В конце концов, его благосостояние совсем не зависит от того, как в магазине идут дела.
– Не рано на работу-то?
– В самый раз, в самый раз, я так давно там не была, пора уже заскочить, задать там всем шороху.
– Ты уж задай им, – смеюсь я, – или дай.
– Нет уж, милочка, – смеется в ответ Егор, – всем будешь давать – скоро кончишься, я не такая, как некоторые. Я теперь приличная дама. Живу тихонечко со своим восточным счастьем, и ни направо, ни налево.
– Совсем никуда, что ли?
– Ага. Именно. Ни в рот, ни в зад.
– Понятно. А чего звонишь?
– Да соскучилась сильно. Моя вот уехала на родину, на очередную народную вакханалию, то ли свадьбу, то ли похороны, то ли выборы какие, не помню, но это ведь и не важно, правда? В смысле, к чему нам отягощать свою память ненужной инфой, да? Ну вот я и звоню, предлагаю, может, встретимся, поговорим про кино?
– Про кино? – я задумываюсь, ибо «поговорить про кино» на нашем с ним языке значит замутить «первого». Почему-то именно кинематографическая тема под «белым» идет особенно бойко. Помню, последний раз, когда мы нанюхались в «Прадо», то полночи до хрипоты спорили о независимых режиссерах. Егор утверждал, что Такеши Китано все еще нельзя относить к мэйнстриму, я же твердил, что как только авангард получает приличный кэш, то тут же весь его радикализм и заканчивается. Впрочем, я не очень хорошо помню, быть может, речь шла о Вонге Кар Вае, Такасе Миике или вообще о ком-то малоизвестном, но что-то было в этом роде, какое-то восточное дерьмо, точно.
– Ну, милая… – тяну я, и, сказать честно, мне хочется, ох как хочется послать все к черту, похерить и мою властную подругу, и все эти ебаные игры в отношения, задвинуть планы и диеты, здоровый образ жизни, силовые тренировки и прочее, сесть с этим родным раздолбаем в каком-нибудь правильном месте, там, где не так много придурков и шлюх, и, главное, никого знакомых, чтобы, не дай бог, ни одному уроду не взбрело бы в голову радостно орать при виде нас: «Привет!», – чтобы ни один лох не плюхнулся бы за наш укромный столик, чтобы только чивас со льдом и кокос, да еще ненавязчивая музыка, какой-нибудь minimal или down-tempo, и наша беседа, пустая и никому в целом мире не интересная, не несущая в себе ничего, никакой информации, кроме энергетики и тепла, вот именно – тепла, почти материнского тепла, а не в нем ли я нуждаюсь сейчас больше всего?!
– Ну, милая, – говорю я, – у меня же здоровый образ жизни.
– На хуя?! – Егор удивляется искренне. – Зачем?
Он ведь, правда, такой хуйней никогда не страдал, да ему, впрочем, и не надо, мотор-то у парня всегда работал, как часы, а лишний вес не прибавлялся, вот только нервы шалили, ну, депрессовал, это правда, так у кого они в порядке, куколка, нервы эти, в наше время?
– На хуя? – не отстает Егор. – У тебя че, проблемы?
– Да ну ты ж знаешь, – говорю я, – конечно, у меня проблемы с лишним весом, поэтому я стараюсь пару раз в году сидеть на жесткой диете.
И так трудно, пиздец, а тут еще ты, старая перечница, масла в огонь подливаешь!
– Да ладно, – смеется Егор, – какие еще у тебя проблемы? С каким еще лишним весом? Так выглядеть, как ты, в твоем возрасте удается только голливудским ублюдкам, но там-то пластика и коллаген, клиники, чистки, липосакции, дорогостоящие ебучие доктора, а ты вот, видишь, сам по себе, самородок московский, выглядишь на все сто, бля, так что че ты гонишь, ерунда такая!
– Ага, ерунда, – говорю я, – ты даже и представить себе не можешь, как я парюсь, чтобы так выглядеть!
– Да ладно, – снова смеется он, – забудь, брось, от одного раза ничего страшного не произойдет. Расслабишься и заодно, наоборот, решишь на вечер проблему с аппетитом.
– Ну, хорош, хорош, – говорю я, – хорош меня убалтывать, а то я еще соглашусь, и все, понесется пизда по кочкам, не остановишь. В последний раз мы с тобой так про кино поговорили, что я из клинча только на третий день вышел, проснулся где-то в Мытищах…
– В Мытищах?! Ха-ха-ха! – Егор смеется, просто заливается. – Элитное местечко! И как там?
– Да полный пиздец, проснулся, смотрю – где я, ничего не понимаю. Рядом телка какая-то…
– Так, так, телка, хотя в твоем случае запросто мог быть и мужик, какой-нибудь там стареющий долбоеб, но рядом оказалась женщина, уже удача, ну-ну, поподробнее, – не унимается мой дружок.
– Нет уж, на хуй подробности, вот ты ржешь, а у меня мурашки по спине, так противно, прикинь?
– А че за телка-то?
– Хуй ее знает, силикон сплошной, подобрала, говорит, меня где-то в шесть утра у «Дягилева»…
– Ага, подобрала и к себе в логово утащила.
И отъебла еще, наверное, девочку нашу невинную.
– Да нет, это-то вряд ли, ты ж сам понимаешь, в том состоянии со мной ничего сделать было нельзя, нестояк полнейший.
– Да ладно, – снова смеется Егор, – брось, ну ты же секс-машина, приятель.
– Ага, точно, только у машины, похоже, бензин не вовремя кончился.
– Да у тебя же еще пара грамм оставалось, когда же ты успел их хуйнуть-то?
– Не знаю, Егорик, то ли потерял, то ли спиздили, то ли угощал блядей каких-то чересчур усердно, не помню, в общем, короче, пришлось плотно на алкашку присесть.
– Ага, ага, снусмумрик наркотический, ну и чего Мытищи-то? Наверное, элитный жилой комплекс…
– Ну, кстати, квартирка, вроде, приличная, кожаные диваны, джакузи, антресоли там, бар, проектор, типа всего метров сто, ну, типа сто двадцать, а может и больше…
– И?
– Что еще за «и»? Нормально, в целом. Только вот адресок хуевый.
– Вот ты привереда! Баба, ну или мужик – не важно, тебя, считай, на руках из горящего танка вынесла, в смысле, из «Дягилева», а ты нос воротишь. Не сволочь ли?
– Ой, мне этот загул даже вспоминать страшно.
– Ну и вынесла она, значит, тебя из танка, в свою берлогу оттащила, а дальше-то чего?
– Да ничего! – я тоже смеюсь. – Такси вызвал, и домой, домой.
– Погоди, погоди, ну ты ее хоть перед уходом в щечку поцеловал?
– Да иди ты, – я хохочу в голос, – какой там! Никаких нежностей! Быстрее, быстрее в Москву родную! В цивилизацию!
– Неблагодарная ты сучка какая! А твоя как на все это?
– Да как? – я немного медлю с ответом, возвращаясь мыслями к своей подруге. – Никак вроде, похоже, и не заметила ничего.
– Везет! – искренне восхищается Егор. – А моя бы такое устроила! Знаешь, какая она ревнивая, Гюльчатай моя?
– Ну, зато моя теперь мне устроила, – говорю я, хотя вроде и не собирался, но вот так всегда, вечно растреплешь о том, что на сердце лежит.
– Что случилось? Ты снова выступил, что ли?