Авиньонский квинтет. Quinx, или Рассказ Потрошителя - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Даррелл cтр.№ 31

— Это так тяжело, но… но я не могу скрыть от вас, что был причастен к смерти вашего брата — и в какой-то степени к смерти Ливии.

Он опустил узкую голову — будто вырвавшиеся слова придавили его, как тяжкая ноша, будто ему самому было трудно осознавать их смысл. Смиргел молча, в одно мгновение обессилев от непомерной муки, глядел на Констанс, сделавшись похожим на больного грифа.

От услышанного Констанс лишилась дара речи, настолько она была потрясена. Она была не в состоянии выразить свое отношение к тому страшному, ужасному, что сейчас услышала. Однако к невероятному удивлению примешивалось недоверие. Всякого, кто вступал в какие-либо отношения со Смиргелом, тотчас осенял своим крылом ангел сомнения. Неизбежно у людей возникал вопрос: какие тайные мотивы движут этим человеком? Впрочем, если все это неправда, зачем бы он стал рассказывать об этом ей, Констанс? Зачем касаться темы, которая и для него не менее болезненна?

— Продолжайте, — с усилием произнесла она, словно упрекая его за трусость.

Тогда он встал со скамьи и, заложив руки за спину, начал шагать туда и обратно по узкому проходу, мысленно подбирая все нити своего неспешного повествования.

— Теперь вы понимаете, что я был довольно тесно связан с Сопротивлением, которое быстрыми темпами становилось реальной силой, в основном из-за дурацкой политики рейха, сделавшего ставку на рабский труд. Из-за этого молодые люди убегали в горы. Вскоре в Севеннах шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на беглеца. Есть там, конечно же, было нечего, и им сбрасывали с воздуха не только оружие, но и еду, особенно когда сформировались военизированные отряды. Несколько таких отрядов я выдал нашим, чтобы укрепить свое положение, но далеко не все. Лучшим укрытием для них стали густые леса вокруг Ласаля и Дюрфора — там ведь везде горы. И наши войска, и полиция Виши часто прочесывали эти леса, однако им редко когда удавалось застать партизан врасплох. Естественно, действия партизан были под пристальным вниманием Лондона и Марселя, откуда время от времени посылали людей, чтобы они все разузнали на месте. Число сброшенных на парашютах агентов постоянно росло. Конечно, я тщательно все это отслеживал, тем более что в Лондоне безоговорочно мне доверяли и передавали много секретной информации, частью которой я по понятным причинам делился со своими. И вот однажды я получил из Лондона некоторые вопросы, которые заставили меня насторожиться. До них там дошли слухи, что Ливия состоит в армейском подразделении, которое несет гарнизонную службу в Авиньоне. Не спрашивайте меня, как они об этом узнали, понятия не имею. Но какой-то человек оттуда пытался установить «контакт». Лондон сообщил, что это «близкий родственник». Поначалу мне даже в голову не пришло, что этим человеком может быть ее брат. Ведь он бесследно исчез, и я никак не был готов к его появлению в качестве командоса, которого сбросят с парашютом в районе Ласаля. Что ему поручат подготовить отряды Сопротивления для дальнейшего приема сброшенных самолетами союзников. Так вот. Когда я сообразил, что это действительно он, мною завладела ненависть. Ненависть! Чудовищная ненависть!

