Волшебная сказка Нью-Йорка - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Патрик Данливи cтр.№ 30

Я часто сюда захаживал несколько лет назад. Неторопливо пересекал мраморный пол, чтобы сдать пальто. Добродушный джентльмен приветствовал меня из-за стойки. За которой виднелись плечики, крючки и бирки для сумок. В зеленых кожаных креслах сидели многообразные миссис Соурпюсс. Ожидая, когда мужья их пропарятся. Чтобы этой ночью бросить к их ногам боготворящий их мир.

— Вот сюда, сэр, к следующему лифту.

Мужская рука в белой перчатке указывает мне путь мимо мерцающих бронзой дверей. Дрынь-брынь, бегут огоньки. Пятый, пожалуйста. Все так приветливы и дружелюбны. Разве кто огрызнется порой, да и то еле слышно. Что-то вроде решетчатой клетки с человеком внутри. Укладывает мой бумажник и мелочь в бурый бумажный пакет. Жмет железную рукоять. Прищипывая края. Примерно как с бедрами Фанни. Ущипнешь. Застряв между ними. Они и раскроются.

Вдоль темноватых рядов именных нумерованных шкафчиков. Служитель говорит, вот хорошее место. Рядом с главным проходом. Глубоким голосом убеждает меня купить спортивные туфли, суспензорий, трусы и рубашки. Все с эмблемой клуба, пурпурной стрелой. Раздеваюсь между темно-зелеными шкафчиками. Совсем как в давние годы. Глядя поверх деревьев в окно. По извилистым парковым дорогам проползают машины. И ночами, когда огоньки опрыскивали эту серую даль. Опуская небо пониже. Коля его и клеймя. Ты смотрел из окон в безопасности и тепле.

Звуки спортивных схваток. Вдоль длинного коридора. Лязг фехтовальных клинков. Топот бегущих ног. Хруст сгибаемых коленок. Вот в эту дверь. На стенах фотографии бойцов, одни сплошь в мускулах, другие — сплошная улыбка, но каждый стоит, изготовясь к удару. Атлеты вхожи туда. Куда другие и нос сунуть боятся. Потому как у них кулаки. Светловолосый мужчина сидит за столом. Склонившись над дневным выпуском газеты. Неторопливо поворачивается, чтобы взглянуть. Недоуменно хмурится.

Откладывает газету. И восклицает.

— Ну ты подумай. Да это ж Корнелиус Кристиан. Где тебя столько лет носило.

— В Европе.

— Без шуток. Ну кто бы подумал. Что ж, рад тебя видеть, чемпион. Слушай, а ты неплохо выглядишь. Нет, это ж надо. В Европе. Как они там, поумнели.

— По-моему, да.

— Это хорошо. А то валят оттуда валом какие-то недоделки. Да, вот это сюрприз. Года три, наверно, прошло, или четыре.

— Семь.

— Ну ты подумай. Семь лет. Помнишь Адмирала. По-прежнему тут. И куча морских капитанов. Судьи. Мэры. Актеры. Промышленники. А я все еще пытаюсь продавать свою антикварную мебель. Этой ораве крохоборов. Ну не желают они покупать моих шератонов с чиппендейлами. Слова для них длинноваты, не понимают. Лучшая подлинная старинная мебель, какую когда-либо делали у меня в задней комнате в Бронксе. Однако, послушай, Корнелиус, ты и вправду здорово выглядишь. Тут, знаешь, форму держать невредно. В городе черт знает что творится с преступностью. С ума можно спятить. Даже честный преступник и тот не чувствует себя в безопасности. Теперь уже убивают прямо в подземке. То есть, если ты ночью добрался до дому живым, считай, что тебе повезло. Собственно и днем то же самое. Слушай, а что ты поделываешь, Корнелиус, работаешь где-нибудь.

— Да.

— И кем.

— Ну, пожалуй, меня можно назвать распорядителем.

— Распорядителем. Это которые раздают бесплатное пиво. Прислал бы, что ли, и мне приглашение.

— Всенепременно.

— Корнелиус, голубчик, ты даже не представляешь, до чего я рад тебя видеть.

