Авиньонский квинтет. Quinx, или Рассказ Потрошителя - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Даррелл cтр.№ 7

CAT: Наверно, мне тогда не хватало опытности, ну и, естественно, когда человек влюблен, на нем стоит «печать» объекта его желаний, он становится похожим на утенка, влюбленного в ботинок своего хозяина. И все-таки. Поразительными были сухие удушающие поцелуи со вкусом соломы, ласки самки богомола. Сухой карман, как у сумчатого животного, карман редко посещаемого влагалища должен был бы привлечь внимание к большому и прекрасному клитору. Войти в нее было трудновато, но во всем остальном она была нормальной и даже отважной. Потребовалось время, прежде чем я понял, что она инсценирует оргазм, а также (судя по некоторым непроизвольно вырывавшимся у нее словечкам) думает о ком-то другом, когда мы вместе. Она долго не выходила замуж, так почему она решила выйти за меня?

БЛЭН: Не знаю. Возможно, активные лесбиянки имеют слабость к молодым замужним женщинам, их возбуждает обручальное кольцо, ведь эти лесбиянки одновременно обманывают мужчин и подделываются под них. Экскалибур! Они испытывают радость, унижая мужа и предавая его!

Неожиданно ему стало понятно все, в том числе и наличие целой гурьбы подружек, очень женственных и неудовлетворенных (если верить им) семейной жизнью. Как она говорила, они сначала «бросались» на Тома, Дика, Гарри. Естественно, свою роль сыграли принятые традиции общения. Никто не обращает внимание на женщин, которые целуются и обнимаются друг с другом, немного «материнского» отношения считается в порядке вещей, и, уж точно, нет как будто ничего дурного, если жены вместе отправляются в дамскую комнату, предоставив своим мужьям возможность важно попыхивать трубками и беседовать о священном банковском ремесле!

Сама не больше понюшки табаку, а сколько пренебрежения! Une belle descente de lit. [42]

С: Господи, ну и французский!

Б: Знаю. Опять позерство. Продолжайте.

Итак, он обнаружил, что постепенно стал как бы пародией жены, своего рода травести. Мыл посуду и торчал дома, чтобы проследить за кухаркой, она же вместе с одной подружкой убегала к другой подружке составлять гороскоп. Телефон раскалялся от шуток, не предназначенных для чужих ушей, и планов на будущие развлечения. Однажды он случайно вскрыл адресованное ей письмо, перепутав почерк (ему никогда бы в голову не пришло следить за ней), и сразу все встало на свои места. Неожиданно ему подумалось о так называемом «мужском протесте» — тоненьких усиках, которые с болью удаляются восковым депилятором или обесцвечиваются перекисью водорода. Зеленые тени, амулеты, ожерелья — и одна серьга!

Amo, amas, amat. Je brûle, chérie, comme une chapelle ardente! Baise-moi! [43] Самодовольство, жажда успокоения, тщеславие, ханжество — Сатклифф: «К вашим услугам, старина: на ваше усмотрение».

Прибавлю, пожалуй, анекдот, рассказанный кем-то — Фатимой, если быть точным. «Давай переспим, поучимся болтать по-французски». Получалось не очень, потому что ее не отпускало отчаянье — отчаянье безнадежной толстухи. Но, в конце концов, все наладилось, а потом она плакала от ужаса и неистового наслаждения. Что мне нравилось в ней? Она была на редкость земной, с обыкновенным, как персик, лицом. Зато от ее бедер исходил жаркий аромат пота, напоминающий мускус; ее кожа, когда я касался ее языком, была влажной, как роза, покрытая росой. И я лизал и лизал ее, как drogué en état de manque! [44] — по ее собственному выражению.

Разглядывая себя в зеркале, Тоби воскликнул: «Подлый гном! Если бы не твоя красота, я бы тебя бросил!» Его объявление все еще регулярно помещали в «Трибюн». Оно гласило: «Пожилой вампир (рекомендации имеются), проживающий в старом мрачном особняке около Авиньона, ищет благоразумных удовольствий».

Еще он сказал: «Другие люди пьют, чтобы забыть, а я пью, чтобы помнить!»

Поэтическая субстанция, выделенная из прозаической строки, печальный монорельс сюжета и персонажа. Пусть уж неразвившиеся зародыши рассказа растворятся в сознании. В качестве несчастного случая — смерть из-за снежных заносов около Загреба. Огромный автомобиль похоронен в сугробе. Она — в вечернем наряде, рядом меховое манто, в рукаве которого спит котенок Дымок. В лучах от фар блестели хрупкие кристаллики, словно светились изнутри. Они забыли выключить печку. Белый «мерседес» с погребенными под снегом огнями. Зачем продолжать? Они медленно задыхались в ожидании спасателей, которые не могли пробиться к ним до рассвета. Выжил лишь Дымок. Его громкое мяуканье, казалось, заполнило весь салон.

Письмо из далекого Лондона. Серое небо. Мочиться надо в писсуар фирмы «Твайфорд Адамант». БЛЭНУ пришлось написать на открытке: «Имейте в виду, что вздремнуть днем — не значит медитировать. Любознательность — не любопытство. Будьте осторожны с черными карандашными копиями — это демоническая культура. Делайте фотороботы мужей и жен!»

Эклер, который написал обзор, был старым благородным французом, скопидомом, как многие французы, горевшим беспощадным лживым пламенем. Он написал о поэте, словно тот был лестничным ковром, размякшим в шотландском тумане. Он завивал волосы горячими щипцами и ел убедительно много чеснока во время изысканных, возвышенных развлечений. Тем не менее, он все понял и все назвал! Это было ужасно. «Хорошему художнику должно хватать ума наслаждаться неотвратимостью смерти — иначе его жизнь не что иное, как скандальное пренебрежение жизнью!»

Б.: Где завершается реальная жизнь людей? И где начинается их воображение? Я был лунатиком в литературе. Мои книги случились en route. [45] Из-за них я в убытке и не приписываю им какой-то особенной ценности. Разве что они пригодятся другим лунатикам — в качестве дорожных атласов. Как знать? С социальной точки зрения я — пожиратель фиг. Я всегда верил в себя — credo quia absurdum! [46] Склонный к барочным оборотам речи, в своих опусах я хотел заменить обыденное и плотское чем-то изысканным и сложным.

Ступай и шлюху подцепи,

Ее утешь, поторопись.

В беде красотка просит лучшей доли,

Но Дженкинса она лишает воли.

Как розу ты ни назовешь,

Все будет розой, коли запах ты вдохнешь. [47]

Любовник, робкий шут, готов

Навек остаться без штанов,

Дабы спасти живое чувство