Б.Р. (Барбара Радзивилл из Явожно-Щаковой) - читать онлайн книгу. Автор: Михал Витковский cтр.№ 22

Тут директриса в ладоши дрожащие захлопала: расходимся, расходимся, Каролинка плохо себя почувствовала, не на что здесь глазеть, ничего здесь не произошло! А тихонько в сторонку: она всегда была ненормальная, взбалмошная и врушка! Придется начать акцию по защите школы от прессы. А та лежит в туалете и плачет. Заберите ее отсюда немедленно! Сейчас, Каролинка, мамочка придет. Школьная медсестра наклоняется над ней, как над жертвой ДТП. А все так и выглядело, потому что рядом с ней валялась громадная розовая парикмахерская голова. Как будто она попала под трамвай и ее отрезало. Так и хотелось сказать «рыжая башка». Которую, несмотря на чудесное явление Богородицы, Каролинка не выпустила из рук, как бы подтверждая народную мудрость, что чудо чудом, но одна голова хорошо, а две лучше. Однако толпа ротозеев вокруг нее и эта голова производили впечатление жуткой катастрофы. Лежит и плачет.

Ой, лежит и плачет, пан Хуберт, до чего только школа может довести… Меня так до сих пор трясет. Медсестра к ней подбегает: встань, Каролинка, встань, а то простудишься. Психолог, у которой всегда отличное от остальных мнение, что, дескать, нет, пусть лучше полежит, пусть выплачется: поплачь, поплачь, деточка, полежи, полежи. А медсестра свое, «то она лучше знает, простудится или нет. А психолог — что у человека не только тело, но и душа, а если уж человек увидел Богоматерь, то вообще у него в основном душа, а по части души главная здесь она, то есть психолог.

Закрыли девчонку в кабинете химии. Я говорю: все равно потом все обнаружится. Так оно и стало: потом выяснилось, что она была беременна, и как теперь ее в качестве святой перед народом выставлять? Ой, закурим, пан Хуберт. Потому что целая спортплощадка, мало времени прошло, может, день всего. И на площадке уже были размечены секторы для зрителей. Несмотря на то что церковь еще не вынесла своего вердикта. А наша Каролинка — из солярия, с накладными ногтями, с бриллиантиком в пупке и с психическими отклонениями, эти свои ногти накладные обгрызает нервно, сидит под замком в кабинете химии — да что там говорить… Напялили на нее не по размеру маленькое платье для причастия, венок из лилий возложили на перманент… Какие времена, такие и святые. Какому псу под хвост катится наше время? Вы, пан Хуберт, в эстетическом смысле какой-то… несовременный… А с вашей бабушкой мы прекрасно были знакомы! Вы знаете, как она верила в свое чудодейственное средство, вплоть до самой смерти… Какое? А разве вы не знаете? — Знаю, что по ночам на чердаке что-то варила, но вот что?!

Ваша бабушка хотела найти средство для роста волос, одинаково эффективное и для мужчин, и для женщин. Я до сих пор не знаю, какие она там на чердаке по ночам чары творила! Ваша, пан Хуберт, бабушка была очень культурная, очень чистая, очень приятная женщина, они ведь из тех самых Пучятыцких, в родстве с ними состояла. А потом Лена Пучятыцкая с неким Лунем Пацом связалась, и они тогда из Лондона сюда приехали в пятидесятые годы, но быстро сбежали и там… Моя бабка — еврейка, она вернулась в Польщу из Палестины в тридцать девятом году и сразу отправилась с первым же эшелоном. Вот такое счастье привалило нашей семье. А потом другие в течение долгих лет решали, возвращаться или не возвращаться, пока в конце концов не выдержали и вернулись. В шестьдесят восьмом. Вот так. А ваша бабушка была человеком чистым, аристократкой!

Это я знаю. Знаю, что я наполовину из еврейского простонародья, а наполовину из аристократии. Так-то оно так, пан Хуберт, но очень ей такое ваше отношение было не по душе. Ей хотелось сделать бизнес, а поскольку у нее на глазах у всех в вашей семье, у одного за другим… ну, может быть, кроме вас, пан Хуберт, у всех выпадают волосы, бабка решила положить этому конец. Смешивала, подогревала, взбалтывала, прекрасно понимая, что ничем она так не осчастливит человечество и ни на чем так хорошо не заработает, как на средстве против одной из самых худших напастей, каковой является облысение. Хотела запатентовать его за границей. Работала она и над вопросом проплешин. Эти ее заметки, рецепты до сих пор в нашем доме в Руде где-то на чердаке валяются. Представляю себе мою бабулю над пробирками, как она сливает, записывает по-немецки рецептуру… За окном сплошь лысые в спортивных костюмах, одни фанаты; как знать, может, средство моей бабки поможет им. А если серьезно, это было ее лекарство от бассейна, от угля. Я, например, пишу. И это мое лекарство от облысения. До свидания, пан Хуберт. Вы только пишите, вы все хорошенько опишите!