В это зале с зеленым полом. В которую входят Адмирал и Судья. Под уханье боксерской груши. Под звуки колоколов и сирен пожарных машин, летящих внизу по улице. Сердце мое согревается. Вот первый человек, который рад меня видеть. Его искрящиеся голубые глаза. Ублаготворенное круглое брюхо. Изгоняют одиночество прочь. Вселяют надежду. Именно в тот миг, когда я, упав на колени, возносил лихорадочные мольбы. О драгоценный мир, услышь мой тоненький голос. Разреши мне сказать би-бип. Прежде чем ты велишь мне заткнуться.

— О, Адмирал, вы помните Корнелиуса Кристиана.

— Нет.

— Что. Корнелиуса Кристиана не помните. Бронксовский Бомбардир, чемпион в среднем весе. Лучший хук левой и встречный правой, какой вы когда-либо видели.

— Нет. Не помню. Но ему не мешает побриться.

— С какой это стати.

— С такой что он весь зарос.

— Да ну вас, Адмирал, ничего он не зарос. Мы все тут бреемся каждый день.

— Мне это все едино, но женщинам подобная щетина представляется оскорбительной.

— Что вы на это скажете, Корнелиус, оказывается, бороды оскорбляют женщин. Может, Судье пора уже выписать ордер на ваш арест. Это, может, в Европе заросших любят. А американской женщине подавай голенького. Есть у вас, что на это ответить, Корнелиус.

— Американская женщина это всего лишь товарная единица.

— Что. Погодите, Корнелиус, давайте без длинных слов. Вы хотите сказать, что они покупаются и продаются. Вроде как скот. На предмет извлечения прибыли.

— Да.

— Ну ты подумай. Пойду-ка я, пожалуй, домой, пересчитаю своих дочерей.

О'Рорк стоит, уперев руки в боки. Клетчатый купальный халат свисает ниже колен. Шея обмотана полотенцем. Они с Адмиралом пролезают под канатами ринга. А я на цыпочках удаляюсь. Под звуки ударов по корпусу и свист пролетающих мимо носа перчаток. Сладкий запах пота и теплых пушистых полотенец. Наилучшего качества белье. Во всем здании не сыщешь ни единого пальца с грязью под ногтем. За всю ночь ни разу не пукнул. Так в себе и держал. Чтобы не доставить огорчения Фанни. А она в благодарность чуть не сдула меня с кровати. Решила, должно быть, что я жираф. У них один писает, а другой это пьет. С большим удовольствием. Руки и ноги ее все еще обнимают меня. Чувствую их вкруг себя, спускаясь по серым ступеням. Она сказала, что женщины всегда ее ненавидели. И что она ненавидит женщин. Мотнув головой в сторону окон. Опуская бинокль и говоря, не могу навести на резкость. Эти двое напротив как раз раскочегарились. Она спросила меня, что там творится. И я вывалил на нее кучу бесстыжей лжи.

Через черные вращающиеся двери. К запаху полотенец и спиртовых притираний. Ряды обшитых панелями кабинок для переодевания. В каждой свой обувной рожок. Широкий лик автоматических весов. На которые я встаю, и стрелка показывает сто шестьдесят четыре. Сосуд с голубоватой водой, полный расчесок. Баночка вазелина. Тазы и зеркала. Плиточные стены и пол. Вода, плещущая в просторном иссиня-зеленом плавательном бассейне. Голые мужчины и мужчины в полотенцах. Фанни сказала, что первая пара мужских яиц, какую она увидела, принадлежала ее отцу, и хотя он был милейший человек, ей они показались противными. А потом сказала, но твои мне нравятся. Они так славно блестят, когда их сильно сжимаешь. И Корнелиус, почему бы тебе не преподнести мне сюрприз. Подарить, что-то ценное. Чтобы я ощутила себя любимой. Придумай что-нибудь. Что-то по-настоящему чудесное. Потому что, иисусе-христе, они пытаются прикончить меня и нет никого, Корнелиус, кому я могу верить. Я ведь нужна тебе не из-за денег, правда. Ты знаешь, о чем я. О чем я говорю. Мне необходим кто-нибудь рядом. Это все равно как прогулка, прогуливаться можно только в толпе. Потому что одинокие люди достаются акулам.