По всем законам логики, кузнечик должен был ускакать в ближайший куст, но вместо этого развернулся и попрыгал прямиком к жабе. Когда насекомое было в нескольких сантиметрах от пучеглазой морды, выметнулся липкий желтый язык – и еще через секунду лапы несчастного кузнечика задергались, свисая из широкой жабьей пасти. Паренек восторженно захлопал в ладоши. Его братья и сестренки подхватили, а хозяйка, напротив, нахмурилась. Саманта удивилась такой реакции:
– По-моему, отличная забава.
– Да. Отличная. А если бы жаба была ростом с быка, кого бы она тогда ела?
Сэмми пожала плечами:
– А если бы кошки были ростом со львов, на кого бы они охотились?
Кубинка покачала повязанной платком головой, словно не до конца убежденная в совершенной безобидности ленивой жабы.
Перед отъездом Саманта все же не удержалась и позвонила знакомому зоологу, доктору Мигелю Фернандо Мартинесу из Гаванского народного университета. Если честно, ее заинтересовали отнюдь не магические способности жабы, а ее видовая принадлежность. Сэмми никогда не слышала, чтобы кто-то из земноводных, кроме пип, вынашивал потомство в спинных карманах. Доктор Мартинес обрадовался звонку.
– Саманта, дорогая! Что же вы не сказали, что решили посетить наш солнечный остров? Немедленно приезжайте в гости. Я настаиваю.
Саманта обещала заехать и перевела разговор на загадочных земноводных.
– Ах! Эль сапо перезосо! Ну конечно. Крайне любопытные животные. Эндемики, нигде больше таких не обнаружено. Вы ведь знаете, какие интересные формы может принимать островная фауна, чья эволюция проходит в отрыве от основной популяции…
– Да. Они и вправду умеют приманивать насекомых?
– Насекомых, и не только. Я некоторое время ими занимался…
– Какое совпадение, – вздохнула Саманта.
Доктор Мартинес отличался многословностью и крайне восторженным темпераментом, так что беседа грозила затянуться надолго. Сэмми уже и не радовалась, что подняла эту тему.
– Сначала мы считали, что это какой-то химический аттрактант. Получили грант от министерства сельского хозяйства – ведь если бы мы выделили активное вещество, его можно было бы использовать в борьбе с вредителями. Однако, вы не поверите, никакого секретируемого во внешнюю среду вещества мы не нашли!
– То есть?
– То есть поначалу нам казалось, что мы напрасно потратили время и деньги. А затем один из моих студентов, нейробиолог, решил проверить мозговую активность жаб в тот момент, когда те приманивают добычу. Вы ведь наверняка слышали от местных – те верят, что это нечто вроде телепатии.
– И что?
– И то, дорогая Саманта, что мы обнаружили очень интересные пики активности в переднекортикальной области. Какой-то ритм, прежде никем не описанный… Наша лаборатория выпустила две статьи.
Лицо доктора на экране коммуникатора при последних словах скривилось в печальную гримасу.
– Ведь это здорово? – нерешительно поинтересовалась Саманта.
– О да. Но, видите ли, при нашей экономической ситуации правительство заинтересовано лишь в тех исследованиях, которые могут принести немедленную прибыль. Академическая наука их не интересует. Нам прикрыли финансирование, и пришлось свернуть проект.
– Какая жалость, – искренне сказала Саманта. – Вы не пробовали привлечь частных инвесторов?
– Здесь это не приветствуется, – недовольно ответил Мартинес. – Пережитки коммунистического прошлого, вы понимаете. Однако, Саманта, зачем обсуждать все эти печальные вещи по телефону? Приезжайте, и мы побеседуем. Может, у вас возникнут какие-нибудь идеи…
Саманта обещала, что приедет, и честно намеревалась выполнить обещание, но через два часа, когда она уже паковала вещи, раздался новый звонок. Это был Дерек Митчелл, один из ее студентов. Задыхаясь от восторга и чуть не заплевав весь экран, Дерек сообщил, что последняя партия животных чувствует себя превосходно. Критический срок в две недели миновал, и никаких злокачественных образований не появилось. Сэмми выронила полотенце и шампунь, которые как раз укладывала в чемодан. В тот же вечер она вылетела в Бостон, и жабы заодно с безутешным доктором Мартинесом были надолго забыты. Вспомнила о них Саманта только через четыре года.