Я сломя голову несся к нашему дому, пусть к половине, но все равно к дому. Под зарядившим не на шутку дождем. По пути я задержался у «нашей» тумбы объявлений. С бешенством содрал с нее промокшие плакаты, приглашавшие на встречу в столовке. И тогда я вспомнил о кофе, который получил в подарок. Наши, Саша, предложения кредитов покрывала громадная афиша «БОГДАН СМОЛЕНЬ». На лоб ему кто-то прилепил объявление: «Польский союз пенсионеров и инвалидов приглашает на прием по случаю Дня печеной картошки, играет оркестр “Польша-Вирек”». На это наклеено приглашение на «Курс искусства жизни: мантра методом Гуру-джи». Демонстрация объединена с презентацией магического средства для чистки ковров. Этот Гуру бородатый и с золотой цепочкой, как будто он наш валютчик или какой-то альфонс.

Я сорвал все это, потому что у меня в тумбе были заранее проверчены дырки. Легко тумбу наклонил и влез вовнутрь. Никто не знал, что у меня там схрон. Когда-то давно я проделал два отверстия для глаз так, чтобы видеть наш дом и улицу. С какого-то времени я стал заглядываться и на твои, Саша, окна. Как ты ночами по девкам бегал! Я даже курил там, в середке. Об этом схроне я случайно узнал от Фелюся, у которого в коммунистические времена были проблемы с жильем, вот и водил он в эту тумбу девиц. А один раз они там так бурно вели себя, что тумба завалилась на бок, а с нею и они. А я встал внутри и смотрел на наши окна сквозь стену дождя. С такой отстраненностью смотрел, будто я с другой планеты! Вижу, Саша, как у тебя на чердаке зажегся свет. Погас. Кто-то прошел под зонтом, съежившись. И такие вдруг рыдания сотрясли меня, что я завыл в этой трубе. Рыдания стекали по мне, как дождь, смывая все наше подлое время, все смывая. Снова у тебя зажглось, а ты ходил без рубашки по чердаку. Ты весь разделся. Шел дождь. А я стоял и мял в руках полученную на презентации пачку кофе, мял нервно, мял до тех пор, пока она не лопнула, не взорвалась, не выстрелила.

Я тихо проскользнул в дом. Напердели мне в комнате, как скунсы, и с такими вот приходится спать! Я засыпал, не спуская глаз с образа, но в эту ночь Она мне не явилась. А накануне была и велела совершить паломничество. Ну и как после этого не верить?

* * *

Как не верить?! Если происходит такое — сейчас расскажу что. Еду я в этот самый Лихень в слякоть, в непогоду, в дождь, дворники у «малюха» работают что есть сил, тащусь по каким-то полям, лесам, тяжелая метеорологическая пизденция, метеоро-хорроро, видимость, блин, ноль целых ноль десятых, но тут-то и начинается вся история, так что слушай, Саша. Бррр, еду! Мурлычу себе песенку под нос, потому что по радио в это время идут только новости для тружеников полей о покупке скота или азбука Морзе для моряков, мол, ожидается волнение на Балтике. Что у нас чуждые силы не отобрали, то море заберет: придет с приливом, со штормом и лишит нас клочка земли да пары киосков с картошкой фри и мороженым. Покрутишь колесико, поймаешь другую станцию — там разговоры о пагубном влиянии алкоголя. Святой Христофор с посохом весело болтается, подвешенный на цепочке к зеркалу заднего вида, там же талисман, из Германии привезенный, — Том из комиксов про Тома и Джерри. В конце концов нашел я какую-то набожную станцию, подходящую к ситуации. Там — ничего, только молятся, в перерыве рекламы нержавеющих четок и свечек. Еду и думаю, что, может, оно еще как-нибудь утрясется, а тут вижу — слишком много думал, слишком мало смотрел на дорогу, потому что заблудился. Как говаривала старая моя учительница польского, за окном разлилось «настроение тревожного ожидания». Тем не менее я еду вперед (а что еще остается делать?), но уже какой-то пришибленный, какой-то никакой, ни два, ни полтора, ни Богу свечка, ни черту кочерга, хоть, может, свечка как раз и пригодилась бы, потому как страшно сделалось, чертом запахло. А ведь как все могло быть хорошо, а вот на тебе. Я всегда себе трудности нахожу. Ведь были же, причем на нашей тумбе, объявления про экскурсии в Лихень, автобус люкс, туалет, видео, ночевка в Доме паломника «Ковчег», и все сопровождается показом тефлоновых сковородок нового поколения и фильтров для воды. И еще кофе дают. Но все это вдруг слишком запахло для меня «Ануккой™». А к Пречистой эта посуда имеет мало отношения.