— Это не самое приятное и не самое изысканное чувство, — продолжал Смиргел. — Я даже сам удивился, что способен так сильно ненавидеть. Потому что начал действовать как во сне, с холодным автоматизмом, совершенно забыв о каких-либо моральных обязательствах. И то, что потом случилось, не было заранее продумано, ни единого шага. Во всяком случае, мной это точно не было продумано. Все случилось как будто само собой, по воле судьбы, рока или чего-то там еще. Кстати, когда я узнал, что речь идет о Хилари, что его хотят сбросить с парашютом в наши места и что он надеется увидеться с нею, я ничего не сказал Лив, хотя, конечно, стоило бы посмотреть на ее реакцию. Смогла бы она устоять, узнав о намерениях брата, то есть любовника? Да и вообще, чего Хилари хотел от их встречи? И чего Лондон ждал от предстоящей операции? Это мне было не очень понятно. Но все равно я ликовал. Человек, ставший причиной моих несчастий, скоро окажется в моей власти, и я смогу покончить с ним, причем без особых усилий. Просто выдать его милиции Виши или позволить армейским людям арестовать его и судить. Но сначала надо было обеспечить ему безопасность. Высоко в Севеннах я тщательно подбирал площадку для приземления. И опять же было что-то фантастическое в том, с какой легкостью мне удалось провести всю операцию. Хилари ничего не заподозрил, когда я сообщил ему, что его сестра готова с ним поговорить. Неудивительно, что после долгого времени мы с ним не узнали друг друга — собственно, так оно и должно было быть. Виделись мы от силы пару раз, да и то мельком. Я бы и не догадался, что это он, если бы не предварительное сообщение из Лондона. Ну а дальше… уже проще простого было арестовать его, посадить в джип и отправить в Авиньон. Он, разумеется, сразу догадался, что стал военнопленным и вся операция провалилась. Ну а я привлек к делу и наших армейских, и французскую милицию, поэтому Хилари был в некоем роде их общим пленным. И как раз с этого момента и начались мои трудности. Ибо я все меньше мог контролировать ситуацию. Его заперли в авиньонской крепости, чтобы подвергнуть допросам, и обе разведки принялись выяснять, кто он и зачем прибыл во Францию. Из-за того что ваш брат до войны жил в Провансе и отлично знал язык и здешние места, им заинтересовалась милиция, объявившая его обыкновенным преступником — он не был в форме, когда его арестовали. Естественно, его в любом случае ждала смерть — обе разведки имели право, закончив с допросами, учинить расстрел… в чем я как раз и был заинтересован. К несчастью, из-за всей этой возни Лив тоже попала в поле их зрения.

Вам, конечно же, известно, что в жизни Ливии, в выбранной ею жизни, всегда была некая двусмысленность, и нашлись люди, которые разузнали о ней все, включая ее политические и философские взгляды. Во время войны в задачу контрразведки входит подозревать всех и каждого в возможном предательстве. А ведь Лив не очень-то любили. И чем больше узнавали о ней и ее семейных связях с довоенным Провансом, тем меньше доверия она вызывала. А тут еще брат прилетел из Англии, чтобы встретиться с ней. Ну, и безмозглые, но слишком старательные типы, которых, вроде кишечных паразитов, полно в департаментах разведки, принялись вынюхивать и выспрашивать — я тоже этим занимался. Ужас в том, что все, что они накопали, так или иначе дискредитировало Ливию, а такого развития событий я никак не ожидал. Когда я сказал ей о приезде и аресте ее брата, она побелела, как полотно, и села, нет, упала на стул, потрясенная этим известием. И сразу, естественно, поняла, что его неминуемо ждет смертный приговор. Ведь мы, разумеется, ничего не можем предпринять для его спасения? — с явной иронией спросила она меня. И я не знал, что ей ответить, так как в мои намерения не входило его спасать. Однако она так переживала, что я совсем растерялся, и тогда она сказала, что должна повидаться с ним, должна с ним поговорить. А его уже пытал лишенный всякого воображения следователь из милиции, задавал кучу дурацких вопросов, достойных пятиразрядного средневекового инквизитора, на которые Хилари не дал ни одного прямого ответа. Материалов для следствия явно было маловато. И мне удалось убедить следователей разрешить брату повидаться с сестрой. Дескать, это хорошая возможность раздобыть дополнительные факты. Достаточно установить микрофоны — там, где будет проходить свидание. На это они клюнули, во всяком случае, свидание состоялось. Здесь. Они сидели как раз на этой самой скамье! Да, понимаю, не совсем понятно, зачем надо было назначать встречу в том же самом месте, но мне оно показалось подходящим для нашей истории — моей истории, ведь я довольно часто прихожу сюда, сижу тут один и думаю о Лив. Я очень виноват. И все же не стоит винить в свалившихся на нас несчастьях себя самих, это — рок, судьба! Их встречи проходили здесь, прямо здесь, на этой скамье, и все беседы аккуратно записывались на восковые валики. Вы сами можете их послушать, если пожелаете. Для разведки в них не было ничего интересного — всё только о невероятной, о нечестивой любви. А у меня стынет кровь, когда я это слушаю, потому что сразу вспоминаю, почему наша любовь потерпела неудачу…