел всё, что хоть как-то противостоит жажде войны.
Кави теперь было всё равно, что именно сделать предметом ненависти, ибо кроме ненависти не оставалось уже почти ничего: ежели повезёт — быстрая смерть; много вероятней — годы, десятилетия немыслимых мук в руках палачей-шаманов.
Орочьи колдуны, очевидно, почуяли гибель сударя капитана — поток стрел прекратился, равно как и вопли. Кави слышал бряцанье оружия и перебор копыт — всадники неспешно восходили к вершине кургана.
Эльф опустил взор к гранате.
О да; можно было предпринять попытку взорвать разрушительный снаряд прямо здесь, как и планировал сударь капитан. Однако… однако человек имел обширный практический опыт применения гранат, а потому и мог с известной уверенностью гарантировать успех предприятия. Кави же, в свою очередь, хоть и обладал некоторым представлением о свойствах сих снарядов, но представление это, правду молвить, носило характер куда более умозрительный.
Неудачный подрыв гранаты мог убить самого подрывщика, даже и не обрушив кровли кургана. Либо паче того — открыв оркам дорогу к заключённым в гробнице сокровищам.
Кави бросил последний взгляд на исковерканное тело человека, — прости, о благородный Немец: не в огненном бедаме суждено тебе уйти к сурам, — и выпрямился, дабы сделаться вполне заметным подступающим всадникам.
Рук поднимать эльф не стал: подобные жесты у орков однозначно воспринимались как попытка представить себя выше ростом, иначе говоря — как агрессия. Менее всего желал бы он оказаться зарубленным на месте — теперь, когда доблестный бой давал возможность очутиться рядом с главарями орды.
Малое мгновение Кави тешил себя надеждой убить взрывом гранаты кого-нито даже и из верховных вождей-шаманов — но, разумеется, не позволил пустым мечтаниям разрушить свою сосредоточенность.
Первые всадники приблизились уже на расстояние копейного удара, каменные и даже бронзовые наконечники нацелились на эльфа сразу с нескольких сторон. Кави запоздало сожалел, что не успел спрятать «калаш» сударя капитана, но быстро понял, что орки не обращают внимания на побитый стрелами труп Немца — в понимании детей степи дальнобойное оружие самоочевидно соотносилось с природной эльфийской сноровкой.