К тому времени она оставила академию и стала основателем и научным директором новой фирмы – SmartGene Biolabs, расположенной в «Генной долине», биотехнологическом центре Бостона. Идея «генетического компьютера» из абстрактной мечты превратилась в работающую и крайне популярную технологию.
Тогда, четыре года назад, выделив клетки из лабораторных мышей и посеяв культуру на токопроводящую подложку, Саманта доказала, что ее «генетический компьютер» работает. Пока он выполнял одну, крайне простую команду – «Умри!». В ответ на серию электрических импульсов в экспериментальных образцах включался апоптоз, тогда как контрольные клетки оставались здоровешеньки. Но это было только начало. За прошедшее время группа Морган усовершенствовала набор команд, и эксперименты перешли на организменный уровень. С помощью встроенных в клетки наноэлектродов ученые изменяли программу эмбрионального развития организма, придавали тканям новые свойства, включали выработку нужных белковых комплексов. Богата, знаменита и на полпути к желанной Нобелевской премии – да, Саманта Морган достигла всего. Ее лицо не сходило с экранов, за интервью с ней сражались ведущие телеканалы.
«Ваша технология изменит мир. Некоторые уже сейчас называют ее «рукой Бога». Каково это – чувствовать себя Творцом?»
Сначала Саманта отвечала, что не творит жизнь, а лишь изменяет уже сотворенное. Затем улыбалась и говорила: «Неплохо». А когда вино славы ударило в голову, добавляла: «Бог сотворил людей и животных несовершенными, а врожденное несовершенство ведет к страданиям. Наша задача – облегчить эти страдания или полностью их устранить. Мир, который мы создаем, будет счастливым и совершенным».
Доктор Морган не остановилась на достигнутом. Когда «генный компьютер» заработал, она оформила патент и параллельно занялась новой идеей – горизонтальным дрейфом генов. С его помощью можно было создавать химерные организмы, отлично чувствующие себя в самых разнообразных средах.
Поступил совместный заказ от НАСА и минобороны. Там как раз занимались разработкой третьего и четвертого поколения андроидов, способных переносить низкие температуры и почти бескислородные условия. Шла речь о проекте освоения Марса. Прежняя Сэмми серьезно задумалась бы об этических аспектах проблемы. Новая Саманта Морган думала лишь о науке, о ее бесконечных возможностях. Она была Творцом, а Творец не занимается юридической волокитой. Он творит. Юристы НАСА давно провели закон, согласно которому андроиды, несмотря на большой процент человеческой ДНК и внешнее сходство с людьми, в правах уравнивались с культурой человеческих клеток. То есть никаких прав у них не имелось, а значит, запрет на эксперименты над человеком на них не распространялся. Отлично! Соединив две новейшие технологии, «генетический компьютер» и «горизонтальный дрейф», Саманта сумела добиться впечатляющих результатов. Организмы подопытных андроидов и животных вышли на новый уровень саморегуляции. «Генетический компьютер», анализируя условия окружающей среды, включал именно тот набор ДНК, который отвечал за необходимую в данный момент адаптационную программу. Бескислородный обмен веществ, высокая термоустойчивость, резистентность к радиации… Да практически что угодно. Более того, трансгенные существа обладали способностью ассимилировать ДНК из окружающей среды и использовать ее на свои нужды. Эволюция тысячу лет работала над тем, чтобы живые организмы были максимально приспособлены к среде своего обитания. «Генетический компьютер» выбирал нужные аллели и встраивал их в ДНК новых существ, наделяя их теми же свойствами, что были у исконных обитателей данной природной ниши.